Дарья Калинина - Сделай мне счастье
— Да, я подготовила для вас распечатку. Против фамилий тех пациентов, с которыми возникали проблемы, я поставила крестики.
Герман взял списки и стал внимательно их изучать. И внезапно ему стало сначала жарко, потом кинуло в холод, а затем снова обдало жаром. В списке пациентов доктора Меерсона он увидел свою собственную фамилию. И имя было ему также знакомо — Иван.
— Скажите, — произнес он, стараясь, чтобы голос не дрожал. — А Иван Колесов — этот пациент не отмечен крестиком.
— Значит, с ним все прошло без осечек.
— Вы его видели?
— Колесов… Иван? Нет, что-то не могу такого припомнить.
— А между тем этот пациент побывал у вас совсем недавно, две недели назад.
— Все равно я не могу его вспомнить.
— Не можете или не хотите?
— Зачем мне что-то от вас скрывать? — пожала плечами Света. — Хотя если вы уж сами спросили, то с этим Колесовым и впрямь вышла странная история.
— Чем именно странная?
— Его имя не указано в числе оперируемых, тем не менее этот Колесов провел у нас, судя по отчету, никак не меньше трех дней. Он ел, занимал отдельную двухместную палату, но похоже, уход за ним осуществлял доктор Меерсон лично.
— Такое случалось раньше?
— На моей памяти — нет. Но отчего бы доктору и не поухаживать за кем-то из своих пациентов? Доктор был гений. А гениям все позволено.
— Но выходит, у покойного доктора была какая-то заинтересованность именно в этом пациенте?
— Наверное. Говорю вам, мне это имя ничего не говорит.
— И вы никогда не видели Ваню Колесова?
— Нет. Видимо, доктор оперировал его самостоятельно.
— А такое возможно?
— Марк распоряжался в нашем отделении всем. Никто не смел ему что-либо указывать. Тех, кто осмеливался, изгоняли в тот же момент.
— Ваш Меерсон был деспот.
— Он был гений. А насчет Колесова можете спросить у Беаты. Она занимается уборкой палат. Возможно, она сумеет вспомнить этого пациента. Позвать ее?
— Позовите.
Беата оказалась еще крепкой кареглазой женщиной с чуть тронутыми сединой волосами. Она не пыталась ни как-то себя приукрасить, ни скрыть свой возраст. Но от этого, как ни странно, казалась куда интереснее, чем накрашенная и молодящаяся Света.
— Колесов? — переспросила она. — Из пятой палаты? Конечно, я его помню. Это же мальчик Ваня. Он лежал тут у нас со своей мамой.
Герман с Оксаной едва сдерживались от изумления, докторша тоже округляла глаза.
— Мальчик? — Света была потрясена. — Откуда он тут взялся? Беата, ты ошибаешься, мы не принимаем детей.
— А вот этого ребенка доктор принял.
Света изумилась еще больше.
— Ему тоже делали операцию? Ребенку?
— А как же иначе? Зачем бы мальчика тут держать?
— И как все прошло?
— Хорошо. Мать его подписала согласие, доктор сделал операцию, ребенок быстро пошел на поправку, через три дня поздно вечером доктор его выписал.
— Беата, ты что-то путаешь. Такого просто не могло быть. Марк не занимался детьми. И в любом случае выписка у нас с десяти до полудня. Вечером мы никогда и никого не выписываем.
— А этого ребенка доктор выписал. Его отец забирал. И мне показалось, что Марк с папашей этого мальчонки был хорошо знаком.
Оксана покосилась на Германа. Это ведь был не ты? Герман помотал головой. Нет, не я. И спросил у Беаты:
— А вы можете описать, как выглядел этот папаша?
— Могу! Красавец! — с видимым удовольствием произнесла Беата. — Высокий брюнет, глаз горит, профиль орлиный. Я такой красоты мужиков в реальной жизни и не встречала.
— И этот человек увез ребенка и его мать?
Беата кивнула.
— Да. На таком симпатичном серебристом микроавтобусе. Задние стекла замазаны, ничего сквозь них не видать.
Да, это была машина Почтарева. Та самая, от которой он избавился, не поленившись сгонять аж в Новгород.
Больше Беата не могла ничего рассказать, и Света отпустила ее. Однако к самой Свете у сыщиков имелись вопросы.
— Как получилось, что в больнице оказался несовершеннолетний?
— Я не знаю. Вы же слышали, что сказала Беата. Отец ребенка был какой-то знакомый Марка. Вероятно, у ребенка было заболевание, которое традиционной медицине исцелить было не под силу. Только это может хоть как-то оправдать поступок Марка.
— Скажите, а имя Геннадия Почтарева вы когда-нибудь слышали?
— Не припомню.
— Такой человек у вас не работал?
— При мне — нет.
— И Марк никогда не произносил этого имени?
— Нет. Но знаете, вы вот считаете, что Марка убил кто-то из пациентов, а мне кажется, стоит подумать и о других версиях.
— Например?
— Ищите женщину.
— У Марка была любовница?
— Именно. И не просто какая-то там свистушка, а замужняя женщина.
— И вы можете назвать ее имя?
— Кое-какие слухи ходят, — уклончиво сказала Света. — Наверняка утверждать не могу, но…
— А я могу! — вдруг подала голос Татьяна Леонидовна. — Эта женщина работает в нашей клинике. И зовут ее Елена Воронцова.
Света сделала большие глаза и пробормотала, глядя на подругу:
— Ленка? Ленка Воронцова? Таня, ты ведь пошутила?
Пробормотала с нажимом, пытаясь на что-то намекнуть подруге.
Но Татьяна Леонидовна понимать намеков решительно не хотела.
— Даже и не думала шутить.
— Но ведь ее муж…
— Вот именно.
— Что? — заинтересовался Герман. — Что ее муж?
— Муж у нее того… криминальный авторитет, бандит, одним словом.
— Настоящий бандит?
— Самый что ни на есть! — с жаром подтвердила Татьяна Леонидовна. — Сейчас-то он, конечно, в бизнесмены заделался, да нутро-то не переделаешь. И люди при нем страшные. Вы бы видели, какие братки с ним приезжают.
— А этот человек тут появлялся?
— Да. Несколько раз.
— Я тоже его видела, — подтвердила Светлана, решив больше не утаивать правды. — Ну, Ленка! Ну, отчаянная голова. При таком муже — и любовника завела. И как не побоялась?
— Видно, очень уж люб ей наш Марк оказался. Оно и понятно, ее-то муженек, кроме своих дел, ничем не интересуется. А Марк совсем другой человек, и галантен, и обаятелен.
— И вы подозреваете, что муж мог узнать про связь жены с доктором?
— Я это точно знаю, — заявила Татьяна Леонидовна. — Лена к нам сама прибегала, жаловалась, что муж все узнал. Накануне у нее разговор с ним состоялся, она развод просила, а муж вместо того, чтобы тихо-мирно дать ей развод, пообещал с ее любовником разобраться. Это дня три назад было, а потом мы узнали, что Марк убит.
— И вы не рассказали эту версию следователю, — укоризненно произнесла Оксана. — Почему?
— У полиции уже был подозреваемый. Тоже ревнивый муж, но другой. Конечно, я сразу поняла, что тот человек ни при чем. У Марка одна только возлюбленная была — Лена Воронцова. Он не из тех, кто за юбками бегает. С Леной у них настоящая любовь была. А вот с той бабенкой, муж которой скандалить прибегал, ничего подобного быть не могло. Я это сразу поняла.
— Но все-таки почему вы ничего не рассказали полиции?
Татьяна Леонидовна смущенно потупилась, но все же призналась:
— Нам Сильвестр Андреевич запретил языком болтать.
— Это еще кто такой?
— Хозяин нашей клиники.
— И он запретил вам упоминать про Елену Воронцову?
— Про нее, про ее связь с Марком и, самое главное, про Лениного мужа.
— Но почему?
Света, на которую в этот момент взглянул Герман, развела руками.
— Не знаю. Вернее, догадываюсь, но сказать боюсь.
Но Татьяна Леонидовна снова взяла быка за рога:
— Зато я знаю! — торжественно произнесла она. — И сказать не побоюсь. Отметьте это, пожалуйста, потом в протоколе. Света побоялась, промолчала, а я нет.
— Так говорите же!
— Помните, я рассказывала, что у нашей клиники есть «крыша», а у Марка ее не было? Так вот муж Лены и есть эта самая «крыша». Верней, не только он, там много народу кормится. Но он в числе прочих. Это по его просьбе Сильвестр его жену взял в штат, хотя специалист она посредственный, окончила какие-то медицинские курсы, косметолог-дерматолог, но по основной профессии она педагог. Ей с ее дипломом в лучшем случае в районном кожвендиспансере сидеть, а не в частной клинике на приличном окладе.
Герман взглянул на Свету.
— Это правда? Муж Воронцовой настоял, чтобы жену взяли в клинику?
— Ну да, — неохотно подтвердила та. — Могло такое быть. — И, повернувшись к бухгалтерше, укоризненно сказала: — Таня, ну зачем ты язык распустила? Кто тебя просил? Марка мы все равно не вернем, а проблем огрести можем выше крыши. Сильвестр не случайно просил никогда не упоминать про Воронцова. Такого человека, как Ленкин муж, я никому во враги не пожелаю, а себе так и подавно.
— А я ничего не боюсь! Сильвестр себя оберегает, мести Воронцова боится. А что с нами будет, ему без разницы. Сам-то он скажет, что ничего про манипуляции Марка с пациентами не знает, а мне как быть? Деньги за операции я помогала легализовывать. Любая финансовая проверка это быстро докажет. А у меня муж, дети, я в тюрьму не хочу.
