Галина Куликова - Если вы не влюблены
И еще Таня думала о Таранове. Даже оказавшись в смертельной опасности, женщина не преминет представить себе упоительную сцену того, как отвергший ее мужчина убивается на ее могилке. Таня конечно же не была настроена столь мрачно, однако и она, с присущим женщинам и детям кровожадным удовольствием, рисовала себе картину страданий Таранова, который после ее похищения ломает руки, рвет на себе волосы и проклинает себя за свое безобразное к ней отношение.
Таня шагала по заросшей колее уже не меньше часа. Солнце начало тихо клевать носом и сползать со своего облачного дивана. Неожиданно впереди показалась прогалина, а еще через некоторое время Таня увидела насыпь и поняла, что колея вывела ее на асфальтовую дорогу. Она так обрадовалась, что несмотря на каблуки, припустилась бежеть. Очутившись на узком шоссе, она приложила ладонь козырьком ко лбу и огляделась. С одной стороны – ничего, только глянцевая шоссейная лента, убегающая вдаль. С другой стороны – крутой поворот. Таня решила пойти именно туда, и не ошиблась. За поворотом лес отступал в сторону, а дорога спускалась к большому дому, окруженному высоченным забором. Возле ворот стоял мужчина в джинсах и рубашке с закатанными рукавами.
Таня, не раздумывая, направилась прямиком к нему. Шла она так быстро, что у нее даже закололо в боку. Мужчина у ворот тоже увидел ее и теперь настороженно ждал, молча разглядывая нежданную гостью.
– Здравствуйте! – крикнула Таня еще издали и широко улыбнулась, показывая, что она здесь с добрыми намерениями. – Вы мне не поможете? Я заблудилась и не знаю, как добраться до города. Можно я от вас позвоню?
– Здравствуйте, – откликнулся мужчина не слишком приветливо. – Позвонить, вы конечно, можете. Только сначала представьтесь, пожалуйста. Как ваша фамилия?
Он был статный, русоволосый и сероглазый. Рубашка натягивалась, обрисовывая гладкую мускулистую грудь. Вопрос же он задал таким официальным тоном, как будто Таня явилась к нему на допрос.
– Прияткина, – нервно ответила девушка. Улыбка сама собой сбежала с ее лица. – Татьяна Викторовна Прияткина. А… вы?
– А я майор Болотов, – все тем же казенным тоном ответил мужчина.
– Почему майор? – глупо спросила Таня, отступая на шаг и окидывая взглядом окрестности в надежде увидеть кого-нибудь более приветливого. Ей неожиданно стало не по себе. Она даже перестала замечать, как гудят ноги и кружится от усталости голова.
– Потому что я майор и есть. Майор милиции. Так что вы здесь делаете, Татьяна Викторовна? – спросил он с каким-то странным сарказмом. – Вы, случайно, не в гости пришли?
– К кому? – удивилась Таня. – Я даже не знаю, кто здесь живет.
– Сейчас уже никто, – ответил Болотов. – А до недавнего времени жил известный писатель Аристарх Заречный. Слышали о таком?
Таня стояла пунцовая и снова прокляла свой предательский румянец, который всегда выдавал ее волнение с головой.
– Меня… Меня похитили, – беспомощно сказала она, и протянула Болотову лопух, в который была завернута бутылка неизвестно из-под чего. – В лицо плеснули вот этой гадостью. И бросили в лесу умирать.
– Ого! – сказал Болотов, выбросив лопух и поднеся бутылку к глазам. – Соляная кислота? Серьезное дело. В лицо плеснули? – Он посмотрел на нее с подозрением. – Если бы этим в лицо плеснули, вы бы, девушка, по лесу, как олень, не бегали.
Он открыл бутылку и издали понюхал.
– Какая же это кислота? Соляная кислота на воздухе дымится. А это тухлая вода, не иначе.
Он поднес бутылку поближе к носу и понюхал еще раз.
– Точно, тухлая вода. Вы утверждаете, что вас похитили, плеснули тухлой водой в лицо и бросили в лесу? На растерзание, так сказать, медведям? Смешно, ей-богу!
На лице Болотова появилось ироническая ухмылка, которая оскорбила Таню до глубины души. Разозлившись на Болотова, она снова обрела почву под ногами.
– Послушайте, вы, майор Пронин! – пошла она в наступление. – Я актриса московского театра «Тема». На меня напали, оглушили и силой посадили в машину. Я прошу, чтобы вы немедленно позвонили моему режиссеру и продюсеру и сообщили о случившемся. А он уже сам примет решение, обращаться в правоохранительные органы или нет.
Болотов посмотрел на нее с недоверием, однако самодовольное выражение с его лица все-таки сползло. Когда он достал из кармана телефон, Таня вздохнула с облегчением.
За несколько месяцев до гастролей
Борис Леонидович Наумкин лежал на стареньком, продавленном диване и предавался мучительным раздумьям: как теперь жить и что дальше делать? Нужно было собраться с мыслями и выработать план действий, но ничего не получалось. После поездки в Питер он чувствовал себя разбитым, поэтому на работу не пошел – сразу взял больничный. К его глубокой тоске и вправду примешивались и головная боль, и сердечные приступы.
Борис Леонидович повернулся на бок и застонал так надрывно, что мог бы разжалобить даже Статую свободы. В кои-то веки Фортуна повернулась к нему лицом, но оказалось, только лишь для того, чтобы показать ему язык. А он-то уж и губы раскатал, уже представлял себя в белых штанах на Лазурном побережье. Ну а кто бы на его месте не раскатал, имея на руках такое сокровище? Ведь мужики с деньгами сегодня охотно вкладывают свои бабки во всякий антиквариат.
Да, нужно было бы все как следует обмозговать, все до конца выяснить, подготовиться. И сразу надо было ехать в Москву или же в Питер, а он… Борис Леонидович снова застонал и грохнул кулаком по стене – кретин! Спешка нужна при ловле блох, а не в торговле произведениями искусства.
С другой стороны, деньги были нужны позарез. За дом надо было расплатиться, да и вообще… А тут еще эта мэрша со свои юбилеем… Короче, все одно к одному. Правду говорят, пришла беда, отворяй ворота. А еще говорят: беда не ходит в одиночку. А еще… В общем, если бы сейчас где-нибудь во Вселенной проводился конкурсе «Мистер Невезуха», Наумкин без труда стал бы его победителем.
И все же сдаваться Борис Леонидович не хотел. «Нет, не все еще потеряно, – твердил он как заклинание. – Многое, но не все. Надо действовать, срочно действовать. Ведь у меня в руках еще много…»
Неожиданно все поплыло у него перед глазами и Наумкину показалось, что он умирает. У него едва хватило сил набрать номер «скорой», и та приехала на удивление быстро. В реанимацию областной больницы Бориса Леонидовича доставили в тяжелом состоянии с диагнозом «инсульт».
* * *Как же могло случиться, что затюканный жизнью питерский интеллигент, а впоследствии рядовой служащий провинциального музея, внезапно поймал свою синюю птицу и стал обладателем поистине несметного богатства? Все это произошло совершенно случайно, хотя сам Борис Леонидович Наумкин был уверен – это задолжавшая ему злодейка-судьба расплатилась по счетам.
Судьба Наумкина действительно была незавидной.
Имея хорошее искусствоведческое образование, Борис Леонидович долгое время работал старшим научным сотрудником в одном из ленинградских музеев. Жизнь он вел не слишком бурную, но вполне достойную, пока не случились лихие девяностые годы. Испугавшись хаоса, путчей и безработицы, он сдуру сбежал из Питера в провинцию. Местом своей новой дислокации по неведомым ему самому причинам Наумкин выбрал небольшой районный центр Ордынск. Здесь он надеялся укрыться от злых перемен, но надежды его не оправдались. Хандра навалилась сразу и захлестнула его с головой. Нудная, однообразная работа в областном музее искусств, где он слыл за столичного корифея, тоска по друзьям, по суете большого города. Опять же – одиночество. Наумкин пугал местных женщин своим интеллектом, а также неведомым в здешних местах стремлением читать стихи и приносить кофе в постель. При этом раздражал дам отсутствием элементарных навыков работы по дому. Однажды, после ночи любви, на игривый вопрос: «Что бы ты еще хотела, милая?» – Борис Леонидович услышал: «Почини унитаз, а то протекает». После этого он твердо решил покончить с беспорядочным сексом и с головой уйти в науку.
Но и этого у него не получилось – вялая и тягучая провинциальная атмосфера расслабляла, не давая сосредоточиться. И вскоре Наумкин, не обладавший особой силой воли, увяз в ней по уши. Правда, пару раз его одолевали порывы вернуться в Питер, но увы – деньги за проданную столичную квартиру давно уже рассеялись как дым. И тогда Борис Леонидович неожиданно для себя и окружающих вместо науки с головой ушел в пьянство. Пил он так самозабвенно, что дирекция местного музея даже пригрозила увольнением, хотя вообще-то работником он был толковым. Испугавшись, что так и действительно недолго скатиться на самое дно, Наумкин попытался взять себя в руки: стал по утрам делать зарядку, вечерами бегал в парке, на ночь читал классиков и пил кефир. Однако усилий его хватило ровно на неделю, а потом он снова загрустил и впал в депрессию.
