Хелена Секула - Барракуда
Ванесса не переоценивала своих побед. Горькое знание непостоянства толпы, которая сбрасывает в пыль вчерашних кумиров, не позволяло ей сомневаться в том, что на суде по делу о разводе она окажется совершенно одна. Но почему-то ей требовалось это химерическое признание, как и дружба подонков из «Среди своих».
Почти каждый ее вечер был занят. В таком ритме Ванесса могла выдержать несколько месяцев. Она встречалась с одними и теми же людьми, которым почти нечего было сказать друг другу, разговоры были пустыми, как ржаная солома. Рауты, банкеты и балы отличались друг от друга только сезоном и нарядами. Неудивительно, что Ванесса выдерживала эту тягомотину от силы квартал.
– Господи, какие же они скучные, – зевала она перед зеркалом в первый свободный вечер после марафона лихорадочной светской жизни. – И глупые, как головастики. – Она строила гримасы зеркалу, проводила пальцем по выщипанной брови. – Но они солидные люди!
Ванесса смывала дневной макияж и уже не красилась на вечер, переодевалась в одно из своих африканских одеяний, в которых любила щеголять дома. В них она смотрелась как племенная аристократка.
И неотвратимо приближался вечер, когда Ванесса тянулась к вину. Сперва к вину. На первом месте было бордо. Ванесса говорила о себе, что она парижанка по выбору.
– Француз, вступая в возраст мужчины, бросает бургундское ради бордо. Вино бордо ласковое, рафинированное, оно богаче гаммой вкусов, букетом. Бургундское – его противоположность. Оно крепкое, сочное, острое. Буйное, как горячая кровь молодости.
Как Париж, разделенный течением Сены. Левый берег – бургундское, правый – бордо. Правый берег – мир зрелых людей. Триумфальная арка, Елисейские Поля, Лувр, Опера, Марэ. По эту сторону обитают правительство и муниципалитет, все крупные магазины, банки, международные корпорации. Здесь же находятся изысканные отели, тут живут знаменитые «девушки по вызову» и их клиентура. Здесь возвышаются Пале-Рояль и прочие дворцы французских королей. Зато левым берегом владеет молодость: Сорбонна, Латинский квартал, Монпарнас.
Здесь думают, а там тратят, как говорят парижане.
Ванесса же поступала в пику зрелому французу: она бросала ласковое бордо ради горячего бургундского, а потом изменяла обоим с коньяком «Империал». Подталкиваемая мрачной ненавистью и тоской, она уходила в свой недоступный мир, замкнутый хрусталем рюмки.
Самоубийство затягивалось далеко за полночь.
Около полудня начиналась реанимация.
Я вхожу в затемненную спальню. Ванесса лежит, как надгробное изваяние, затерявшись на просторах гигантского ложа а-ля тюрк. Ванесса хвастается, что эта кроватища вышла из мастерской Шарля Крессана, знаменитого поставщика двора трех последних Людовиков. Отрезанное жалюзи солнце проникает в щелочки и зажигает позолоту рам на картинах, скользит по лаку гравюр, прячется в золотисто-кремовой обивке.
Я барабаню пальцами по изножью кровати, причудливо выгнутому в виде буквы S, и смотрю, как Ванесса прячется под зажмуренными веками.
– Прекрати, Полетта! Я не сплю!
Она открывает опухшие глаза, затыкает уши и снова затихает, устав от этого усилия. Измученная королева начинает утренний туалет.
В ванной комнате, выложенной дельфтским фаянсом, в кабинке биологической регенерации она по очереди принимает паровую ванну и ледяной душ, исхлестывая тело водяным бичом. После процедур, снимающих похмелье, и вылеживания в ароматических солях я закутываю ее лицо маской, под которой в травяной целебной кашице пропадают отеки, потом принимаюсь за массаж. Вот так я складываю ее по кусочкам каждое утро, чтобы вечером Ванесса снова могла присосаться к бутылке.
– Ко мне возвращается жизнь, – вздыхает она, когда я смываю с ее лица питательную кашицу.
Завернутая в пушистый халат, Ванесса усаживается перед трехстворчатым зеркалом. Пока я расчесываю ей волосы, она выслеживает морщины.
Одетая, благовонная, она входит в комнату, где обычно проводит день. Камин горит почти всегда, она очень чувствительна к холоду и любит пламя. Здесь ее ждет завтрак и серебристая мальтийская болонка Коко. Когда Коко бежит, то напоминает кисть от знамени, плывущую по полу при помощи невидимых ножек.
Ожиревший сибарит осторожно покидает кресло, где он привык бездельничать, душераздирающе зевает и разминает лапы.
После завтрака Ванесса могла вызвать к себе Поля. Счета она проверяла раз в неделю. В дела кухни она никогда не вмешивалась, там безраздельно властвовал Чен.
Повар-китаец – это не просто слуга, это шик. Он подчеркивает статус хозяина, как «мерседес «последней модели, как район, где хозяин живет, как драгоценность, которую можно не носить, но нельзя не иметь. Ванесса ценила Чена и избегала непосредственного контакта с ним. Чен здесь исключение – он стар.
О старости Ванесса не желала ничего знать. Она не соглашалась с ходом времени. Ей было пятьдесят пять, она обманывала возраст пластической хирургией и арсеналом косметики и верила, что выглядит на двадцать лет моложе.
Обману пособничали старые лживые зеркала, усталые и почтенные, которые от бесконечной лести настолько замутились, что перестали показывать морщины. Заслуженные зеркала, обманчиво молодящие людские лица.
Слуги, собаки, кошки и даже птицы в садовом вольере получили раз и навсегда установленные имена: Чен, Поль, Полетта, Коко, Муфти. Смена отдельных экземпляров вообще не принималась к сведению. Те же имена, те же молодые лица, коты одного и того же цвета, собаки той же породы, – все создавало впечатление, что время не властно над этим домом и его обитателями.
Я пробыла в доме совсем недолго, а уже появился второй по счету Поль и внезапно сдох Коко. Нежные мальтийские болонки дохли со скуки, от ожирения. Только Ванессе перегретый воздух ее комнат, арманьяк и сидячий образ жизни шли на пользу. Собаки же не выдерживали. Умирали. Вместо покойника немедленно появился новый Коко. Пока Поль в углу сада закапывал шелковистый комочек в коробке из-под платья от Кардена, китаеза позвонил собачнику, и тот немедленно доставил копию предшественника, также откликавшуюся на имя Коко.
Ванесса не заметила подмены. Важно, чтобы живая пуховка волнистой шерсти вылеживалась на диванах, лакомилась из хозяйской руки и радовалась появлению госпожи.
Гораздо счастливее были Абеляр и Элоиза. Бессмертные имена исторических влюбленных носила самая красивая в мире пара русских борзых, которых ежедневно выводили на прогулку в Венсенский лес. Чемпионы породы и множества выставок, они постоянно завоевывали все новые и новые золотые медали. О них заботились, точно исполняя все указания ветеринара, приезжавшего осматривать их раз в неделю. Борзые должны свидетельствовать о прекрасном вкусе Ванессы.
На самом деле она не замечала ни людей, ни животных, сосредоточенная только на себе самой, как Будда. А остальные – это магма, из которой по мере надобности выныривают Чен, Поль или Полетта. Убирают дом, поливают розы в саду, готовят завтрак, следят, чтобы на коврах не оседала пыль, а простыни были свежими.
Перед обедом Ванесса потягивает вино. С наступлением вечера она открывает старый библиотечный шкаф, вместо полок вделаны специальные поддоны с углублениями. Там, под определенным углом наклона, лежат бутылки. Ванесса вытаскивает «Империал» и садится в кресло.
Наступает минута передышки.
Ванесса читает или делает вид, что читает, смотрит в огонь, ворошит угли кочергой. Молча потягивает из рюмки. Я сижу на диване, отгороженная от шефини подлокотником, но так, чтобы она в любой момент могла дотронуться до меня тросточкой. Мое присутствие для нее ничего не значит. Я не более чем Коко или Муфти, только пользы от меня больше.
Я чувствую легкое касание, откладываю книгу, оборачиваюсь и смотрю на ее губы. Начинается пытка: сейчас она будет трепаться.
Тема первая, неисчерпаемая: мы, Станнингтоны.
Ее девичья фамилия тоже Станнингтон, она родом из самых лучших Станнингтонов, которые только существовали на свете. В отличие от черт-те каких Станнингтонов, всяких ублюдков и приблуд и еще нецензурнее.
– Аристократы! – гордо пыжится она всякий раз, вспоминая своих предков, пресвитериан или протестантов (я их не различаю), которые показали задницы нетерпимой Англии и в семнадцатом веке отплыли в Америку. А потом на окованных железными обручами фургонах пересекли континент, пробрались через пустыню Невада, Большой Каньон Колорадо и перешеек Съерра-Мадре, чтобы наконец осесть в Калифорнии.
Ясно только одно: аристократы они там были или плебеи, но генетический материал передали ей в наследство будь здоров! Каждый вечер Ванесса пропитывалась коньяком, как губка, а на следующий день восставала из паров дурмана и функционировала ой-ой-ой! Ее бы энергию да в мирных целях…
Я тоже родовитая аристократка.
