Ли Голдберг - Мистер Монк идет в пожарную часть
Я покачала головой:
— Нет, я в это не верю. Вы правда думаете, что раскрыв некое магическое число преступлений, тем самым свершаете покаяние и Господь подскажет, кто убил Вашу жену?
Монк покачал головой:
— В этом нет ничего магического и духовного. Я еще не достаточно сведущ, чтобы выявить убийцу Труди. Если я раскрою достаточно дел, возможно, однажды и смогу найти виновного.
— Мистер Монк, — мягко произнесла я. — Вы и так лучший детектив из всех.
— Видимо, я недостаточно хорош. Потому что убийца Труди еще на свободе, как и Лукас Брин.
Монк перевернул еще одну страницу в книге.
— Этот чокнутый пес попадает в одну неприятность за другой, — Монк улыбнулся и указал на иллюстрацию.
Мармадюк загнал кошку на дерево, и ему удалось свалить высокую сосну к огромному разочарованию детей, несших к дереву молотки, гвозди и доски. Думаю, сегодня мы не будем строить домик на дереве.
— И делает это уверенно, — я похлопала его по плечу и вышла из комнаты.
Эдриан Монк, без сомнения, был самым сложным и, пожалуй, самым трагическим человеком из всех встречавшихся мне в жизни. Я пожелала, чтобы он смог отпустить часть вины, носимую в сердце.
Хотя кто бы говорил. Сколько ночей я провела, смотря в потолок и мучаясь, что Митч умер из-за меня. Люби я его сильнее, он бы не смог оставить нас. Он бы не оказался на другом краю света. Его бы не подбили в небе. Люби я его сильнее, Митч бы не нуждался в полетах; он бы не желал ничего кроме меня. Видимо, я любила его недостаточно, и это вынудило его уехать. И теперь он мертв.
Я знала, что глупо и нерационально винить себя в его смерти, но несмотря на это чувство вины оставалось до сих пор.
Разве мы с Монком сильно отличаемся друг от друга?
Но он был счастливее меня. Он знал, какие действия предпринять, чтобы снова правильно настроить свой узкий мир. У меня же ни малейшего понятия. Каким покаянием я могла оплатить восстановление порядка в моем мире?
Я пошла на кухню, выглянула в окно и увидела миссис Трофамнер, ухаживающую за своими розами. Их сильный аромат достигал моего дома. Я надеялась, что вечернее происшествие не отпугнуло ее от присмотра за Джули. Я сильно зависела от нее. Первый шаг, чтоб осчастливить соседку — оплата долга за вчерашние услуги.
Я возвращалась в гостиную, чтобы найти кошелек, а вместе с ним и деньги для миссис Трофамнер, когда Монк выскочил из своей комнаты с широкой улыбкой на лице, держа книгу открытой.
— Ему удалось это! — радостно возвестил он.
— Кому удалось и что?
— Мармадюку, — пояснил Монк, постучав по открытой странице с выкорчеванным деревом. — Он понял, как прищучить Лукаса Брина.
Стоттлмайер мрачно сидел в своем офисе. Книга Монка про Мармадюка лежала открытой перед ним на столе. Дишер стоял позади капитана, глядя через его плечо.
— Это разгадка дела, — сказал Монк.
Мы сидели в креслах перед столом капитана и ждали его реакции. Стоттлмайер посмотрел на комикс, затем на Монка.
— Ты, должно быть, шутишь, — не поверил он.
Монк ожидал не такой реакции. Но ему не следовало удивляться. Такая же реакция наблюдалась и у меня.
— Я согласен с капитаном. Не думаю, что собака могла так выкорчевать дерево, — ляпнул Дишер. — Даже размером с Мармадюка.
— Конечно, он мог бы, — возразил Монк.
— Не это меня волнует, — завелся Стоттлмайер.
— Но деревья такого размера имеют очень глубокие корни, — не унимался Рэнди. — Огромное дерево может упасть, только если в него врежется машина.
— Мармадюк полон неугомонной энергии, — не соглашался Монк. — А машина нет.
— Может, прекратите это? — рявкнул Стоттлмайер. — Не уверен, что ты понял всю серьезность ситуации, Монк. Сегодня утром я получил официальный выговор от начальства за произошедшее вчера. Меня обязали выступить перед административной комиссией и объяснить свои действия. Меня могут понизить.
— Они не посмеют, как только Вы арестуете Лукаса Брина, — уверенно заявил Монк.
— Ты имеешь в виду, когда я предъявлю ему комикс о Мармадюке, и он признается?
— В принципе, да, — сказал Монк, постукивая по книге. — Это неопровержимо связывает Лукаса Брина со всеми тремя убийствами.
— Честно говоря, Монк, я не понимаю, как, — усомнился капитан.
И Монк объяснил, поделился планом, родившимся у него во время чтения комикса, и способом его реализации. Я только улыбалась про себя и восхищалась таинственными путями работы его мозг. Я знала, что он был прав. У нас появилась единственная надежда на низвержение Брина.
Стоттлмайер помолчал минутку, обдумывая сказанное Монком.
— Если я снова попру на Брина и проиграю, они отберут мой значок, — вздохнул капитан. — Я должен быть уверен на сто процентов, что ты прав.
— Я прав, — уверил Монк.
Стоттлмайер поджал губы и кивнул:
— Хорошо, начинаем действовать.
Он поднялся со своего места и надел плащ.
— А как же я? — спросил Дишер. — Мне что делать?
— Оставайся здесь, Рэнди, и дождись результатов исследований, которые Монк предложил провести над бездомным и его пожитками, — сказал капитан.
— Я могу узнать сведения и по телефону, — произнес Дишер. — Я хочу поддержать Вас в деле, капитан!
— Знаю, что хочешь, — голос капитана потеплел. — Но если что-то пойдет не так, и моя карьера рухнет, не хочу, чтоб и тебя накрыло шрапнелью. Я готов поставить только один значок на Монка и Мармадюка, и этот значок — мой.
Рэнди понимающе кивнул. Стоттлмайер пожал его плечо, и мы вышли.
— Мармадюк, — пробормотал Стоттлмайер. — Это очень большой пес.
— Самый большой, — поправил его Монк.
22. Мистер Монк и суп из моллюсков
Подъем в лифте до офиса Брина на тридцатом этаже без Монка прошел гораздо быстрее. Стоттлмайер стоял, скрестив руки на груди, и нервно постукивал ногой. Я несла сюрприз для Лукаса Брина и слушала ужасающие звуки инструментальной версии композиции Кайли Миноуг «Не могу выбросить тебя из головы», оправдывающей свое название. Отвратительная музыка из лифта все еще звучала у меня в голове, когда мы шагнули в зону ожидания.
Красивая азиатская секретарша поприветствовала нас своим лучшим подобием улыбки. На ней была тонкая гарнитура, связывающая ее с телефонной системой. Несколько плоских мониторов, встроенных в стол, показывали с камер безопасности изображения холла, гаража и других частей здания. На одном из них я увидела Монка, сидящего за столом около павильона пекарни Будин в холле. Он постелил салфетки на седалище стула прежде, чем сесть.
— Как Вам уже сообщил охранник внизу, — обратилась она к Стоттлмайеру. — Мистер Брин очень занят, и предпочел бы, чтобы Вы вернулись в другое время.
Она открыла календарь и пробежалась острым, красным полированным ногтем по странице:
— Я полагаю, он сможет принять Вас в марте следующего года, при условии, что Вы по-прежнему останетесь на своей должности в полиции.
Стоттлмайер выдавил из себя кривую улыбку:
— Передайте мистеру Брину: я очень ценю его занятость, и мне нужно лишь немного времени, чтобы извиниться.
— Так Вы здесь для извинений? — произнесла она, изогнув совершенную выщипанную бровь.
— Я здесь, чтобы пасть ниц пред его ногами, — сказал он.
— Я тоже, — присоединилась я.
— Ему это нравится, — просияла секретарша. На этот раз ее улыбка была более искренней и немного садистской.
— Уверен в этом, — сострил капитан.
Она позвонила Брину и объяснила, зачем мы пришли. Не знаю, что он ответил, но через мгновение она кивнула нам.
— Вы можете войти, — она откинула голову в сторону кабинета Брина. Я задалась вопросом, была ли она живой или человекоподобным роботом? А если она пела, звучало ли это наподобие музыки, игравшей в лифте?
Двери офиса Брина разъехались перед нами. Брин стоял посреди кабинета, и абсолютно не походил на человека, которого мы видели накануне вечером. Он полностью оправился от простуды и был одет в один из своих сшитых на заказ костюмов.
— Сегодня утром Вы лучше выглядите, — похвалил Стоттлмайер.
— У вас есть шестьдесят секунд, — отрезал Брин, взглянув на часы. Я разглядела монограммы на его манжетах.
— Это все, что нам нужно, — заверил капитан. — Я просто хотел извиниться за все неприятности, которые причинил Вам за последние несколько дней. Вы ведь еще в первый день сказали, что Ваша нога не ступала в дом Эстер Стоваль.
— Я никогда не встречался с этой женщиной, — произнес Брин. — Но вы не слушали. Вместо этого обвиняли меня в каждом убийстве в Сан-Франциско.
Стоттлмайер поднял руки в знак капитуляции:
— Вы правы, я ошибался. Я слушал Монка, когда мне следовало прислушаться к Вам. Я не виню Вас за то, что Вы так обозлились.
