Юлия Климова - Вредная привычка жить
– Много ты понимаешь, – влезла Солька, хватая опять молоток, – может, мы так внутренний замок раскачаем, и он сломается…
– Или его совсем заклинит, – продолжила Альжбетка.
– Альжбетка права, – сказала я, – давай свою тетрадку, будем перебирать…
Солька радостно засветилась: то, что ее утренние старания были оценены, сделало ее поистине счастливой.
Час мы набирали и вычеркивали, набирали и вычеркивали, набирали и вычеркивали… В конце концов я отшвырнула Солькину тетрадку в угол и сказала:
– Так дело не пойдет, давайте думать головой.
– А что тут думать, – решительно заявила Солька, – взрывать его надо!
– Хорошо, только сделаем мы это в твоей квартире, – ехидно ответила я.
– Шифры всегда придумывают такими, чтобы можно было легко запомнить: дни рождения, телефоны… – робко проговорила Альжбетка.
После Солькиных нападок она уже боялась что-либо сказать.
– Молодец, хвалю, неси дневник, ставлю тебе заслуженную пятерку, – оценила я Альжбеткину робость.
– А когда он родился? – поинтересовалась Солька.
– Не знаю, – пожала я плечами.
– Как это ты не знаешь, это же твой бывший начальник?!
– Солька, ты сама себя-то слышишь?.. – удрученно спросила я.
– Не нравится мне это, – Солька заметалась опять по комнате, – он вообще мог взять дату рождения кого угодно, даже своей собаки… Ань, ты не знаешь, у него есть собака?
Нужен был срочный перерыв, и было просто необходимо найти и открыть второе дыхание.
– Давайте все же выпьем, – сказала я, усаживаясь на диван и закидывая ноги на сейф, – куда нам торопиться-то, решим мы эту задачку как-нибудь.
Альжбетка побежала на кухню за рюмками, солью и лимонами, которых у меня нет.
– Я к себе за лимонами не потащусь, – крикнула она с кухни.
– Там апельсин оставался, – ответила я, – тоже штука цитрусовая.
– Текила с апельсином, это… непорядок, – пробубнила Альжбетка.
Первые три рюмки пошли нам явно на пользу. Солька приобрела розоватый оттенок кожи, ее спутанные от нервов волосы улеглись, а руки перестали трогать сейф через каждые пять секунд. Альжбетка, когда выпьет, вообще начинает светиться любовью к окружающим, и сейчас она просто блаженно смотрела в потолок, наверняка мечтая о недалеком порочном будущем. Я же, делая вид, что безмятежно наслаждаюсь ломтиком апельсина, беспрестанно думала, как открыть этот проклятущий сейф. Меня почему-то не оставляла мысль, что я знаю комбинацию этих цифр, вот знаю, и все!
Я глотнула текилы, облизала губы и… в моей голове вдруг пронеслось пятизначное число… Пронеслось и не остановилось… Я сосредоточилась… Сорок четыре триста сорок два… Где я это слышала?.. Откуда это… Сорок четыре триста сорок два… Это же шифр для сейфа в кабинете Селезнева! Любовь Григорьевна посылала меня забрать оттуда документы и деньги!
Я, конечно, не считаю, что все сейфы на свете открываются одним и тем же шифром, но кто знает… может, Селезневу не хотелось засорять голову другими комбинациями?
Я посмотрела на дверцу сейфа – шесть колесиков, а цифр пять, значит, можно попробовать впереди поставить ноль.
Я допила свою текилу и плюхнулась на пол.
– Ну, дружочек, не подведи, – сказала я и стала набирать цифры.
– Ты что делаешь? – сразу заинтересовалась Солька.
– Не мешай, – сосредоточенно сказала я, крутя последнее колесико.
Девчонки замерли: наши сердца не стучали.
Раздался еле уловимый щелчок, я нажала на ручку, и дверца слегка приоткрылась.
Солька сначала издала какой-то легкий писк, а затем спросила:
– Как же так?
– Я просто подумала, что шифр к сейфу в офисе может подойти и сюда.
– А раньше ты об этом подумать не могла?! – спросила Солька, хватаясь за дверцу.
Немало разочарований поджидает человека на жизненном пути. Очень часто кажется, что вот ты уже почти ухватился за свою мечту, за радугу, но потом оказывается, что эта радуга просто плещется в ведре с колодезной водой, а до мечты еще сто верст по бурелому.
Итак, Солька распахивает дверцу….
На верхней полке мы наблюдаем ворох бумаг, карт, журналов «Рыболов-спортсмен», «Вестник молодых ученых», «Вокруг света», «Туризм и отдых» и так далее, вырезки газет, набор каких-то мелков и прочую ерунду.
На нижней полке в прозрачных пластмассовых коробках на мягком поролоне лежат какие-то бесформенные камни: большие, маленькие, средние.
– Мрамор, гранит… – читает Альжбетка надписи на коробочках, – опять мрамор, оникс, известняк, речной камень, галька морская, сланец…
– Да замолчи ты!!! – заорала Солька.
Она выпрямилась и задала своевременный вопрос:
– Я так понимаю, что эти булыжники не потянут на три миллиона долларов?
– Не потянут, – уверила я Сольку.
– А что это вообще такое? – возмутилась она.
– По всей видимости, природа щедро поделилась с Валентином Петровичем образцами своего труда.
Солька на всякий случай еще раз заглянула в сейф: миллионы никаким загадочным образом не появлялись. Тогда она подошла к журнальному столику, подхватила бутылку текилы и направилась к двери.
– Ты куда? – спросила Альжбетка.
– Да еще с нашей текилой! – возмутилась я.
– Я иду к Славке, чтобы пережить постигшее меня разочарование, мне нужно много текилы и много Славки!
С этими словами она ушла.
– Ничего, – утешила я Альжбетку, – найдем мы эти деньги, лежат они сейчас где-то и ждут нас.
– Ты думаешь?
– Уверена, просто мы еще мало трудились и мало искали.
– А где же мы еще искать будем, не по вокзалам же ходить, камеры хранения трясти?
– Я уверена, что Селезнев деньги держал где-то рядом, при себе, так что будем продолжать думать в этом направлении.
– А что это вообще за барахло такое? – спросила Альжбетка, указывая на кучу прозрачных коробочек.
– Похоже на хобби, – ответила я, – наверное, он по молодости рыбачил, байдарочки там всякие, горы, раньше это модно было, вот и привозил себе на память кусочки неживой природы.
– И что нам теперь делать с этим добром?
– Поставлю на балконе, пусть пылится, может, Солька как-нибудь их в школу снесет, у них там по географии небось что-то подобное проходят. Пусть детишек побалует.
– Сейчас она там со Славкой своих киндеров наделает с горя.
– Как ты думаешь, у них там по ботанике проходят способы предохранения? – смеясь, спросила я.
– Думаю, нет, – засмеялась и Альжбетка.
На этом мы и разошлись.
Ночью я очень плохо спала. Мне все время снилось, что я то падаю в обрыв, то стою на рельсах, а поезд едет на меня… За спиной все время слышался чей-то смех, и, не выдержав всех этих кошмаров, я вскочила часов в шесть и поплелась на кухню пить кофе.
Захотелось выкурить сигарету, но в затуманенном сознании я нашла нужную мысль, кричавшую мне, что я это дело бросила. Послушав свой внутренний голос, я положила в кофе в два раза больше сахара, чем обычно.
Сон не выходил у меня из головы, вчерашние события кружились и не отпускали тоже, я все время мысленно возвращалась в метро… Неужели меня хотели столкнуть?.. Хотели моей смерти, но что я сделала… вернее, сделала-то я много чего, но кто может об этом знать?.. Нет, так я этого не оставлю, никто не вправе назначать меня на роль Анны Карениной без моего на то согласия… Надо искать человека, который сначала наступал на пятки Селезневу, а вот теперь идет по моему следу… Я должна обернуться и увидеть его лицо!
Допив кофе и приняв решение идти во всем до конца, я почувствовала себя намного лучше. Я оделась, накрасилась, повертелась около зеркала и подошла к шкафу, где лежали кассеты с видеозаписями. Поразмышляв секунду, я взяла кассету, на которой были записаны любовные похождения Юры, обернула ее в газету и положила в черный пакет: это я возьму с собой на работу.
Я вышла на лестничную площадку и увидела Сольку, стоящую около лифта.
Солька пела.
Она никогда не поет, а сейчас пела.
Даже в хоре она просто открывала рот, за что имела твердую четверку.
А вот сейчас – пела!
Я подошла к Сольке и спросила:
– Ну, как жизнь, подруга?
– Ты знаешь, – сказала Солька, – на свете столько замечательных вещей, столько прекрасного на свете… Я вот думаю – как же хорошо, что мы вчера не нашли эти чертовы деньги!
Когда я переступила через порог приемной, я услышала, как из кабинета Любови Григорьевны доносится такое же стройное и звонкое пение, как и у Сольки, а ведь моя директриса тоже никогда раньше не издавала столь мелодичных звуков.
