Иоанна Хмелевская - Всё красное (пер. В. Селивановой)
Нахмурив брови, господин Мульдгорд смотрел на нее с выражением величайшего неодобрения и продолжал обличать громким голосом:
– Пошто пани не давать алкоголь для гость головой скорбный? Аз разуметь польский. Мое ухо слышало. Гость возжелал алкоголь, пани не давать. Пани не возжелаху отверзти вместилище алкоголя, имея присно «Наполеон». Убивец уготовляху эксплозия, аще пани имея весть сию?
Алиция с возмущением опровергла обвинение в том, что она якобы знала о подготовленном взрыве шкафчика или, того хлеще, сама приготовила покушение на Бобуся. Не знаю, удалось ли ей убедить полицейского в своей невиновности.
– Аз глаголю: во оноже время пошто пани не давать алкоголь для ради гости?
Зося, Павел и я прекрасно понимали смущение Алиции, даже панику, отразившуюся на ее лице, когда она услышала этот вопрос. Разве можно этому датскому представителю властей, действующему в строгих рамках закона, поведать о всей сложности взаимоотношений с Бобусем и Белой Глистой? Разве можно убедить его, что дело не только в неначатой бутылке «Наполеона»? Что тут затронуты гораздо более тонкие материи?
Не получив ответа на свой вопрос, господин Мульдгорд стал еще более официален и задал вопрос в лоб:
– Пани собственная персона воздвигла эксплозия? Аз жажду ведати!
Тут взорвалась уже Алиция:
– Глупости! Делать мне нечего, только из-за всякого кретина портить свою мебель! Я уже не говорю о магнитофоне и оконном стекле!
В глазах герра Мульдгорда мелькнуло что-то вроде понимания. Он задумчиво смотрел на гневную Алицию и о чем-то напряженно размышлял, затем его хмурое лицо прояснилось, и он произнес:
– А! Пани изрекла, аз внял и малая толика разумею. А! Добро. Токмо убивец искони присно ищет. Ищет. Пани ведати. Што?
Последующий обмен фразами не продвинул следствие вперед. Алиция грудью преграждала доступ к своим бумагам и ее пагубное нежелание допускать к ним кого бы то ни было победило. Эх, если бы дело происходило не в Дании, ей бы это даром не сошло, победу наверняка бы одержал представитель власти.
Поставив на Алиции как источнике информации крест, герр Мульдгорд извлек обещанные фотографии и продемонстрировал нам эти достижения следственной мысли. Полицейские решили показывать их всем подряд в надежде, что кто-нибудь опознает запечатленные на них лица. Расчеты полиции оправдались. Большинство лиц на фотографии удалось идентифицировать. Это оказались жители соседних домов, их знакомые и работники различных социальных служб города. Так, например, среди них фигурировали мальчики-посыльные из магазинов, на двух во всей красе предстал местный почтальон, на трех – сотрудник местного муниципалитета, в чьи обязанности входило следить за зелеными насаждениями Аллерода и подстригать живые изгороди. Только из фотографии Алиция узнала, что ее живая изгородь со стороны улицы была красиво подстрижена. Это ее встревожило:
– А потом пришлют счет. Я бы и сама могла это сделать!
Только одно-единственное лицо опознать не сумел никто. Это был мужчина среднего роста и средней упитанности, невероятно кудлатый и бородатый, который, как заявил сидящий в засаде полицейский, крутился у дома Алиции без всякой видимой причины. Сначала он постоял на улице перед калиткой дома, потом на задах дома, понаблюдал за садовником магистрата, который подстригал ветки на Алициной живой изгороди, а потом куда-то исчез. Если уж считать, что на предъявленных нам фотографиях обязательно фигурировал убийца, так это только он.
– Парик снимет, бороду отклеит и ни один черт его не признает, – откомментировала Зося, а Павел возмутился действиями, а вернее, бездеятельностью полиции:
– Таких подозрительных надо задерживать на месте!
– Павел, помолчи! – одернула его мать.
– Я-то помолчу, но вот если бы полиция его задержала на месте и проверила документы, так знала бы, кто он такой, и не надо фотографии предъявлять. А так снова мне придется выслеживать какого-то…
Тут уж все три бабы напустились на парня. Зося в воспитательных целях, а мы с Алицией из опасения, как бы Павел не проболтался и не выдал полиции Эву. Павел обиделся, надо признать, не без оснований, покинул наше общество и вышел в сад немного поостыть.
Господин Мульдгорд вернулся к волнующей его теме.
– Убивец возжелаху лишить пани живота, – обратился он к Алиции. – Убивец ходити окрест на круги своя. Яко имеющи причина. Он ищет да обрящет. Аз внял гласу пани. Вещай, ради какова причина возжаждал убивец смерти твоея?
Вопрос полицейского, может, немного излишне изысканно сформулированный, тем не менее звучал вполне понятно и логично. Мы-то знали, что преступник панически боится сведений, содержащихся в Эдиковом письме, и торопится его найти. А одновременно то и дело покушается на Алицию. Где же логика? Убей он ее, и дом наполнится родственниками и полицией, которые перевернут все вверх ногами, найдут письмо, а значит, угроза по-прежнему будет висеть над головой преступника. Вот если бы он убил Алицию в тот момент, когда она обнаружит письмо Эдика и примется его читать! Стукнуть ее по голове, вырвать письмо из рук и смотаться. Тогда я понимаю, логика есть, и смысл есть, а так… Остается предположить, что, независимо от письма, сама по себе Алиция еще знает нечто, представляющее опасность для преступника. Знает и не отдает себе в этом отчета.
Дойдя до таких умозаключений, и я уставилась на Алицию с такой же подозрительностью, как и герр Мульдгорд.
– Мне кажется, тебе следовало бы рассказать нам подробно о всех событиях, свидетелем которых ты была за последние лет пять, – сказала я ей.
– Что-то там такое было…
– Прямо сейчас? – ядовито поинтересовалась Алиция. – И со всеми подробностями?
– А почему нет? Сегодня у нас просто на удивление спокойный вечер, никого не убили, Бобусь и Белая Глиста сидят спокойно в своей комнате, не мешают…
Мне помешали докончить господин Мульдгорд и Зося. Они оба как-то одновременно встрепенулись и их вопросы прозвучали дуэтом – Полицейский: – Прошу прощения. Белая… што?
Зося: – И в самом деле как-то слишком-тихо сидят. Может, с ними уже что-нибудь… того?..
Мы трое сорвались с места, тактично скрывая обуревавшие нас надежды и демонстрируя беспокойство. Полицейский сорвался тоже. С визгом раздвинулась стеклянная дверь, за ней с грохотом и скрежетом, не постучав, мы рванули вторую, обычную, и ввалились в комнату…
– О, извините, пожалуйста, – в смущении пробормотала Алиция, задом пытаясь вытолкнуть напиравшую на нее группу.
В ответ Бобусь и Белая Глиста ничего не ответили, видимо, потеряв от возмущения голос. Я бы тоже потеряла, если бы ко мне в комнату ввалилось четыре человека в самый неподходящий момент…
– Холера! – никак не могла прийти в себя Алиция, когда мы неловко ретировались.
– Похоже на то, что с ними ничего плохого не случилось, – вздохнула Зося.
– Похоже, – согласилась я. – Но, может, немного погодя…
Господин Мульдгорд, хотя и чувствовал себя тоже смущенным, однако не забывал об интересах следствия.
– Што белая? Пани глаголить – белая. Белая што?
– Белая Глиста, – пояснила Алиция. – Так зовут эту даму.
– А! – произнес полицейский. – Днесь вотще… Он не договорил. Из сада донесся громкий треск и чей-то отчаянный крик. Мы все опять вскочили со своих мест.
– Павел! – страшным голосом вскрикнула Зося.
Хорошо, что дверь на террасу была открыта, иначе мы бы наверняка сорвали ее с петель. В яме у второго, наполовину раскопанного кургана, что-то шевелилось…
– Свет! – крикнула Алиция. Полицейский выхватил электрический фонарь. Его яркий луч осветил Павла, без одной ноги, отчаянно мечущегося в яме. С громким воплем Зося бросилась к нему.
– Стой! – при виде ее заорал Павел. – Не подходите! Ой, брюки разорвал!
Мы с разбегу затормозили в последний момент, иначе всей кучей свалились бы на него. В свете яркого полицейского фонаря ясно стало видно, что одна нога Павла провалилась в глубокую дыру, проломанную в досках, бесформенной грудой торчащих вокруг. Уцелевшее дощатое покрытие на наших глазах проломилось под его второй ногой. С громадным трудом нам удалось извлечь Павла из ямы без особого ущерба для его гардероба.
– Какого черта ты туда полез? – набросилась Алиция на парня. – Весь сад в твоем распоряжении, обязательно было соваться сюда?
– Это твоя ловушка? – догадалась я.
– Ужели убивец уготоваху яма сия? – интересовался полицейский.
– Нет, – ответил Павел. – Убивец был вон там. А я хотел тут где-нибудь спрятаться.
– Зачем?
– Подглядеть за убийцей! Он как раз оказался в саду и крался к дому, к окну. И сбежал! Вон через ту дыру!
Не вдаваясь в дальнейшие разговоры, мы бросились к дыре в живой изгороди, спотыкаясь в темноте о грядки и цепляясь за сучья кустов и деревьев. Фонарь бегущего полицейского суматошными всполохами светил куда угодно, только не под ноги. Согнувшись в три погибели и оцарапавшись о ветки сливы, мы по очереди пролезли через дыру в живой изгороди и выскочили на улицу. Тут было светлее, недалеко горел уличный фонарь.
