Дарья Донцова - Авоська с Алмазным фондом
– Конечно, дорогая, – пропел отчим, уводя маменьку, – завтра прилетит, приедет самый лучший, прямиком из Нью-Йорка.
– Разрешите сказать, – попросил Борис.
– Что за звуки? – поморщилась Николетта.
Батлер откашлялся.
– Госпожа Адилье, ваша обувь и одежда…
Маменька прошипела.
– Вы не поняли? Уволены! Можете рыдать, назад не возьму!
Дверь хлопнула, мы с Борисом остались одни.
– Я не собирался умолять оставить меня на службе, – вздохнул Борис, – просто не хотел, чтобы люди потешались над бывшей хозяйкой. Сработал инстинкт батлера: всегда защищай шефа.
– Почему над Николеттой могут надсмехаться? – удивился я.
– Не стоило госпоже Адилье наряжаться в эти кроссовки и пуловер, – смутился Борис. – Надписи на них… ну… вы же понимаете…
– Нет, не понимаю, поскольку не владею английским, – признался я. – В магазине сказали, что эти фразы означают «самая красивая и молодая». Или «прекрасная и юная». Точно не помню, но смысл таков.
Батлер замялся.
– Иван Павлович, продавец не прав. «Old monkey» в переводе с английского «старая обезьяна», а надпись на свитере «The mothers of all monkey» написана неверно, она должно выглядеть как «Mother of all monkeys». Определенно пуловер состряпали китайцы, которые частенько допускают грамматические ошибки.
– И что означает эта фраза? – заинтересовался я.
– Мать всех обезьян, – огласил Борис. – Неудобно может получиться, сейчас многие владеют английским.
– Николетта и Кока не говорят на басурманских наречиях, – стараясь не расхохотаться, пояснил я.
Пес громко чихнул.
– Что с ним делать? – обескураженно спросил батлер. – Я не могу усыпить собаку. Может, вы, Иван Павлович, отвезете пса в ветеринарку?
– Нет уж, увольте, – испугался я, – роль палача не по мне.
Собака заскулила. Борис открыл перевозку, Цезарь Брутович, словно почуяв беду, лег на живот, пополз в противоположную от клетки сторону, наткнулся на мои ноги, поднял морду…
– Делать нечего, – пробормотал батлер, – хоть это и против желания, да выбора нет. А пес хороший, шут с ним, что не родовитый, зато умный, добрый, ласковый. Взял бы его себе, но не могу, своей квартиры не имею, живу всегда на хозяйской территории. Кто ж батлера с собачкой на работу возьмет? Давай, Людвиг Ван Иоганн Моцарт Цезарь Брут Ницше, поедем в последний путь. Иди сюда, дорогой.
Но псина не послушалась. Она неотрывно смотрела на меня.
– Прощай, Демьян Бедный, – через силу произнес я. – Ты уж извини, дома я почти не бываю, следить за тобой некому…
Из правого глаза пса медленно скатилась большая капля. Борис засопел, у меня перехватило горло. Собака заскулила, всхлипнула… встала на задние лапы, передние уперла в мое колено… теперь из ее левого глаза поползла слеза…
– О господи, – прошептал батлер, – вот какая злая судьба, совсем молодой, веселый и на казнь…
Я схватил барбоса в свои объятия.
– Он останется здесь. Временно. Подыщу ему доброго хозяина, отдам в надежные руки.
– Господь наградит вас! – завопил батлер.
– Не надо мне божьих подарков, – отмахнулся я. – Вот только кто его днем в мое отсутствие кормить станет?
– Если разрешите, поживу у вас, пока не найдете Людвигу Ван Иоганну Моцарту Цезарю Бруту Ницше родной дом, – предложил Борис. – Я тихий, неразговорчивый, вам не помешаю. Сразу понял, что вы не любите шума-гама. Еще я прекрасно справляюсь с домашним хозяйством – стираю, глажу, убираю, готовлю лучше женщин, не подвержен смене настроений, не капризничаю, умею хранить тайны. Сейчас принесу рекомендации. Одну самолично их сиятельство герцог Ванздейский соизволил подписать и своей печатью подпись скрепить. Кстати, я никогда не поставлю коньяк, который вы любите на ночь глотнуть, в холодильник. Благородный холодный напиток – это ужас.
– Коньяк, который хранят в холодильнике, действительно ужас, – согласился я. – Вы мне нравитесь. Но, Борис, моя мать очень богата, а мне приходится жить на гонорар частного сыщика, поэтому иногда в моем кармане густо, а подчас пусто. Не смогу платить достойные деньги батлеру, увы, я не герцог Ванздейский.
– Он был прекрасный человек, – вздохнул Борис. – Женился на американке, улетел в США, а супруга не захотела российского гражданина в услужении. Иван Павлович, хорошее место быстро найти трудно, а жить мне негде. Давайте договоримся так: я устроюсь в гостевой комнате и за то, что мне предоставлен кров, буду вести домашнее хозяйство и присматривать за Людвигом Ван Иоганном Моцартом Цезарем Брутом Ницше. Торжественно обещаю стать невидимым и неслышимым.
– Ладно, – кивнул я. – Скажу честно, мне очень трудно ужиться с посторонним человеком на одной территории. Нет, не подумайте, что я кидаюсь с кулаками на тех, кто рядом. Просто… ну…
– Вы любите одиночество, – подсказал батлер.
– Да. Наверное, поэтому не собираюсь жениться, меня вполне устраивает статус холостяка. Что же касаемо пресловутого предсмертного стакана воды, то сомневаюсь, что при уходе из жизни жажда станет моей главной проблемой. Простите за откровенность, долго с вами рядом сосуществовать я не смогу. Давайте заключим соглашение. Вы ищете нового хозяина, я пристраиваю пса, решим обе проблемы и расстанемся. Если отдам Демьяна в добрые руки, а вы еще не найдете место, я, конечно, вас не выгоню, живите здесь, пока не устроитесь. Получаете комнату бесплатно, едите-пьете за мой счет, но в обмен на это управляете всем хозяйством. Договорились?
– Да, – ответил Борис, – спасибо.
– Это вам спасибо, – сказал я.
Глава 29
На следующий день после полудня мне позвонили с незнакомого номера.
– И че? – спросил странный голос. – Я сижу в «Якобинке», а никого нет.
Я, как раз смотревший в окно на кафе со странным для Москвы названием (ну кто сейчас помнит, что якобинцы – это члены Якобинского французского политического клуба, установившие во Франции в 1793–1794 гг. свою диктатуру), удивился:
– Простите, очевидно, вы не туда попали.
– Эй-эй, стойте! – заорал собеседник. – У меня уникальная память, это вы мне вчера звонили, говорили про презентацию. Я Саша Федорко, главред журнала «Вау».
Тут только я вспомнил о своей беседе то ли с мужчиной, то ли с женщиной и быстро выкрутился из щекотливого положения:
– Презентацию отменили.
– А‑а‑а, – разочарованно просипели из трубки. – Жаль, в моем распоряжении мощные пиар-возможности, уж я б вас продвинул.
– «Вау» более не существует, – зачем-то сказал я.
– А вот и нет, выходит интернет-версия. Бумажную, да, прикрыли, и все из-за сволочи Светловой, любительницы подписи подделывать.
– Ольга Светлова подделывала подписи? – встрепенулся я. – Чьи?
– Дрянь она! – заорала трубка. – Мерзота! Рисует хорошо, а документы стряпает… Скотина! Жаль, не получила от меня лещей, не нашел гадину.
– Вы торопитесь? – спросил я.
– Мне ваще спешить некуда, думаю над сюжетом новой книги. Я писатель, – гордо объявила трубка, – автор бестселлеров.
– Не хотите со мной позавтракать? – предложил я. – Сейчас приду в «Якобинку».
– Хорошая компания всегда кстати, – прозвучало в ответ.
Я быстро накинул пиджак и пошел в кафе.
Саша Федорко при внимательном рассмотрении оказался мужчиной. Правда, мне понадобилось время для определения половой принадлежности особы, сидевшей за столиком. Федорко был тучен, носил волосы до плеч, оплывший торс оказался упакован в розовую футболку с принтом в виде белки, нижнюю часть фигуры скрывали небесно-голубые джинсы. Заметив на ногах главного редактора босоножки на толстом каблуке, я почти уверился, что передо мной мужиковатая баба, но потом заметил на лице Саши пробивающуюся щетину и сделал вывод: Федорко – женоподобный мужик.
– Заказывайте что хотите, завтрак за мой счет, – предупредил я Сашу, – но сделайте одолжение, расскажите про Светлову.
– Зачем? – бдительно поинтересовался главред «Вау».
Я был готов к этому вопросу.
– Мой компаньон закрутил с ней роман, вроде дело к свадьбе идет, но появились сомнения относительно ее честности. Вы, похоже, Ольгу хорошо знаете?
– Ха! – выдохнул Федорко. – Свинья, скотина, поддельщица документов, дрянь подзаборная.
– Что желаете? – спросила официантка, приближаясь к столику.
Саша прочистил горло.
– Блинчики, двойную порцию. Сливки к ним из баллончика?
– Сами делаем, – заверила девушка.
– Точно? – не поверил главред. – В среду ела в кафе, там тоже обещали самовзбитые, а принесли гадость, я жрачку на кухню вернула.
Я уставился на Федорко. Ела? Вернула? Оно – дама? Но почему с бородой и с усами? Вероятно, у несчастной гормональные проблемы.
