Ирина Потанина - Дети Деточкина или Заговор Бывших мужей
– Не знаю, – честно ответила я, – Я бы на его месте сообщила.
– Вот ведь! Придется здешними музыкантами довольствоваться.
– А кто должен был приехать-то? – уже предчувствуя неладное, спросила я.
В ответ, конечно же, прозвучала фамилия подопечного моего Георгия. М-да… Ничего себе совпаденьице. Долго бы я объясняла Жорику, что делаю с нелюбимым им первым мужем на закрытой вечеринке в ресторане.
В этот момент среди незнакомых светских силуэтов мелькнула подозрительно знакомая парочка. Ба! Да это же Клюшка с Кошкой. Их-то какими путями сюда занесло? «Вот уж действительно, весь авангард города на одной вечеринке», – усмехнулась я, лихорадочно продумывая, как объясню Кошке свое наличие рядом с её жертвой.
– Полностью к твоим услугам, – галантно поклонился мне Вадим, который уже успел уладить с розовато-оранжевыми ребятами все нюансы, – Ты хотела поговорить.
– Очень хотела, – подтвердила я, оборачиваясь, – Кстати, слева от меня, возле сцены, брызжет очарованием твоя знакомая. Только не вертись. Заметят – придётся идти здороваться, объясняться…
Вадим всё понял. Потянувшись к подносу проходящего мимо официанта, он широко развернулся, взял двумя пальцами бокал с шампанским и попытался преподнести его мне. Со стороны казалось, будто джентельмен отчаянно боится пролить напиток, посему двигает руку слишком медленно и пристально смотрит при этом на бокал . На самом деле Робин давал себе время и возможность рассмотреть зал. Сквозь тонкое прозрачное стекло не наполненной части бокала, он четко видел все, происходящее возле сцены.
– Браво! – искренне восхитилась я, – Тебе нужно было становиться актёром. Правда, ты, как всегда, несколько преувеличил с предосторожностями…
– Предосторожности, Котька, лишними никогда не бывают. Поверь мне.
«Вот он, нужный момент!» – я мгновенно собралась. Нервы, сжавшись пружиной, жаждали развязки.
– Верю. Более того, сама поступаю так же, – голос мой отчего-то сделался совсем хриплым, – Моих предосторожностей достаточно даже для того, чтобы говорить с тобой начистоту.
Вадик ничего не ответил, но взгляд его на секунду сделался бесконечно серьезным. «Он догадался!» – скорее почувствовала, чем подумала, я.
– Лучше скажи мне, – Робин уже улыбался и многозначительно подмигивал, – Тот самоуверенный тип, что не снимает своей руки с бедра Валерии – это тот самый Клюшка?
– Ну да, – растерянно ответила я.
«Он догадался и поспешил перевести разговор на другую тему. Он предостерегает меня от начала боевых действий. Эх, Вадька, Вадька…»
– Нехорошо, – Вадим осуждающе покачал головой, – Этот Николай явно пользуется нашей Лерушкой в целях саморекламы. Мол, «смотрите, какую барышню я завел.»
– Поверь мне, она не возражает.
– А ведь и на все остальные авантюры он её подвигнул, да? Ведь это его идея была раскручивать покоренных иностранцев на деньги?
– Не знаю, – резко отрезала я, – Вадик, я не об этом сейчас. Выслушай меня, это важно.
– Возможно, не появись в жизни Лерушки этот Клюшка, была бы она честной девушкой…
– Неправда, он её из куда более жестоких передряг вытащил. Она до встречи с ним наводчицей у квартирников подрабатывала. Он её от тюрьмы отмазал и человеком сделал, – неизвестно почему, решила оправдать Клюшку я.
Но Робин не слушал. Задумчиво прищурившись, он смотрел куда-то мимо меня, и в глазах его метались обрывки противоречивых задумок. Эта черта, как уже говорилась, была общей у нас с Робиным: задумавшись, мы оба умели полностью выпадать из реальности.
– Вадик, приди в себя, наконец! Ты снова не слышишь никого, кроме себя! Мне нужно поговорить с тобой! О Шурике, о твоих делах с ним! – секундой раньше музыканты, издававшие до этого слабые отрывистые звучки, решились вдруг сыграть что-то складное. Конечно же, выяснилось, что мы стоим прямо возле одной из колонок. Музыка волной захлестнула мои слова.
Вадим резко пришел в себя и вопросительно посмотрел на меня. К сожалению, по его взгляду невозможно было определить, слышал ли он последнюю фразу. Раздумья, видимо, принесли Вадьке нечто очень важное, посему, не обращая внимания на полное отсутствие слышимости, Робин начал нечто объяснять мне. С легкой полуулыбкой законченного сумасшедшего он напряженно шевелил губами и не сводил с меня глаз. Я показала на колонку, потом на свои уши и отрицательно покачала головой. Вадим обиженно отмахнулся. Так, будто я нарочно не захотела его слушать. Отмахнулся, но продолжил говорить. Как же все-таки тяжело общаться с ненормальными?!
– И, что бы ты не напридумывала потом, хочу, чтобы ты все же не вспоминала обо мне плохо. Когда-нибудь я смогу все объяснить тебе. Хорошо?
Музыка стихла так же неожиданно, как и началась. Видимо, музыканты просто показывали организаторам, что готовы, когда будет нужно, приступить к своим обязанностям.
– Не знаю. Из всего твоего монолога я расслышала только последнюю фразу, – ответила я Вадиму.
– И правильно! – Вадик отчего-то обрадовался, – Значит, так было нужно. На самом деле, последняя фраза была самой важной…
– Робин, с тобой снова невозможно общаться! – я почувствовала, что сейчас начну кричать, – Ты можешь слушать хоть кого-то, кроме себя? Мне действительно есть, о чем с тобой поговорить! Это в твоих же интересах.
– Должен же я был договорить про твоего Николая, – обиженно вздохнул Робин. Он всегда очень болезненно реагировал, если я не уделяла должное внимание его сумасбродным монологам, – Вот теперь я слушаю тебя. О чем ты хотела поговорить со мной?
Я мысленно досчитала до десяти, дабы успокоиться и не набросится на Вадика с упреками. «Ну и что, что ты уже один раз отвечала на этот вопрос. Повторение – мать прозренья. Успокойся», – мысленно приструнила себя я, после чего тяжело вздохнула, и, снова, вся напрягшись, приготовилась ринуться в бой.
– Вадим, насилу тебя отыскал. Разговор есть! – уже успевший принять чего-то алкогольного, Ожигов с силой потянул Вадьку за рукав, – Барышня, надеюсь, вы меня простите.
«Не прощу! Я первая занимала очередь на конфиденс с Робиным!» – чуть было не закричала я.
– Котька, не теряйся, я скоро подойду, – подмигнул мне Робин, и, взяв Ожигова под локоть, повел его куда-то в сторону, – Видишь ли, Паша, – услышала я начало Вадькиного монолога, – Вышло досадное недоразумение. Дело в том, что мне и в голову не приходило, что ты – Ожигов. Помнится, мы никогда не обращались друг к другу по фамилии…
Мне было жизненно важно услышать всё, о чем они собирались говорить. В этот момент в зале погасили свет и попросили всех сосредоточить внимание на экране.
«Лучше бы у них там что-то совсем поломалось,» – злобно прошептала я, теряя из виду и Робина, и Ожигова, и вообще кого бы то ни было.
Нынешнему моему состоянию было совершенно не до фильма. Примкнуть к общему состоянию вежливой заинтересованности и спокойно внимать механическому голосу диктора, безразлично повествующему о чужих успехах, оказалось выше моих сил. Еще немного – и я разорвала бы так не вовремя заработавший экран в клочья. Осторожно, дабы не привлекать к собственной некультурности слишком много внимания, я принялась пробираться к выходу. Свежий воздух должен был успокоить и придать новые силы. По окончанию фильма я собиралась вести себя весьма агрессивно, дабы безоговорочно завладеть вниманием Робина. Для этого требовалось прийти в себя.
«О нет!» – мысленно застонала я, разглядев в проеме дверей многометровый силуэт хозяина вечеринки, – «Кажется, придется воспользоваться запасным выходом».
На наличие черного хода, ведущего из зала прямо на улицу, я обратила внимание еще до фильма, рассматривая зал в ожидании Робина.
– Девушка, простите, но сюда нельзя, – уже знакомый мне невысокий розовато-оранжевый молодой человек преградил дорогу.
– Э-э, – я замялась, осознавая, что в подобной полутьме даже самая обворожительная моя улыбка не произведет должного эффекта, – Мне нужно на воздух… Понимаете?
– Сожалею, – в голосе розовато-оранжевого слышалась искренняя тревога, – Попробуйте воспользоваться центральным входом. У меня распоряжение во время фильма никого не выпускать здесь. Ничего не могу поделать.
– Но мне необходимо выйти. По какому праву вы… – начала, было, я, удивляясь, почему это вдруг техперсонал стали использовать вместо охраны.
– Не утруждайтесь, – перебил розовато-оранжевый, видимо осознавший, что мне не так уж и плохо – Я вас все равно не выпущу. Фильм, между прочим, интересный. Люди старались, специально для вас делали, а оно и не нужно никому.
На этот раз его тон не оставлял ни малейших шансов на дальнейший диалог. Парнишка казался не по годам рассудительным. На секунду мне даже действительно стало стыдно. Собственная нелюбознательность вдруг показалась мне верхом жестокосердия. Ну и что, что от интонаций этого диктора можно было навсегда впасть в меланхолию – зато он старается. Раз старается, значит надо слушать. Между прочим, типичный для нашего города подход к творчеству. «Неважно, что получается в итоге, важно, каких усилий всё это стоит создателям». Отчего-то у нас принято оценивать не конечный результат, а то, какие затраты он на себя потянул. Из-за этого «не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет», масса талантливейших людей оставались незамеченными за бойкими спинами тех, кто на каждом углу кричал, о том, скольких нервов и средств стоило ему создание нового творения. Возможно, виною тому было плохое настроение, но этот самый рекламный фильм я смотреть не могла.
