Иоанна Хмелевская - Убить меня
– Уж мы и посмеялись! – не вытерпел второй парень. – За бока держались от хохота, мол, теперь он все свои опоздания одним махом перекрыл. И даже для памяти в календаре тот день красным цветом отметили.
Рейкееваген потребовал календарь. Действительно, одно число было обведено красным фломастером. День, накануне которого, как предполагалось, убили Нелтье ван Эйк!
– А что случилось неделю назад?
– Дак неделю назад Филип наконец раскололся. Когда орешков притаранил. Тогда и рассказал. Ну, то, что два месяца назад видел.
После того как инспектор перечитал и обработал сбивчивые показания приятелей погибшего парня, у него получилось вот что.
Два месяца назад, по дороге домой, у Филипа вышел из строя его старенький велосипед и ему пришлось идти пешком, да еще и велосипед вести. На полпути он решил передохнуть и устроил привал у дома старой Бернардины. Сидел себе, попивал пиво. А тут к дому Бернардины подкатил какой-то тип на темно-зеленом «мерсе». Филип еще подивился, что надо такой стильной тачке в этом захолустье. Тип тот въехал в самые кусты, Филип еще подумал, что сейчас поцарапает свое сокровище, но тому, похоже, плевать было. Филипа водитель не видел, тот ведь тоже в кустах сидел. А минут через десять-пятнадцать приехала еще одна машина, как раз этот самый «пежо» из сарая, и тоже свернула к дому Бернардины. Только «пежо» за дом заехал, на ту сторону, где крыльцо. Мужик же вылез из своего «мерса» и тоже за дом побежал, за «пежо». И через минуту вернулся с бабой, то есть с дамой, крупная такая, немолодая. Оба к «мерседесу» подошли и что-то там делали, а что – Филип не видел. Багажник открывали, это Филип по звуку определил, вроде как туда что заталкивали или оттуда вытаскивали, а потом багажник захлопнули. Мужик опять за дом пошел, недолго пробыл там, вернулся, сел в «мерседес» свой и уехал. Филип подождал малость – ничего не происходит, бабы нет, так он из любопытства тоже за дом сходил – посмотреть, что с «пежо». Оказалось, что машину в старый сарай загнали, один зад торчал. А баба как сквозь землю провалилась. Выходит, они вместе на «мерсе» уехали, а «пежо» почему-то бросили.
– И что же, два месяца назад Филип так никому ничего и не рассказал? – недоверчиво спросил инспектор.
Парни искренне удивились:
– А чего рассказывать-то? Что баба с мужиком свиданку устроили и укатили на машине, а вторую на время припрятали?
– Но ведь вот теперь рассказал.
А это из-за орехов. Отправился за орехами в сад Бернардины и увидел, что «пежо» все еще стоит. Это ему показалось странным.
– А не говорил ли он случайно, как выглядел тот тип из «мерседеса»?
Парни растерянно переглянулись.
– Не-а, не говорил. О бабе говорил – большая такая, даже «коровой» обозвал. А про мужика… Нет, ничего.
– Про куртку его говорил! – вдруг вспомнил один из парней. – Черная, от дождя. Дико дорогой прикид. Классная, короче, куртяха.
Инспектор понял, что больше ему из парней ничего не выдоить, и задал последний вопрос:
– А когда вам Филип об этом рассказывал, еще кто-нибудь мог слышать его?
Парни привычно переглянулись и дружно пожали плечами.
– Да любой мог слышать, народу-то тусовалось рядом полно. У нас тут всегда так – заправка, мойка, сервис, с утра до ночи крутимся. А у Филипа-то голосище был будь здоров, мы же привыкли целыми днями перекрикиваться. Кто-то крикнул, чтоб завтра еще орешков от Бернардины притаранил. Вон господин сержант слышал, значит, и другие слышать могли.
На этом инспектор Рейкееваген закончил допрос парней и отправился беседовать с семейством Филипа.
Выяснилось, что в тот августовский день младший брат без разрешения взял велосипед Филипа, а ему оставил свою старую развалину. Филип тогда дико разозлился, но делать-то было нечего, поехал на развалине, а на обратном пути у него лопнула цепь и пришлось тащиться пешком. Домой явился злой как черт и первым делом выпорол брата, который к этому времени сумел сломать и новый велосипед. За младшенького вступилась мать, но отец вмешался и еще добавил постреленку, в общем, разразился семейный скандал. Они его надолго запомнили. Утром Филипу не на чем было добираться до работы, вот и пришлось отцу подбросить его в своем фургоне.
– А о том, что видел по дороге, он вам не рассказывал? – без особой надежды поинтересовался инспектор.
– А что он видел? – насторожилась мать.
Похоже, в семье парень держался особняком и особенно не болтал. Так что инспектор оставил в покое домочадцев покойного. Но теперь он твердо знал – бедный Филип был вторым человеком, который видел Сомса Унгера. Более того, не исключено, что Филип стал свидетелем убийства. Увы, только свидетель этот уже не в силах был помочь следствию.
Эксперты на месте преступления потрудились на славу. Тщательный осмотр всего подворья старой Бернардины давал основания полагать, что смерть Филипа Фейе не стала результатом нелепого несчастного случая. Под орехом он был не один. Умелый преступник знает тысячи способов скрыть свое присутствие. Он и хирургические перчатки на руки натянет, ни к чему лишнему не прикоснется, никуда не присядет, ни обо что не обопрется. Но летать он не умеет. И поневоле вынужден ступать по земле, оставляя отпечатки подошв.
И машины тоже ездят по земле.
Эксперты обнаружили человеческие следы, и то были не только следы Филипа. Кто-то побывал здесь, причем одновременно с жертвой, поскольку следы перекрывали друг друга. Более того, кто-то держался за сук. Возможно, конечно, это был сам Филип, который ухватился за сук, когда лез на дерево, вот только так хватаются за сук, когда собираются им замахнуться…
И следы автомобиля нашлись. Кто-то съехал с дороги к дому, потом развернулся и уехал. Увы, жухлая, но вполне упругая еще трава и опавшая листва не позволили протекторам оставить четкие отпечатки. Установить удалось лишь одно: машина приехала и уехала не далее как сегодня утром. Вчера вечером шел дождь, и он бы смыл все следы.
Если бы столичный инспектор не уделил особого внимания всем этим мелочам, никто бы не заметил их и смерть бедного парня признали бы просто несчастным случаем.
***– Слушай, мы гении! – крикнула по телефону Мартуся. "– Мы нашли убийцу! Ты уже знаешь?
Поспешно выскочив из-за компьютера, я кинулась в гостиную, где на столе стояла початая бутылка красного вина. Очевидно ведь, что такая беседа потребует массы душевных и физических сил.
– А это зависит, о каком убийце ты говоришь, – откликнулась я. – О нашем, голландском, или у вас в Кракове свой появился?
– Да ну тебя! О нашем, конечно. Вот видишь, какая ты гениальная, а я работящая. Ты велела мне просмотреть все телефонные книги Европы – и вот результат.
– Я так понимаю, «девочки» на кого-то вышли. Подожди, не спеши, говори по порядку. Какая из девчонок?
– Если по порядку, то начинать надо с Малги Кузьминской. Но нашла одна из тех двух заграничных, помнишь? Наталья Штернер.
Я потянулась к полке над столом, где лежала бумажка со списком «девчонок».
– Из Штутгарта?
Ага, та самая. Юрек-Вагон расспрашивал ее через своих помощников, никого из его подозреваемых она не знала, но ей предложили посмотреть фотографии, и, представь себе, прежде чем она успела прикусить язык, у нее вырвалось, что одного знает. Ну, из тех, что на фото. И сразу пожалела, потому как он был ее хахалем, но ничего не поделаешь, пришлось признаться. И оказалось, что у него совсем другая фамилия, вовсе он не голландец, а швед, погоди… сейчас найду… вот, Герхард Торн!
– А у Юрека как его зовут?
– Минутку, я тоже записала… ага, вот. Мейер ван Вейн.
О, это уже интересно!
– Выходит, одно лицо, но о двух фамилиях.
– И двух национальностях, обрати внимание. Ведь это совсем подозрительно, правда?
– Еще бы. Но ты уверена? Может, просто случайное сходство?
– Какое там случайное! – возмутилась Мартуся. – Чтобы собственного любовника не узнать! Хотя они и это принимают во внимание и уже напугали ее предстоящей очной ставкой. Разумеется, она не призналась в любовной связи с Торном, сказала, что он просто ее хороший знакомый. Она ведь замужем. Но слово не воробей, и теперь она страшно переживает, что у него неприятности из-за нее будут, она ведь его любит, но мужа тоже любит и вовсе не хочет его лишиться.
– Кого именно? – сочла нужным уточнить я.
– Да обоих. Они оба ей дороги, каждый по-своему.
О, я прекрасно понимала чувства этой несчастной.
– А муж о нем знает?
– Да ничего он не знает, точнее, самого Торна знает, то есть не Торна, а ван Вейна, но о любовной связи жены не знает. И еще Наталья страшно злится на Малгу, что из-за нее получился такой паштет, а Малга, в свою очередь, ужасно переживает. В общем, ты понимаешь.
– Прекрасно понимаю. А дельце-то просто прелесть! И знаешь, эти голландские менты должны нас благодарить! – И тут я спохватилась. – Ой, ну втянули мы в грязное дело Мейера и Наталью, только что толку-то? Ведь это же не он.
