Дарья Донцова - Несекретные материалы
– Мать, – возмущенно сообщил Аркадий, – как можно так разбаловать ребенка? Скоро всем на голову сядет, в разговоры вмешивается, без конца болтает, и потом мы просто ее не прокормим, аппетит как у Гаргантюа.
Я уткнулась в тарелку. Смешно, ей-богу, ругаются будто маленькие. Очевидно, та же мысль посетила и Ольгу, потому что Зайка пробормотала:
– Отвяжись от ребенка, Кешка, пусть ест, пока естся. Захочет – похудеет.
– Я что, толстая? – возмущенно заорала Манюня. – Да ем, как птичка.
– Элеонора Яковлевна тоже всегда приводила данный аргумент, – хмыкнул братец.
– Только не вспоминай Нору, – моментально в один голос заявили мы с Зайкой.
Элеонора – моя первая свекровь, мать отца Кеши. При росте примерно полтора метра весила сто пятьдесят килограмм. Стоило нам сесть за стол, как мамуля громко сообщала калорийность каждого блюда и без конца повторяла: «Дарья, ешь меньше, а то ты очень потолстела». В нашей семье существует верная примета: помянули имя Норы – жди неприятностей.
– Да я ем намного меньше Гали, – продолжала бушевать Маня.
Гостья, положившая на тарелку уже четвертую порцию желе, нервно вздрогнула и отодвинула десерт.
– Так неприлично говорить, – решила проявить педагогическое умение Зайка. – Галочка, не обращайте внимания, ешьте, в вашем возрасте уже все равно.
Аркашка хмыкнул и принялся сосредоточенно намазывать масло на хлеб. Но Манюня никак не хотела успокаиваться.
– Я совершенно не толстая, – верещала девочка, пытаясь дотянуться до блюда с желе, – просто расту сейчас, лет в шестнадцать перестану столько есть.
– В шестнадцать лет, как мило отметила Олюшка, тебе будет уже все равно, жировой запас закладывается в детстве, – продолжал издеваться брат.
Машка издала победный клич и вскочила на ноги, чтобы броситься на него с кулаками. Манюню всегда отличала удивительная «ловкость». В детстве она с завидной регулярностью опрокидывала все емкости, встречающиеся на ее пути, – вазы, чашки, кастрюли. «Мастер художественных неприятностей» – так долго называл ее Кешка. Со временем дочь все же приучилась слегка сдерживать порывы, но только не в момент стресса. Вот и сейчас она, взвившись над стулом, локтем столкнула на Зайку заварочный чайник, по счастью, с холодным содержимым. В нашем доме никогда нельзя добиться обжигающего чая.
– Ай-ай-ай, – запричитала Зайка, – Манька, обезьяна неаккуратная.
– Сама такая, – буркнула не желающая раскаиваться девочка.
– Сейчас же извинись перед Ольгой, – велел Кеша.
– Чего лезешь? – возмутилась сестра. – Сами разберемся.
Она резко повернулась и другим локтем сшибла Мишину тарелку. Довольно горячее картофельное пюре шлепнулось на мирно спавшего на коленях математика Хуча. Мопс взвыл не столько от боли, сколько от неожиданности. Миша, также не ожидавший ничего плохого, машинально встал. Песик, с головы до ног вымазанный пюре, грохнулся об пол и неожиданно заплакал тоненьким жалобным голоском, словно щенок.
– Хучик! – крикнули со всех сторон Кешка, Ольга и Маня.
В следующую секунду они рванулись к несчастному воющему мопсу, и тут произошло непоправимое. Аркашка запнулся за край ковра и с высоты почти двухметрового роста рухнул на пол. Падая, он инстинктивно ухватился за Мишу и увлек математика за собой. Мужчины свалились прямо на Хуча. Тот заорал таким голосом, что теперь уже все кинулись на помощь. Второпях Маня зацепила рукой торшер.
– Падает! – заорала Зайка, кидаясь к лампе.
Но поздно. С ужасающим грохотом и звоном довольно тяжелая бронзовая «нога» рухнула на копошившихся на полу мужчин. Хуч верещал, не останавливаясь. Услышав, что приятель издает предсмертные гудки, Снап завыл, Жюли с Черри моментально забились под диван, а Банди, естественно, не растерялся и тут же налил на пороге лужу.
– Кешик! – завопила Ольга.
– Миша! – закричала Галя.
– Хучик! – заорала Маня, и все женское население кинулось поднимать торшер.
– Вы живы? – осведомилась я, подбегая к месту битвы.
– Ну-ну, – раздалось вдруг с порога, – милое семейство в своем репертуаре, скажите быстренько, кто обоссался у входа?
Домашние замерли. Мы хорошо знали, кто это, и я совершенно уверена, что во всех головах мелькнула одинаковая мысль: «Господи, сделай так, чтобы Ефим Иванович исчез!»
Употребляя модное нынче слово, можно сказать, что мы в семье редко приходим к консенсусу. А если попроще, то постоянно спорим. Если на ужин дают рыбу, Маня требует мясо. Стоит заказать мясо, недовольна Зайка, а курицу не выносит Аркашка. Хорошо еще, что у каждого в комнате теперь по телевизору, и мы избежали ежевечерних баталий по поводу программы. Зато, когда на беду решили отремонтировать парижский дом, переругались до смерти, выбирая краску для стен. И вообще, мы очень разные, и каждый хочет обрадовать другого своей радостью.
– Заинька, съешь вкусненькое пирожное, – предлагает Машка постоянно сидящей на диете Ольге.
– Дашка, – кричит Зайка вечером, – бросила тебе на подушку пару любовных романчиков.
А я на дух не переношу слюнявую чепуху, предпочитая детективы.
– Кешик, – иногда забываюсь я и протягиваю сыну тарелку, – съешь ягодку!
Аркашка, который идет красными пятнами, когда просто смотрит на клубнику, быстро убегает.
Чаще всего мы сдерживаемся, иногда начинаем орать и ругаться. Есть только одно, в чем солидарна вся семья, – мы хором ненавидим Ефима Ивановича, а он-то как раз и явился в гости.
Сколько лет этому крепкому мужику, большому любителю выпивки, красивых женщин и вкусной еды, не знает никто. Когда-то кем-то упоминался год его рождения, вроде бы 1906-й, но Ефим Иванович, как престарелая кокетка, скрывает возраст и двадцать лет подряд празднует свою шестьдесят пятую годовщину. Впрочем, он и выглядит не старше шестидесяти. Прямой, сухопарый, с быстрыми движениями и яркими глазами.
Это мой бывший свекор. Вернее, первый муж моей свекрови Элеоноры Яковлевны, матери Костика, отца Аркадия. Понятно объяснила? Нора расплевалась с Ефимом еще в конце сороковых годов, выйдя замуж за блестящего военного и родив от него сына. В браке с Ефимом детей не было. Бывший муж быстренько женился вновь и уехал в Сочи. Но поскольку около одной жены Ефим Иванович просто не способен продержаться больше трех лет, его жизнь – цепь бесконечных разводов. Здесь он переплюнул меня – не то девять, не то восемь браков и куча коротких связей.
Поскольку Ефим каждый раз оставлял жилплощадь брошенной супруге, он был вынужден переезжать. Обретался ловелас в самых разных городах: Сочи, Ялте, Минске, Тбилиси, Баку. Последние годы осел в Петербурге. Но каждую осень всенепременно приезжал к Элеоноре Яковлевне в гости. Нора стоически терпела его визиты, а после ее кончины Ефим Иванович достался мне.
Костик его на дух не выносит и просто не пускает старика на порог. Мы тоже кривимся при виде бывшего актера, но проклятое воспитание не позволяет указать на дверь.
– Так кто обоссался у входа? – вопрошал Ефим, блестя глазами.
– Здравствуйте, – пролепетала Зайка, опомнившаяся раньше других.
– Привет, – небрежно бросил гость, бесцеремонно обшаривая глазами ее складненькую фигурку, – пора на диету садиться, эк тебя с прошлой осени разнесло, прямо галифе висят!
Он специально, как всегда, сказал гадость, но в минуту опасности домашние сплачиваются, и только что оравшая на Ольгу Манюня кинулась на защиту невестки.
– Добрый вечер, дедушка Фима! Правда, здорово, что Зайка поправилась? Она так хотела, просто мечтала, каждый вечер пиво пила… А ты будешь у нас свое девяностопятилетие праздновать?
Старик перекосился. Он крайне нервно относится к упоминанию его возраста. Маняша глядела на Ефима бесхитростным детским взором. Девочка великолепно знает, что молодящийся Казанова использует всяческие ухищрения, борясь с подступающей старостью: красит волосы и брови. Впрочем, сходивший с ним один раз в баню Кешка убедился, что окрашиванию подвергаются и более интимные места. Поэтому Маша всегда называет греховодника только дедушкой, чем бесит его до белых глаз.
Кое-как поставив на место торшер, Миша с Кешкой ощупали Хуча и, убедившись, что мопс цел и невредим, сели к столу. Ефим Иванович не испытывает к животным никакой нежности, поэтому, когда ласковый Хучик поставил лапки ему на колено, мужик сердито проговорил:
– Иди, иди, крыса! Собакам у стола не место.
Впрочем, наши псы тоже недолюбливали старика, и Банди при этих словах начал тихо порыкивать. Но Ефим уже заметил Мишу и спросил:
– Даша, знакомь с хахалем.
– Мишенька – жених Гали, – быстро сообщила Маня.
– Ты, я вижу, все болтаешь без остановки, – не унимался гость.
– Конечно, дедушка Фима, – отозвался Кеша, – Манечка очень приветливая девочка, вы, как всегда, правы. Вам положить котлет? Впрочем, извините, забыл. В прошлый раз вы говорили, что после девяностолетия перестали есть мясо.
