Наталья Александрова - Глаз Ночи
– Ладно. – Молоток распахнул дверцу машины и легонько подтолкнул Олега.
Парень неловко выбрался на тротуар, поежился и испуганно огляделся по сторонам.
– И без фокусов! – предупредил голос в трубке.
Вслед за этим послышался сигнал отбоя.
* * *Миша Молоток явился перед светлые очи Зарудного и вкратце рассказал о том, как развивались события. Зарудный дослушал его до конца, медленно багровея, и как только Миша замолчал, шарахнул кулаком по столу так, что все телефоны, факсы и прочая дорогостоящая оргтехника подпрыгнули с жалобным звоном.
– Ты, козел, блин, недоделок паршивый, да за что я тебя держу? Гастролеру какому-то, которого никто не знает, слил игру в одни ворота? Тебе не в охране работать, а бабок-пенсионерок на рынке разводить! Я тебя на улице подобрал, я тебя обратно и вышвырну! Будешь по электричкам гундосить: «Мы люди не ме-е-естные!» Или в наперсток с лохами играть! На большее ты не способен!
– Шеф, – попытался Миша вклиниться в поток брани, – вот его мобильник, может, как-то с ним можно договориться…
– А почему я должен договариваться со всякой шантрапой, со всяким псом подзаборным? Да я об него ноги вытирать должен, а не договариваться с ним, как с человеком!
Тем не менее он взял мобильник и уставился на него, как на мину замедленного действия. И, как будто почувствовав сконцентрированную в его взгляде злость, телефон зазвонил.
– Да! – рявкнул Зарудный, поднося трубку к уху.
– У меня предложение, – раздался в трубке гнусавый голос, явно измененный специальной аппаратурой. – Мне передали, что вам нужен изумруд. Камень я возьму сам. Где я его возьму и как – это мое дело. А вы можете его у меня купить. Это будет для вас проще и удобнее, чем пытаться найти камень самому и взять его, уверяю.
– Сколько ты хочешь? – проговорил Зарудный, выдержав длительную паузу.
– Пятьсот.
– Что значит – пятьсот? Пятьсот – чего?
– Пятьсот тысяч баксов.
– Да ты что, кабан деревенский, с дуба, что ли, рухнул? Да ты таких денег никогда и в глаза не видел! Да откуда ты такой вылез?
Дупель дал Зарудному покричать, дождался, когда тот выдохнется и замолчит, и негромко проговорил:
– Все! Поорал? Так вот, чтобы больше такого не было, я другого покупателя найду! Этот камень стоит больше, гораздо больше. Пятьсот штук – это за него смешная цена. А без меня ты даже не знаешь, где его искать. Я уж не говорю о том, что его очень хорошо охраняют, а у меня есть все нужные ходы. Мне кажется, ты уже убедился, что я парень ловкий. Короче. Завтра камень уже будет у меня. Согласен его купить?
– Но я должен убедиться, что камень настоящий.
– Это законное требование. Можешь пригласить любого ювелира, которому доверяешь. Где будет встреча?
– У Левы, – поспешно проговорил Зарудный, – знаешь это место?
– Знаю, – несколько кисло ответил Дупель, – опять кинуть меня хочешь? Ну ладно, у Левы, так у Левы. – И в трубке раздался сигнал отбоя.
* * *Иван Францевич Мюллер происходил из настоящих петербургских немцев. Когда-то в северной столице немцы составляли одну из самых многочисленных национальных прослоек, в Петербурге издавались немецкие газеты, лютеранских церквей, немецких школ, гимназий и училищ было множество. На Васильевском острове немецкая речь звучала едва ли не чаще, чем русская.
Во время Первой мировой войны значительная часть немецкой колонии покинула новый фатерлянд, но изрядное количество немцев в городе осталось. И только перед началом Великой Отечественной, а точнее – в тысяча девятьсот тридцать девятом году практически всех немцев из Ленинграда выслали – кого в Казахстан, а кого и подалее.
Иван Францевич, тогда еще совсем ребенок, оказался вместе со своей матушкой Эльзой Карловной в соленых степях Каракалпакии. Отца увели из дома глухой ночью незадолго до их высылки, и больше о нем не было никаких известий.
Матушка со свойственными немецким женщинам решительностью и упорством обжилась на новом месте, научилась топить печь резаным камышом и сухим овечьим навозом, торговаться на рынке с худыми старыми узбечками за пару ячменных лепешек или стакан козьего молока для ребенка, доить задумчивых терпеливых верблюдиц и на казахский манер заматывать лицо черным платком, чтобы мелкий соленый песок не попадал в глаза и не скрипел на зубах.
Они жили в грязной саманной хижине с низким прокопченным потолком. Хозяйка хижины Зухра постепенно смирилась с их существованием и с их непохожестью и даже нашла в этом свои плюсы, поскольку Эльза Карловна хорошо шила, могла перешить или залатать любую старую кофту и даже соорудила для Зухры из чудом сохранившихся от прежней жизни батистовых лоскутков такую бесполезную в Каракалпакии вещь, как лифчик.
Зухра смотрела на лифчик с загадочной восточной улыбкой, никогда его не надевала, но вешала с гордостью на видном месте возле ярко начищенных медных кастрюль для плова.
У Зухры был еще один жилец из ссыльных – старый ювелир Моисей Аронович Фридман. Маленький Ваня Мюллер просиживал многие часы за занавеской у дяди Мони. У него не было никаких детских книг, и поэтому вместо «Всадника без головы» и «Острова сокровищ» мальчик читал старинные, переплетенные в телячью кожу и шагрень книги по огранке и распознаванию драгоценных камней.
Ювелир был очень одинок в соленых Аральских степях, он привязался к тихому внимательному светловолосому мальчику и вечер за вечером рассказывал ему увлекательные секреты своего древнего мастерства.
Оказалось, что у старика припрятано несколько неограненных камней из недорогих – аметисты, гранаты, раух-топазы, – и он дал Ване первые уроки шлифовки и огранки камней.
Эльза Карловна, несмотря на свою немецкую твердость, не перенесла страшного климата соленых степей, она заболела тяжелой лихорадкой и умерла в несколько дней.
Умирая, она сжимала своей сухой горячей рукой руку сына. В глазах ее была тревога за него, а старый ювелир сидел рядом на колченогой табуретке и повторял:
– Не волнуйтесь, не волнуйтесь, Эльзочка, будьте себе спокойны, я не дам мальчику пропасть.
И Эльза Карловна успокоилась навсегда.
Трое молчаливых казаков закопали ее в соленую землю Каракалпакии, а Моисей Аронович Фридман положил свою морщинистую руку на светловолосую голову немецкого мальчика и пообещал научить его всем секретам своего древнего ремесла.
С тех пор прошло шестьдесят лет, светловолосый немецкий мальчик состарился и поседел, но он очень хорошо помнил уроки своего старого учителя. И в Петербурге не было ювелира более умелого и авторитетного, чем Иван Францевич Мюллер.
К этому-то человеку и обратился Артем Зарудный, чтобы удостоверить надежность изумруда. Безусловно, это мог сделать и не такой классный специалист, но Зарудный хотел стопроцентных гарантий и поэтому обратился к самому авторитетному ювелиру.
Услуги Мюллера стоили дорого, в особенности потому, что Иван Францевич почти не покидал своего дома, а в этом случае он должен был приехать в ресторан «Золотой барашек», где была назначена встреча Зарудного с продавцом камня.
Миша Молоток приехал за стариком ювелиром к часу дня. По сравнению с отделанными по евростандарту квартирами и особняками новых русских жилище Мюллера показалось ему темноватым и запущенным – тяжелая старомодная мебель, пыльные бархатные портьеры… но массивная стальная дверь с первоклассными швейцарскими замками произвела на Мишу впечатление. В коридоре его встретил бессменный телохранитель ювелира Парфеныч, сам уже старик, но сильный и быстрый, как молодой борец, а также огромный кавказский пес Шторм. Парфеныч попросил Мишу сдать оружие, а кавказец при этом так выразительно обнажил клыки, что Молоток не стал спорить.
Иван Францевич ждал Мишу в своем кабинете. Как было уговорено, Миша передал ему аванс, подумав при этом, что пять тысяч долларов за получасовую поездку – это чересчур, но, в конце концов, это не его забота. Ювелир спрятал деньги в стол и последовал за гостем. Парфеныч присоединился к ним, оставив квартиру на Шторма и швейцарские замки.
* * *Небольшой ресторанчик «Золотой барашек» знающие люди обычно называли «У Левы», по имени хозяина, жизнерадостного толстяка Левы Ашкенази. Левин ресторан славился замечательной кухней, за которую отвечал повар – армянин Хачик Айвазян, и тем, что «У Левы» можно было «забивать стрелки» и обсуждать любые серьезные дела, не боясь огласки, – все знали, что веселый еврей в деловых вопросах надежен и неразговорчив, как морской окунь.
Правда, год назад в его ресторане погибло несколько участников серьезной «стрелки», и среди них два крупных уголовных авторитета, но Лева в два счета доказал городской криминальной общественности свою непричастность к этому инциденту и вернул своему ресторану репутацию «идеального места встречи».
В этот день на дверях Левиного заведения висела аккуратная табличка «Закрытое мероприятие». Когда перед дверью остановилась машина Миши Молотка, дверь приоткрылась, на улицу выглянул один из Мишиных головорезов и, увидев своего шефа, открыл дверь пошире.
