Дарья Донцова - Лягушка Баскервилей
А еще у бедных советских женщин не было средств для мытья посуды, чистки кастрюль, отбеливания, стирки… Вернее, неправда. Существовала бутылка с надписью «Чистюля», только обработанная ею тарелка воняла керосином. Порошок «Пемолюкс» был замечателен всем, кроме одного – после его использования на всех поверхностях оставались царапины. А от «Белизны» новое белье расползалось в руках. Но советские бабы с честью выходили из тяжелого положения: на мойках стояли банки с пищевой содой, сухая горчица великолепно отчищала все, от ванны до оконных рам, белье кипятили с хозяйственным мылом (запах, правда, стоял ужасный, зато простыни потом сияли), а «Белизну» наливали в унитаз на ночь, утром просто спускали воду и любовались на сверкание «фарфорового друга». И никогда ни у меня, ни у моих подружек, считавших до получки не рубли, а копейки, не стояла в доме такая грязь, как у Раисы.
– Кручусь-верчусь, – ныла ничего не подозревающая о моих мыслях Раиса, – а живу хуже всех. И че делать?
Я с трудом удержала рвущиеся с языка слова. Как поступить? Ну, для начала вымыть посуду, застелить кровать, постирать занавески, смахнуть пыль, протереть полы и развесить в шкаф вещи, небрежными кучами висящие на стульях.
– Значит, покупаешь мне телик, – начала загибать пальцы Раиса, – холодильник, плиту, рукомойник, ковер бордовый, одеяло пуховое, три подушки, еще бельишко постельное льняное…
– Как насчет машины? – не выдержала я. – «Мерседес» подойдет?
Раиса заморгала:
– За фигом он мне? Лучше в дом хорошее. Мебель пора менять и…
Мое терпение лопнуло.
– Рая, по какой причине я обязана вас облагодетельствовать?
Санитарка плюхнулась на стул, прямо в кучу скомканных тряпок.
– Я знаю все про Ларису Королькову!
– Ладно, – кивнула я, – рассказывайте.
– Нашлась хитрая! Телик вперед!
– Я вовсе не уверена, что ваши сведения представляют ценность. Сначала разговор, потом оплата.
– Фиг тебе! – взвизгнула санитарка. – Бабки вначале.
Я вынула из сумочки одну купюру:
– Это аванс. Начинайте.
Раиса схватила ассигнацию, сунула ее в лифчик и заговорщицки зашептала:
– Начнут говорить, что Ларка сумасшедшая, – не верь, она нормальней многих была. Ну пыталась на зоне с собой покончить, и что? Знаешь, сколько таких? Гвозди глотают, бритвы, а то еще в петлю сунутся, но так по-хитрому, что спасти можно. Да у нас весь второй этаж из мастырщиков – симулянтов, если по-простому.
– Зачем людям такие ужасы с собой проделывать? Если лезвие съесть, и впрямь на тот свет отправиться можно, – подскочила я.
– Ты на зоне сидела? – поинтересовалась Раиса.
– Нет конечно.
– От сумы да от тюрьмы не зарекайся, – философски заметила санитарка. – Не знаешь, че за решеткой творится, и молчи. Людям наша больница раем кажется, вот и уродуются, чтоб хорошо пожить. Только долго таких симулянтов не держат, живо назад отправляют. Ладно, по порядку пойду.
Преодолев брезгливость, я опустилась в продавленное, воняющее старым котом кресло и стала слушать корявую речь Раисы.
Главврач больницы – отличный специалист и хороший человек, но одновременно Пацюк крайне наивна, обмануть ее способен даже годовалый малыш. Персонал отлично знает свое начальство и вовсю пользуется слабостью Елены Николаевны, даже больные быстро понимают что к чему и дурят доктору голову. К счастью для Пасюк и на горе для остальных работников, при Елене Николаевне существовала заместительница, Зинаида, – хитрая, злая, расчетливая баба, больше всего на свете любящая деньги. У Раисы имелась твердая уверенность: кое-кто из больных вышел на свободу с помощью Зинки – та за немалую мзду химичила с историями болезни и помогала преступникам освободиться. А еще иногда в добротеевской больнице оказывались юноши из Москвы, все как один призывного возраста. К гадалке не ходи, понятно, в чем дело, – Зинка помогала откосить от армии. Раиса не знала, каким образом Зинаида проделывала подобные штуки, но санитарка не сомневалась: заместитель главврача брала большие «гонорары» за свои услуги.
– Ну посуди сама, – горячилась Раиса, – Зинка москвичка, че ей в Добротееве делать? Неужто в столице психушек мало? За фигом ей три часа в день на дорогу тратить? Это ж во сколько встать надобно, чтоб в восемь утра обход начать? Очумеешь, особливо зимой. Че ей тут, медом намазано, скажи?
Я пожала плечами.
– Вот, – удовлетворенно закивала Раиса. – А я поняла. Добротеево хоть и близко от Москвы, да не столица. Тут контроль меньше, вот она и варила себе компот за жирные бабки. Подружка у Зинки имелась, на зонах служила, тоже доктором. Как звать ее, я позабыла, имя такое, заковыристое… Малина, нет, Ульяна… Полина… ну несовременное… Буратино какое-то…
– Маловероятно, чтобы женщина отзывалась на имя Буратино, – сдерживая смех, возразила я. – Может, Мальвина?
– Точно! – закивала Рая, – Мальвина! Она Зинке уголовничков поставляла. Ладно у них получалось: вокруг Добротеева четыре зоны, мужские и женские, там медпункты имеются, в них фельдшера сидят, еще те специалисты: от всех болезней четвертушку анальгина дадут, и не парься. Если ж совсем человек загибается, Мальвину зовут, она приезжает и смотрит, то ли в больницу отправлять, то ли прям на кладбище. В клиниках коек мало, по голове за очередного симулянта не погладят. Мальвине невыгодно зэков с зоны вывозить, только она это делала, к нам частенько народ приволакивала. Конвейер у них с Зинкой крутился. Мальвина самоубийцу притаскивает, Зинка его себе в палату забирает, а уж как там чего дальше, не знаю, только спустя некоторое время гляжу: а нетути того, с суицидом, на свободу ушел. Елена Николаевна вряд ли в доле была, ей голову дурили. А в тот год, когда с Корольковой история случилась, у главврачихи дочка померла, ей о службе не думалось. Зинка всем заправляла, совсем стыд и страх потеряла. Знаешь, как я догадалась, что она башли имеет?
– Нет, – тихо ответила я.
– А раз под Новый год, – охотно стала объяснять Раиса, – подалась я в Москву. По магазинам пошла, воскресенье было, народу кругом – тьма…
Раиса побродила по столице, захотела есть и зарулила в большой продуктовый магазин, решив купить пакет кефира и творожный сырок. При взгляде на ценники женщине стало плохо. Ну из чего надо сделать колбасу, чтобы она стоила две тысячи рублей за килограмм?
Недолго думая, Раиса собралась покинуть роскошную торговую точку, но тут санитарка услышала до боли знакомый, слегка картавый голосок Зинаиды:
– Нет, доченька, настоящая белужья икра серая.
Рая осторожно повернула голову и вздрогнула: чуть в стороне маячила пара – заместитель главврача и симпатичная девушка. Санитарка раскрыла от удивления рот. На работе Зинаида ничем не выделялась на фоне сотрудников психушки, ходила зимой в китайском стеганом пальто и дешевых сапогах на толстой подошве. Сняв верхнюю одежду, Зинаида, как правило, оказывалась в темно-сером платье, мешковатом, совершенно некрасивом, никаких украшений врач не носила. Но сейчас перед Раисой предстала совсем иная женщина, на плечах которой сидела норковая шубка, а в ушах сверкали блестящие камушки. Да и дочь Зины выглядела шикарно. В особенности Раису поразила обувь – на бабах красовались замшевые сапожки с тонкими каблуками, в каких особо не потопаешь по декабрьской слякотной Москве. Неужели у Зинки еще и машина есть?
Трясясь от любопытства, Раиса принялась наблюдать за врачом, а та, ни о чем не подозревая, спокойно отдала на кассе сумму, равную своему шестимесячному заработку. Потом парочка вышла на улицу, дочь села за руль серебристой иномарки, мама устроилась в салоне, и машина исчезла в потоке.
Вот тут у Раи и открылись глаза. Стало понятно, по какой причине москвичка Зинаида предпочитает работать в Добротееве и из какой реки она черпает ведром благополучие.
Спустя неделю после знаковой встречи у Елены Николаевны умерла дочь, Пацюк взяла отпуск, хозяйкой в психбольнице осталась Зинаида. И тут начали разворачиваться интересные события.
В ночь с субботы на воскресенье Раиса ночевала в отделении. За круглосуточное дежурство платили больше денег, и санитарка старалась набрать их максимальное количество. В конце концов, какая разница, где давить подушку? Особо хлопотать в клинике после отбоя не приходилось. Буйных загружали по полной лекарствами, а тихие мирно сопели в койке.
Откушав перед сном селедки с картошкой и запив еду пятью стаканами чая, Раиса рухнула на кушетку в сестринской. Около полуночи ей захотелось в туалет. Проклиная соленую рыбу и выпитую воду, санитарка поплелась по длинному коридору. Добротеевская психушка была выстроена в тридцатые годы двадцатого века, поэтому отличается немереными пространствами и здоровенными, гулкими палатами. Туалет под стать им, унитазы в нем чугунные, пережившие все смены строя и реформы.
