Ольга Степнова - Моя шоколадная беби
– Надо же, это что ж за баба, что ты готов в сорок лет начать новую жизнь?
– Она… – Март подождал, когда официант заменит пустые бокалы на полные, выкинул соломинку и залпом, до дна, выпил густую, крепкую жидкость.
– «Секс на пляже»! – хихикнул он. – Она экзотическая птичка, которая залетела не на ту территорию. Ей здесь не климат, ей здесь не место! У неё шоколадная кожа, грустные глаза и весёлый нрав. Она носит только красные платья и имя, которое ей не идёт – Катерина Ивановна Иванова. Я отпустил её под подписку о невыезде до окончания следствия, но я готов опять её посадить, лишь бы только видеть почаще… Ещё там странная история с ожерельем… Кажется, я на пороге раскрытия очень старого дела. Уж я её давил, уничтожал вопросами, а она… не сломалась, выпуталась, наняла адвоката! Если бы я только мог предложить ей свою коммуналку и маму! Слушай, а может, не надо в бизнес, может, навесить на неё всех грехов, а потом подождать пока отсидит, и взять её тёпленькую, сломленную и, кстати, богатенькую в коммуналку к маме?! – Март рассмеялся, чувствуя, что выглядит идиотом. Мозги не слушались, язык не повиновался, руки-ноги налились тяжестью и не двигались. Так захотелось спать! Но побледневший вдруг Сытов начал задавать дурацкие вопросы и было легче ответить на них, чем отвязаться от Сытова. Март всё ему выложил: и про переодетого в красное мужика, и про убийство Пригожина, и про то, сколько улик было против Катерины Ивановны, и про ожерелье, которое, оказывается не было украдено у бабки Пригожина, и снова про свою маму и коммуналку, и про засахаренное варенье и про ещё что-то, он точно не помнил про что…
Сытов перестал быть рубахой-парнем, он напрягся, осунулся, побелел и расстреливал его своими вопросами, будто это он, а не Март был следователем. «Почему?» – подумал Март и вслух спросил:
– Почему?!!
Сытов ничего не ответил. В кабинку ввалились две девки, ростом под потолок и почти без юбок. Сытов спросил его:
– Будешь? Тут отличные девки!
Март замотал головой.
– Мне бы сладенького, – жалобно попросил он. – Можно торт?
А потом он не помнил.
Нет, помнил, что стал обладателем прозрачной коробки с тортом. Он куда-то ехал на заднем сиденье машины с этой коробкой, а Сытов жёстко его пытал – какой у Катерины Ивановны адрес, какой телефон. И было проще сказать, чем отвязаться от этих вопросов, больно бьющих по пьяным мозгам.
«Секс на пляже»! А у него, у Марта Карманова, тоже есть своё забойное место и свой фирменный коктейль. «Мама в коммуналке»!
Сытов доставил Марта по адресу, который с детства знал назубок. Он взвалил бесчувственное лёгкое тело на плечо и позвонил в хорошо знакомую квартиру два раза – столько, сколько нужно звонить Кармановым. Тётя Зина – так во всяком случае звал её в детстве Сытов, – открыла быстро, будто ждала за дверью, когда кто-нибудь позвонит. Сытов мельком на неё глянул. Всё такая же – маленькая, сухонькая, бледненькая, с глазками, в которых живёт недовольство собственной жизнью и зависть к успехам других.
– Это что? – всплеснула она руками. – Это хто?!
– Это я, тётя Зина, здрассьте! Принёс вот вашего мальчика, – буркнул Сытов и пошёл по длинному коридору, в котором, как водится, висели старые ванны, лыжи, и велосипеды.
– Ох, Никита, ты что ль? Что с оболтусом моим сделал? Напоил?!
– Напоил, – кивнул Сытов, сгрузил тело на старенький диванчик, порытый совдеповским хлопчатобумажным покрывалом, и на впалый живот Марта поставил коробочку с тортом. – За встречу немного выпили.
– Немного выпили! – с неописуемым сарказмом воскликнула тётя Зина.
– Ну, я пошёл, – Сытов зачем-то отряхнул руки, повернулся и пошёл по длинному коридору в обратном направлении, бороздя носом по велосипедным педалям, детским железным ваннам, и ещё чему-то, что вешает бедность на стены.
– Торт забыл! – заорала вслед тётя Зина. Она не пришла в умильный восторг от встречи с Сытовым.
– Это вам! – крикнул в ответ Сытов уже от двери.
– А мы себе сами купим! Ишь, дорохущий какой! С барского плеча?!! Барин нашёлся!!!
Сытов захлопнул дверь.
И почему он решил, что жизнь не удалась?
Теперь он знал, что делать. Он не спас Катерину тогда, так поможет теперь. Он не стал ничего говорить Марту про шляпу и платье, потому что точно не знал – будет ли Катерине это на пользу. О своей находке он расскажет сначала ей. И они вместе подумают, что с этим делать дальше.
Она простит его. Никуда не денется.
Трясущимся пальцем Сытов набрал номер, который дал ему Март. Была вероятность, что пьяный друг детства чего-нибудь перепутал, но Сытов верил, что ему повезёт. Длинные гудки впивались в мозги как остервеневшие пчёлы. Что он ей скажет? «Это я – Сытов»?!!
– Алло? – прозвучал в трубке странный, жеманный голос. Этот голос не мог принадлежать ей.
– Катерину Ивановну, пожалуйста, – просипел Сытов, стараясь унять бешеное сердце.
– А кто её спрашивает? – продолжал жеманиться голос. Было впечатление, что кто-то плохо играет женскую роль.
– Это… – Сытов замялся. Как представиться? Бывший любовник? Убийца? Спаситель? Как? – Это… – Он так и не смог ничего сказать. Он нажал отбой.
Наверное, лучше к ней поехать. Когда она увидит его, ему не придётся ничего говорить. Зная Катьку, можно быть уверенным, что она его простит. Впрочем, зная бывшую Катьку. Та стервозина, которая бодалась с ним на дороге, неизвестно как себя поведёт…
Нет, он не должен ехать. Вдруг у неё … муж? Вдруг у неё дети? Сытов вдруг отчётливо понял, что не вынесет вида ни Катькиного мужа, ни Катькиных детей.
Нет, поедет. У него есть доказательства, которые могут её или спасти, или погубить. Надо разобраться.
Он опять схватился за телефон.
– Лика! – заорал он, включив дворники и фары. Оказывается, уже стемнело, оказывается, пошёл дождь. – Лика!!! Ты помнишь те красные шмотки, которые я нашёл на помойке?
– Кит, – заспанным голосом пробормотала Лика, – мы опять играем тонкую мелодраму? Я уже сплю. Я сплю одна. Я не против, если ты присое…
– Лика! Мне не до твоих идиотских шуток! Скажи, эти шмотки, ты их… не выбросила?
– Нет, – сообщила плаксиво Лика. – Они напоминают мне о наших новых отношениях. Я их запихала в кладовку и иногда любуюсь на них, чтобы вспомнить то чудесное утро, когда ты рано пришёл с работы.
– Иди! Иди и посмотри на них лейблы! Ты разбираешься в этом! Какая там фирма? Где их могли купить? Кто их мог купить?!!
– Кто?!
– Ну да, кто!
– Ты чокнулся, Сытов! – Она звала его Сытов, когда давала понять, что перестала дурачиться.
– Лика!
– Что?
– Мне это очень нужно.
– Ты пьян?
– Нет. Да. Немного. Но это не имеет значения.
– Будь осторожнее за рулём.
Сытов вдруг заплакал. Он смотрел, смотрел, как дождь поливает лобовое стекло, и решил, что легче заплакать. Рыдать во время дождя совсем не стыдно и вполне органично даже для такого большого дяди как он.
– Кит?! – спросила трубка испуганным голосом Лики.
– Да.
– Ты… плачешь?
– Нет. Это дождь идёт.
– Кит, слушай меня. Платье и шляпа от «Провокатто». Я разбираюсь в этом. В городе всего два салона, где могли продаваться такие шмотки. Хозяйка обоих – моя клиентка. Завтра я попытаюсь тебе сказать, кто мог купить эти тряпки. Кит?!
– Да.
– Дождь перестал?
– Да!
Сытов выключил дворники.
Дождь и впрямь перестал.
Представив, что ему придётся прожить с этим до утра, Сытов не выдержал. Он перестроился в потоке, свернул на проспект Вернадского и стал разыскивать дом, который назвал ему Март. Конечно, невменяемый следователь мог ошибиться, но Сытов решил рискнуть.
Дом отыскался быстро. Это было высотное здание, и, подсчитав, Сытов понял, что Кэт живёт чуть ли не на последнем этаже.
Он ещё раз набрал её номер.
– Алло? – ответил знакомый жеманный голос. Наверное, всё-таки Март ошибся. Или наврал.
Сердце бешено колотилось, Сытов вышел из машины, поднял глаза к небу и перекрестился. Он не знал ни одной молитвы, потому что никогда и ни во что не верил.
Он увидит её и встанет на колени. Какой бы она не стала, она его простит.
В подъезде, у прозрачной будки, крутился белобрысый паренёк. Сытов прошёл к лифту и дрожащим пальцем ткнул в кнопку вызова.
– Дядь, вход десять рублей, – сказал пацан и выжидательно уставился на Сытова. Сытов нашарил в кармане мелочь. Платным входом сейчас мало кого удивишь. Получив монету, пацан испарился, будто его и не было. Вместо него у будки возникла толстенная бабища с лицом, обезображенным пирсингом.
– К кому? – строго спросила она, цепкими глазами рассматривая Сытова.
– К Катерине Ивановне, в сто шестнадцатую. Я заплатил, – на всякий случай пояснил Сытов.
– Сколько? – оживилась бабища.
– Десять рублей, – признался Сытов.
– Ну и дурак, – ухмыльнулась баба, протискиваясь в тесную прозрачную кабинку. – У нас вход бесплатный. Эх, да кабы я, да с каждого входящего, да по десять рублей! – Она мечтательно закатила глаза. – А Катерина Ивановна спать рано ложится, ты ноги зря не топчи.
