Наталия Манухина - Знойная женщина, мечта поэта
Потом спохватилась — можно же ребенку позвонить! Позвонить и спросить.
Дозванивалась ровно час. Занято, занято, занято!..
— Мишенька!
— Да, мама. У вас все нормально? У меня все нормально. Позже перезвоню! — И хлоп трубку!
Меня не так-то легко сбить с толку. Я позвонила еще раз.
— Миша, не вешай трубку! Ты к кабельному телевидению свой телевизор не подключал?
— Я?! Нет!
— Миша, не вешай трубку! Они повестку…
— Не подключался я, мама, ни к какому кабельному. Все, я на работе. Целую.
— Мишенька!
Но он уже снова повесил трубку.
Я не обиделась. Работа есть работа. Главное, что она сыну нравится.
А наговориться можно и потом, когда он сам позвонит. Выберет время и позвонит. Когда будет посвободнее.
К тому же все, что хотела, я выяснила — ребенок перед законом чист. Ну, аферисты из шарашкиной конторы, держитесь!
До аферистов дозванивалась еще два часа. Быстрее было бы туда съездить! Сто раз пожалела, что не взяла у Людмилы Васильевны адрес.
Нет, улицу я знала! Людмила Васильевна успела сказать мне ее название, а вот номер дома я и слушать не стала. Перебила старушку, заверещала, как резаная:
— Нет, нет, Людмила Васильевна, спасибо! Не надо! Я вас умоляю. Все равно я туда не поеду. Это у черта на куличках, а мне некогда! Я им лучше позвоню!
Вот и названивала полдня.
— Алле! — наконец-то откликнулись на том конце провода.
— Добрый день! Это кабельное?
— Закрытое акционерное общество, — бодро начала некая особа женского пола, а потом скисла, конец фразы пробормотала так неразборчиво, будто у нее горячая картофелина во рту.
Переспрашивать я не стала. Зачем цепляться по пустякам? Сделала вид, что все расслышала. Какая мне разница, как они называются!
— Девушка, — проникновенно мурлыкнула я, пытаясь завоевать расположение невидимой сотрудницы «непойми-какой фирмы», — мне тут повестка пришла из вашего закрытого акционерного общества.
— Адрес?! — оглушительно рявкнула дива.
— Мой? — кротко уточнила я, не теряя надежды навязать собеседнице свой стиль разговора.
— Да!
Я промурлыкала Мишкин адрес. Меня не так-то легко сбить с толку.
— Ждите!
— Спасибо большое, — не выходя из образа, пропела я и отправилась в ванную красить ресницы.
Накрасила один глаз, переложила трубку в другую руку, накрасила второй глаз и только тогда услышала:
— Все верно. По нашей базе данных ваша квартира подключена к антенне кабельного телевидения. Вам нужно подъехать к нам и заключить договор.
— Да, но…
— В течение трех дней!
— Девушка!
— По адресу…
— Девушка, но я не подключалась ни к какому кабельному телевидению. Я вообще телевизор не смотрю.
— То есть вы не согласны?!
— Нет! — твердо сказала я.
— Тогда вам нужно подъехать к нам и написать жалобу на имя нашего генерального директора. Возьмите ручку и запишите фамилию! — приказным тоном распорядилась она.
— Какую жалобу?! Девушка, мне некогда писать жалобы и развозить их по всему городу. Я точно знаю, что никуда не подключалась. Почему же я должна тратить свое время, чтобы выяснить то, в чем я и так уверена?
— Если вы так уверены, пишите жалобу.
— Но…
— Если вы будете меня перебивать, я повешу трубку.
— Ой, нет! — заверещала я, вспомнив про судебные санкции. — Не вешайте, пожалуйста! Я позвонила совсем не для того, чтобы поскандалить. Я не поругаться хочу, а разобраться!
— А я вам и объясняю, как надо сделать, чтобы все было по правилам, а вы меня все время перебиваете. Будете записывать?
— Буду, — смирилась я.
— Пяткин, Петр Гургенович. Записали?
— Записала.
— Ну вот, — повеселела она, — очень хорошо. Пишите жалобу и привозите сюда. Петр Гургенович в течение месяца с вашим заявлением разберется и даст ему ход.
— А на что мне пожаловаться? — совершенно искренне спросила я, так как ничего из объяснений строгой сотрудницы не поняла. — На то, что мне кабельное не нужно?
— Нет, конечно. При чем здесь — нужно или не нужно? Вы ведь сказали, что не согласны с мнением ревизии, вот и напишите, что не согласны. Тогда Петр Гургенович вторую ревизию назначит. Если сочтет нужным.
Едва сдержавшись, чтобы не вспылить, я смиренно уточнила:
— Ревизию назначают для того, чтобы выявить факт подключения?
— Да.
— И ревизоры придут прямо ко мне в квартиру?
— Ну не ко мне же! Ясное дело, к вам.
— А каким-нибудь другим способом этот факт выявить можно?
— Нельзя, — с видимым удовольствием сообщила она.
— То есть вы хотите сказать, что…
— Вот именно, — строго подтвердила она, даже не дослушав вопроса. — Вам нужно быть в это время дома!
— Но…
— Вам позвонят заранее. Договорятся о времени.
— Но в прошлый раз мне не звонили, и никто ко мне не приходил, я вообще все это время жила на даче (вдохновенно врала я), как же тогда ваши ревизоры смогли установить факт подключения? Взломали квартиру?
— Адрес?
Предвкушая победу, я безропотно продиктовала Мишин адрес во второй раз.
— Ждите!
Я нанесла на веки тени и подкрасила губы.
— Вы слушаете?
— Да.
— Корпус какой?
— Второй.
— Второй?! Вы уверены?
— Ну да.
— Можете не приезжать.
— В смысле?
— Ошибка.
— Спасибо большое, — с чувством поблагодарила я.
Все-таки хорошо, что я не поехала туда сама, а позвонила. Разбирать дрязги по телефону гораздо проще, чем при личной встрече. Не так нервничаешь.
Я посмотрела на часы. Полдня псу под хвост! Вот тебе и планирование! Собиралась с утра, до того как идти в больницу, приготовить на ужин буженину (Славочка любит) и забежать в химчистку за галстуками. Теперь уже ничего не успеваю!
Нет, это, конечно, не смертельно! Галстуки подождут, а на ужин можно приготовить рыбу. Я вынула из морозилки форель. И возни меньше, и готовится она быстрее, чем буженина.
В Михайловскую больницу я попала только после обеда. В самый тихий час!
Естественно, в кардиологическое отделение, куда сегодня ночью положили тетушку, меня не пустили.
Сказали:
— Нельзя! Ни в коем случае! Только после четырех.
— Ну, пожалуйста, в виде исключения, — заныла я. — Я не могу после четырех. Никак не могу. Я только на одну минутку. Я дядюшке обещала!
Ныла я скорее по инерции. Так, на всякий случай. Ни на что особо не рассчитывая.
Вдруг пропустят? Чем черт не шутит! А не пропустят, тоже ничего страшного. Поднимусь к главврачу. Она-то уж точно разрешит. Евгения Федоровна почему-то все еще хорошо ко мне относится. Несмотря ни на что!
— Проходите! — неожиданно смилостивилась медсестра. — Палату знаете?
— Нет. Не знаю. Я еще не была ни разу. Ее только сегодня ночью положили.
— Кого ее? — недоверчиво переспросила она. — Вы же только что сами сейчас сказали, что идете к дядюшке?
— Нет. Вы меня не правильно поняли. Я не говорила вам, что пришла к дядюшке. — Меня не так-то легко сбить с толку. — Я сказала, что обещала дядюшке, что схожу к тетушке.
— Фамилия?
— Короткова.
— Девушка! — вызверилась сестричка. — Что вы мне здесь голову морочите?! Выписалась ваша Короткова.
— То есть как это выписалась?! Вы уверены?! Короткова Евгения Семеновна выписалась?! Ее же только что положили!
— А вот так и выписалась. Под расписку! А то вы свою тетушку не знаете? Очень беспокойная дама. Сокрушалась, что собачку ей не с кем оставить. Никого, говорит, собачка не слушается, кроме нее. Доктор кардиограмму ей сделал — и выписал. Час назад как уехала. Сын увез. На машине. Очень неспокойная дамочка.
— Спасибо вам большое! — искренне обрадовалась я.
Я свою тетушку знаю. Если выписалась (пусть даже и под расписку), ей действительно стало легче.
Рассыпавшись в извинениях, я поспешила в реанимацию.
Слава богу, там никому и ничего объяснять не придется. В отделении интенсивной терапии меня уже знают и пропускают к Люсеньке беспрепятственно. В любое время дня и ночи.
Вот только толку от моих посещений — чуть!
Приду, постою, поплачу и отправляюсь восвояси. Сказать мне Люсеньке нечего. Нет у меня для нее новостей.
А ведь именно они, хорошие новости, могут вывести человека из комы. Я это точно знаю. Столько коматозных больных за свою жизнь повидала, столько раз наблюдала за тем, как они возвращаются к жизни, — не сосчитать!
И причина выздоровления была всегда одна и та же — стресс от положительных эмоций.
Видела я это, правда, по телевизору. В бразильских сериалах.
Но, согласитесь, какая разница? Кома, она и в Африке кома!
Почувствует Люсенька присутствие мужа, услышит его голос, обрадуется, и сердце ее забьется сильнее, кровь быстрее побежит по жилам, а там, глядишь, и выйдет болезная из небытия. Очнется, придет в себя и пойдет на поправку.
Я вытерла слезы и тихонечко вышла из палаты.
Конечно, муж — это хорошо. Но если его нету?! Не могу я его разыскать, хоть ты тресни!
