Эльвира Барякина - Нежное притяжение за уши
— Правда? — искренне удивилась Оксана. — Это для меня новость. Если она за мной шпионит, то почему бы вам не допросить ее о причинах?
— Не пытайтесь водить меня за нос! Вы передали ей одежду, принадлежащую вашей фирме «Марла» для того, чтобы покрыть ее махинации с деньгами Поленова. И я уверен, что вы вместе с Маевской замешаны в убийстве Станислава Шорохова, а чтобы замести следы, специально подставили и посадили своего директора! — совсем забывшись, грохнул Федорчук.
— Слушайте, — перебила его Бурцева, — вы что, хотите обвинить меня в убийстве моего мужа? Но это же смешно! Полсотни гостей видели, что во время выстрела я стояла рядом со Стасом. Причем тут я?
Федорчук почувствовал, что почва окончательно уплывает у него из-под ног. Он был уверен в своей правоте, но у него не было ни одного доказательства.
— Вам это выгодно! — как можно решительней сказал он.
— Дорогой друг, — поднимаясь, произнесла Оксана, — я никого не убивала, и все, что вы только что рассказали мне, — не более, чем ненаучная фантастика. Ни в случае с кредитами, ни в случае с Поленовым, ни в случае с моим замужеством, вы не можете доказать умысел. Все это — случайное стечение обстоятельств. Всего хорошего!
Когда Федорчук — злой и нервный — выскочил вслед за ней в приемную, Миндия вопреки своему обыкновению вовсе не обнимался с секретаршей. Он спокойно сидел в двух метрах от нее на крутящимся стуле и медленно на нем переворачивался с выражением лица, означающем «Вот это да!!!»
— Пошли! — приказал ему Федорчук.
Миндия послушно засеменил за шефом. Но как только они вышли в коридор, он вцепился ему в рукав, настойчиво требуя внимания.
— Иван Барысовыч! Я знаю, пачэму Бурцэва отдала Нонне свой сэконд-хэнд! Мнэ только что Валэчка сказала, сэкрэтарь…
— Ну? — резко развернулся Федорчук. Он все еще не отошел от своего поражения.
— Вы нэ повэритэ, шэф! Нонна — дочка Оксаны. Толька оны об этом ныкаму нэ говорят, чтобы нэ было ясно, что они дэйствуют в сговорэ. «Бурцэва» это фамылыя втарого мужа. А Нонна радылась от пэрвого брака.
Ветер перемен превратился просто в шквал, и Иван уже не знал, как ему устоять на ногах.
— А эта твоя Валечка точно знает? — почти простонал он.
— Точна! — честно вытаращил черные глаза Миндия. — Бурцэва как-та пасылала ее мэнять доллары и дала ей свой паспорт. Вот Валэчка и пасматрэла в графу «Дэти».
* * *К великому сожалению Федорчука хозяевами фирм-получателей кредитов были не Маевская с Бурцевой, а какие-то Синицина, Гонцова, Швахер и Непойко. Миндия, не менее своего шефа жаждущий раскрыть убийство Стаса Шорохова, кинулся узнавать всю их подноготную, но узнавать было нечего. Все четверо являлись явно подставными лицами — самой младшей из них недавно исполнилось шестьдесят восемь. Остальные и вовсе были древними старушками.
Федорчук не поленился и сходил к каждой из них домой. Но как он и ожидал, ни одна бабушка даже слыхом не слыхивала ни о каких кредитах и банках. Фотографии Нонны и Оксаны тоже ничего им не говорили.
Получалась какая-то тупиковая ситуация: фирмы-невидимки получили тринадцать миллионов рублей, куда-то их дели и при этом сами исчезли почти что мистическим образом. Что ж, мистика была вполне в духе Нонны.
Конечно, можно было бы представить себе, что все четыре старушки страдают ярко выраженным склерозом, или же сговорились между собой… Но Иван в это решительно не верил.
* * *Федорчук сидел перед тарелкой пельменей и смотрел в нее тщательно и как-то мучительно.
— Ты чего? — спросила его Машуня, которая в очередной раз переселилась к Ивану на вечер.
— Думаю! — объяснил тот и начал ковырять вилкой в еде.
— Что тут думать? Ешь! Вкусно же!
— Да я не о еде думаю! — страдальчески махнул вилкой Федорчук. При этом вздетая на нее пельменина слетела и тут же попала в объятья радостному Фисе.
— О деле? — сочувственно спросила Машуня. В который раз она уже убеждалась, что работать адвокатом куда как выгоднее, чем следователем: ее дело защищать, а не изыскивать, какими непостижимыми мыслями были забиты бошки преступников, когда они творили и скрывали свои черные дела.
Федорчук же был лишен права выбора профессии, так как он ее уже выбрал.
— Маш! — проговорил он, терзаясь. — Я же знаю все! Ну почти все… Но у меня нет прямых доказательсв! Где-то я чего-нибудь просмотрел и не заметил!
— Ну как это ты все знаешь? — не поверила Машуня. — Ты знаешь только о возможных заказчиках убийства. А непосредственный убийца до сих пор неизвестен.
Глаза Федорчука загорелись.
— Вот бы нам его поймать! Он бы мне сразу дал показания и на Бурцеву, и на Маевскую.
Размечтавшись, Иван съел одну за другой полдюжины пельменей. Как и у всякого мужчины, от еды его настроение слегка улучшилось, и он стал почти игриво поглядывать на Машунину коленку, находившуюся в опасной близости от его собственной ноги.
— А вот ты сама, Маш, — завел он отвлекающую беседу, — проходишь по моему делу как свидетель, а никаких показаний насчет убийцы не даешь…
Машуня смотрела на своего Федорчука и все понимала по его выражению лица.
— А я ничего не видела! — в тон ему пропела она. — Я тебе уже сто раз говорила.
— А зря… — Рука Федорчука уже нагло переместилась на объект вожделения и стала его нежно поглаживать. — Вот если бы я был на твоем месте и мог бы посмотреть на все твоими глазами… Ну или хоть чьими-нибудь! Я бы как пить дать что-нибудь заметил! Кстати, а у нас попить ничего нет?
Но Машуня не сразу отозвалась. Ей кое-что пришло в голову. И это «кое-что» было поистине замечательным.
— Иван! — вдруг воскликнула она. — А ведь на свадьбе наверняка снимали на видеопленку. Может, стоит ее посмотреть?
— Да мы ее уже смотрели! Я сразу же после убийства нашел оператора.
— Все равно давай посмотрим! — не унималась Машуня. — Может, я чего вспомню!
— Ну давай, давай, — согласился Федорчук и, подойдя к телефону, набрал служебный номер. — Алло! Миндия? Помнишь, у нас среди вещдоков была кассета с Шороховской свадьбы? Приготовь ее нам, пожалуйста. Мы сейчас с Машуней приедем.
* * *Просмотр кассеты проводили в кабинете Ивана. Притащив туда видеодвойку, Гегемоншвили рассадил Машуню с шефом на стулья, а сам взялся за пульт.
Съемка почему-то была любительской, а снимали, видимо, разные люди. Камера немилосердно тряслась, то и дело показывала чьи-нибудь ноги, а однажды вообще крутилась, похоже, изображая спецэффекты. Но несмотря на такое всеобщее «мастерство» кое-что все-таки было видно и понятно: вот молодые едут на машинах и хохочут, вот зачем-то бросают букет с моста, вот Стас радостно комментирует:
— Вы только что были свидетелями образования новой свадебной традиции! Она называется «Прощай свобода, здравствуй, Оксана».
Бурцева снисходительно смотрит на него и берет под ручку. Все едят, чокаются, дарят подарки и со всей дури орут «горько»…
Далее в течение пятнадцати минут был запечатлен страстный поцелуй жениха с невестой в разных ракурсах и позах. Потом уже все танцуют в большом холле Поленовской дачи. Камера дергается в такт музыке, чувствуется, кто-то плясал вместе с нею. На минуту в кадр попал сам Вовочка-банкир с совершенно красным лицом, который кричал, видимо, Нонне, что она так легко от него не отделается. После этого странного эпизода камера какое-то время просто валялась на полу, и перед ней бродили чьи-то ноги.
Народ был уже совсем перепитый. Трое мужиков на полусогнутых ногах дергались под музыку и смешно надували щеки. Потом Поленовский голос прокричал, что сейчас будет фейерверк, и после этого камера потащилась вместе со всеми на улицу. Там группа сильно набравшихся гостей начала исполнять «А нам все равно», позируя перед объективом косыми рожами. Но оператору быстро надоело их снимать, и он сфокусировался на чьей-то лежащей фигуре, только что снесшей заграждение Руслана-пиротехника. Какая-то тетка начала ее поднимать. Сбоку мелькнула спина Руслана, который начал махать руками на отдыхающих гостей. Потом раздались матюки, исполняемые Руслановским братом. Видимо, тот пришел ему на помощь.
— Стойте-ка! — изумленно произнесла Машуня, хватая Миндию за плечо. — Что-то я не пойму…
— Чего не поймешь? — сразу насторожился Иван.
— Рукав! Еще раз покажи этот кусок!
Гегемоншвили послушно перемотал.
— Видишь, черное пятно у Руслана на куртке? Но я точно помню, что сначала оно было прямо на локте! — воскликнула Машуня. — Я и тогда, на свадьбе, обратила на это внимание. А здесь, фигня какая-то: оно вон насколько выше!
— Может, это другой рукав? — предположил Федорчук.
— Ничего не другой! — обиженно перебила Машуня. — Правый. И раньше пятно было на локте…
