Владимир Болучевский - Немного грусти в похмельном менте
— Да пошли бы они… — явно вышедший из состояния душевного равновесия Заботин, шатаясь от стенки к стенке, застегивал штаны и натягивал на себя свитер одновременно. — Водка бодяженая…
— Разве? — усомнился Андрей. — А я и не заметил. Нормальная вроде водка.
— А какая же еще?! Не берет меня ни фига! Значит, бодяженая! Вон сколько выпили, а у меня ни в одном глазу! Трезвый я, как… рыба об лед! Так им и этого от меня мало! Они еще и девку мне подсунули бракованную!..
— Как это бракованную? — не понял Калинин.
— Как? Как это бракованную, ты у меня спрашиваешь? — Заботин натягивал на себя «сбрую». — Не понимаешь?
— Нет, — мотнул головой Андрей. — Не понимаю.
— А то, что не встал у меня на нее, это тебе попятно?!
— Ну, не встал. Допустим… Так не встал-то у тебя. А она тут при чем?
— Как это при чем?! Как при чем?! А при том! Не может такого быть, чтобы у меня не встал! Выходит, бракованную подсунули… чтобы отвязаться. Ты понимаешь?! Они здесь над нами издеваются! Ты понять это можешь?!
— Ну, если так… — Калинину удалось вынуть из кобуры пистолет. — Они нам сейчас здесь за все ответят.
Он передернул затвор, сделал попытку подняться с кровати, но, не удержавшись на ногах, рухнул обратно.
— Фаина! — распахнув дверь в коридор, гаркнул Заботин.
* * *Николай Моргулис допил водку и досыта наелся бобовой каши с брюквой. По всему его организму разливалась теплая волна сытости и благодушного умиротворения. Даже этот щегол — младший лейтенант Мышкин — стал ему как-то более симпатичен. Ну молодой, глупый, ну и что? Это дело с годами поправимое. Кто по молодости умным-то был? Он сам, Моргулис, если был бы умным, пошел бы разве сразу после армии в ментуру? Да никогда! Так что… снисходительнее к пареньку нужно быть. Тем более что в управлении он всего-то пару дней, а вон какую точку уже надыбал! Это ж только представить себе — приходишь, тебя за стол сажают, кормят и ни о чем не спрашивают! А?
Нет, что ни говори, а толк от пацана есть. Это точно.
— Ну, — вышел Николай из кухни в комнату, достал сигарету и собрался ее прикурить. — Чего это у него здесь?
— Курить бы здесь не надо, — остановил его стажер.
— А чего это вдруг? Хозяин еще и некурящий, что ли?
— В общем да, некурящий он. Но дело не только в этом.
— А в чем еще?
— Тут вообще с открытым огнем поосторожнее надо бы. Взорваться может.
— Что такое тут может взорваться? — насторожился Моргулис.
— А вообще, — обвел жестом комнату Мышкин и над чем-то одному ему попятным пьяно хихикнул. — Тут вообще все в один момент взорваться может. Только спичку чиркни. Представляете?
— Не понял, — огляделся вокруг Николай. — Это чего вообще такое-то?
— Это лаборатория, — понизив голос, доверительно поставил его в известность Трофим. — Она секретная.
— От кого? — нахмурился Моргулис. — От кого она может быть секретной, если даже ты о ней знаешь?
— Ну… — замялся Мышкин. — Я о ней недавно узнал. Буквально на днях. Совершенно случайно.
— Тем более.
— Так о ней вообще многие знают, — пожал плечами Мышкин. — Не я один.
— А кто еще?
— Ну… разные люди сюда заходят.
— И что здесь, в этой лаборатории, происходит? Этот ее хозяин, он кто?
— Изобретатель.
— И чего он тут, спрашивается, изобретает?
Трофим Мышкин склонился к уху Моргулиса и шепотом произнес:
— Секретное оружие.
— Чего?! Оружие?! — оторопело взглянул на него Николай.
— Ну да, — с простодушным выражением лица кивнул Мышкин. — Принципиально новой конструкции. Секретное. Пока. Хотите, покажу?
— Ну, — набычился Моргулис. — Давай, показывай… это секретное оружие.
— Только вы глаза закройте.
— Это еще зачем?
— Ну закройте, пожалуйста. Иначе неинтересно будет.
— Хренотень какая-то, — пробурчал Моргулис, послушно закрыл глаза, по тут комната колесом пошла у него под ногами, он пошатнулся и чуть не упал.
— Нет, — сказал он стажеру, открыв глаза. — Так не пойдет. Мне сесть на что-нибудь надо.
— Сейчас я вам табуретку принесу, хотите?
— Давай.
Мышкин принес с кухни табурет, Моргулис уселся на него и вновь закрыл глаза.
— И не открывайте, пока я вам не скажу, — Трофим пошел в угол просторной комнаты. — Я скажу — открывайте! — только тогда и смотрите. Договорились?
— Договорились, договорились… — Николай сидел, зажмурив глаза, и созерцал золотистопурпурные всполохи под веками.
Тем временем Трофим Мышкин выкатил на середину комнаты небольшую тележку с тянущимися от нее к некоему пульту тонкими кабелями, на которой, задрапированное полотняной тканью, вертикально стояло полутораметровое «изделие».
— Открывайте! — обращаясь к Моргулису, торжественно произнес он.
— Ну? — Николай открыл глаза. — И чего это такое?
— Опа! — Мышкин сдернул с «изделия» полотняную ткань.
— Ох, и ни хрена же себе… — увидев чудовищных размеров фаллоимитатор, выдохнул Моргулис. — Это чего еще такое?
— Ракета, — качнув головой, Мышкин посмотрел на нее так, будто бы он сам ее сконструировал и изготовил.
— Вот смотрите, тут у нас… — начал было он свои объяснения, но в этот самый момент легкая занавеска одной из кабинок взметнулась в сторону и оттуда выскочил на середину комнаты тот самый тип в костюме бедуина.
— Стоять! — самым настоящим русским языком приказал он Мышкину. — Ничего не трогать!
Трофим оторопел и замер. Моргулис удивился и поднялся с табурета.
— А ты еще тут кто такой? — задал он арабу вполне резонный вопрос.
— Федеральное бюро национальной безопасности! — гаркнул тот и в вытянутой руке продемонстрировал раскрытую книжицу в черной обложке с золотым тиснением.
— Кувейта? — попытался уточнить Моргулис.
— Почему это Кувейта… — обиженно надул губы араб. — Тут же ясно написано, что России.
— Ну-ка, дай-ка взглянуть, — протянул руку Моргулис.
— Вот, пожалуйста, — бедуин подал ему удостоверение. — Читайте.
Моргулис внимательно изучал ксиву. Мышкин подошел к нему и через плечо тоже с любопытством вгляделся в диковинный документ.
— Я понял, — постучал согнутым пальцем по «корочкам», которые держал в руках Моргулис, Трофим Мышкин. — Это, наверное, шутка такая.
— Думаешь? — взглянул тот на него.
— Ну конечно! Это он так шутит.
— Да? — Моргулис перевел взгляд на бедуина. — А почему тогда я не смеюсь?
* * *Юрика Страхова изрядно шатало. Новый знакомый Федор, крепко держа его под руку, вошел в парадную, поднялся на один пролет лестницы и усадил Страхова на широкий низкий подоконник. Страхов сел и устало уронил голову на грудь.
— Посиди пока, я дверь открою, — сказал Федор и, почему-то достав из кармана вместо ключей от квартиры отмычки, стал возиться с замком.
Страхов задремал.
— Все, — обернулся к нему Федор, справившись, наконец, с замком. — Заходи давай.
Страхов, встрепенувшись и открыв глаза, послушно встал и вошел вслед за ним в квартиру.
Они прошли на кухню, где Федор, не снимая перчаток, достал из кармана и поставил на стол бутылку водки.
— Слушай, Юрик, — сказал он Страхову. — Будь другом, там… в гостиной рюмочки у меня. Принеси, а?
Страхов встал, прошел в просторную комнату и, открывая всякие дверцы полированной мебели, стал искать рюмки.
— Чего-то я не нахожу, — пробурчал он и вернулся на кухню. — Не нашел я рюмок. Может, из стаканов?
— Тоже верно, — согласился Федор и достал из навесного шкафчика стакан. — Держи, я сейчас.
Он вышел из кухни. Страхов открыл бутылку и налил водки в стакан.
Минут через пять Федор вернулся.
— Слушай, дружище… — задумчиво посмотрев на стакан с водкой, сказал он. — Нам же еще и пожрать чего-то надо. А хлеба-то мы с тобой купить и забыли. Ты посиди минуточку, я сейчас, быстро. У меня булочная прямо во дворе, я мигом. Ладно? А ты… хочешь, пей пока.
— Давай, — кивнул Страхов.
— Вот и хорошо.
Федор — а на самом деле квартирный вор Сеня Черненький по кличке Клещ — уходя, прикрыл за собой дверь квартиры, спустился по лестнице и, никем не замеченный, вышел из парадной. Прошел с половину квартала и, взмахнув рукой, остановил машину. Машина привезла его на вокзал, где он купил в кассе билет до Петрозаводска, сел в поезд и отбыл в этом направлении.
Давно выпасаемую им (в ожидании наиболее благоприятного момента) хату одиноко живущего бизнесмена средней руки Игнатия Крутикова, находящегося (как было прекрасно известно Клещу) в данное время на даче, он обнес быстро, чисто, без шума и пыли. Да еще и оставив в квартире пьяного до полного недоумения опера из уголовки, который успел везде наследить своими пальцами, замутил у себя за спиной такую поганку, что ментам век ее разгребать.
