Дарья Донцова - Белочка во сне и наяву
– Ага, – откликнулся сын Малкиной, подходя к нам. – Чего вы такие мрачные?
– Анюта умерла, – мрачно пояснил Вадим, открывая дверцу своей иномарки.
– Блин, она же молодая… – опешил Михаил. – На здоровье не жаловалась, могла спокойно килограмм шашлыка съесть и не чихнуть.
– Не от всех болезней человек аппетита лишается, – пробормотала я.
– Нюта была беременна, – пояснил Вадим, доставая из бардачка сигареты, – сделала на большом сроке криминальный аборт и погибла.
– Бли-и-ин… – повторил Миша. – Вот дура! А кто отец ребенка?
Вадим направился к подъезду.
– Это мы сейчас и пытаемся выяснить. Но Анюта тщательно хранила тайну, ни с кем из товарищей по фонду не поделилась.
– Я узнала кое-что интересное в доме престарелых, расскажу, когда поднимемся. Хочу, чтобы Нина Феликсовна и Лариса тоже услышали, – сказала я.
– Так неизвестно, кто сделал Анюте ребенка? – вновь проявил любопытство Малкин, идя рядом с нами к лифту.
– Пока нет, – вздохнул Вадик. – Лариса сейчас ее комнату обыскивает, надеется хоть что-нибудь отыскать. Может, письмо от парня, подарок какой-нибудь с надписью «Целую, твой Иван». На мой взгляд, бессмысленное занятие.
– Почему? – не согласился Миша. – Если парень отправил девчонку на аборт при большом сроке, то он преступник.
– Ты к матери? – спросил Зуев. – Или просто мимо шел?
– Да вот, услышал о кончине Нюты и решил помочь, чем смогу, – ответил сын Малкиной, входя в лифт и нажимая на кнопку.
Кабина медленно поползла вверх, мы молчали.
– Нет, – вдруг возразил Михаилу Зуев. – Анюта вполне могла сама принять решение, не сказать о нем своему мужчине. Тот мог не знать об операции.
– Очень трудно доказать, что парень заставил подружку пойти на аборт, – вмешалась я. – Хороший адвокат живо отмажет его. Вот врач или акушерка должны быть наказаны. Надеюсь, их вычислят.
– Мама не хочет шума, – покачал головой Вадим, открывая квартиру, – и не намерена обращаться в полицию, это плохо скажется на репутации фонда. Участница реабилитационной программы погибла от криминального аборта! Не очень красивая реклама.
Я вошла в темную прихожую и заметила:
– Боюсь, в данном случае желание Нины Феликсовны никакой роли не играет.
Миша зажег свет.
– Почему? У наших знакомых из дома пропала дорогая картина работы всемирно известного художника, но они не позвали ищеек, потому что догадались – полотно сперла их дочь, та еще конфетка. Не сажать же члена семьи в тюрьму? Воровку отправили в Англию, в учебное заведение с очень строгими правилами, решили сами ее перевоспитать.
Я сказала:
– Здесь другая ситуация. Если вас обокрали, то вам решать, бежать или нет в отделение. Но если в приемный покой любой клиники, муниципальной или коммерческой, поступает человек со следами криминального аборта, то доктора обязаны известить полицию. Понимаешь? Обязаны! Иначе они становятся соучастниками преступления.
Михаил неожиданно рассмеялся.
– Ты сказала «человек со следами криминального аборта», а надо было – «женщина». Женщина – не человек. В том смысле…
– Сколько можно ходить за куревом? – нервно воскликнула Лариса, выскакивая в коридор. – Миша, а ты что тут делаешь? Почему не в институте?
– Мама, в стране майские праздники, – напомнил парень, – и у вас случилась беда, я хочу помочь, потому и приехал.
– Выяснилось что-то? – спросил Вадим.
Малкина покачала головой.
– Комната Анюты выглядит так, словно подготовлена к обыску. Везде идеальный порядок, ничего лишнего, никаких записей, кроме дневника. Но в нем нет ничего о личной жизни и любовных переживаниях. Кузнецова не пропускала ни одного дня, всегда делала заметки, только они касаются работы или взаимоотношений с товарищами по дому Доброй Надежды. Вот, слушайте!
Малкина раскрыла тетрадь, которую держала в руках.
– «Двадцатое апреля. Сегодня ведущий стилист Лёня показал мне, как надо делать укладку, – не зачесывать волосы в одну сторону, а постоянно менять направление, потом раздуть их феном и оформить завиток. В колледже преподаватели говорят иное. Но я верю Лёне, у него крутые прически получаются. Хотелось бы мне хоть чуть-чуть быть на него похожей. Пока у меня не очень выходит, но я не сдамся, добьюсь своего. Нина Феликсовна и Лариса Евгеньевна еще будут гордиться мной. Непременно выиграю конкурс Всемирного парикмахерского искусства и подарю им «Золотые ножницы». Зуева и Малкина дали мне шанс стать хорошим человеком. Я никогда не должна это забывать».
Я постаралась не измениться в лице. Видимо, не одна хитрюга Кира в курсе, что Нина Феликсовна может потребовать дневники для тщательного изучения. Анюта понимала – личные записи могут легко перестать быть таковыми, тщательно обдумывала каждое слово и беззастенчиво льстила Зуевой и Малкиной.
– «Двадцать первое апреля, – продолжала управляющая. – Сегодня утром Надя попросила у меня туфли. Темно-красные лодочки, которые я купила в середине месяца. У Нади на работе праздник, ей хочется выглядеть нарядной, платье у нее есть, а приличной обуви не имеется. Сначала я хотела отказать. У Надежды зарплата на три тысячи больше, чем у меня. Почему я могу собрать на выходные шпильки, а она нет? Да потому, что я очень аккуратна с деньгами, все не трачу, откладываю. Надюша же, как получит аванс, летит в кафе или в кино. Погуляет два-три раза, прокутит все и сидит потом без копейки, клянчит у всех в долг. Я себе в удовольствиях отказываю, зато с новыми туфлями. Но потом я подумала, что жадничать нехорошо, Надя моя подруга. И отдала ей лодочки. Надо бороться с жабой».
Лариса перевела дух.
– Ну и остальное в подобном роде. Ни одного намека на роман. А ведь в апреле она уже была беременна. Вот какая скрытная! Казалась простушкой с распахнутой душой, ан нет, неверное о ней мы мнение составили.
Управляющая приложила пальцы к вискам:
– Господи, голова сейчас лопнет. Звонили из полиции, просили Нину Феликсовну завтра подъехать. И что ей там сказать? Она же ничегошеньки не знает! Понятия об аборте не имела.
– Я знаю имя любовника Анюты, – объявила я.
– Кто он? – в один голос спросили Миша и его мать.
Я поспешила вперед по коридору, говоря на ходу:
– Пошли в гостиную, лучше сразу всем рассказать.
Глава 26
Едва я произнесла имя Малик, как Лариса ахнула:
– Я же просила! Умоляла!
Нина Феликсовна с изумлением посмотрела на управляющую.
– Ты о чем, Лара?
Малкина, чье лицо покрылось красными пятнами, вздрогнула и выбежала из комнаты.
– Пойду, посмотрю, что с мамой, – буркнул Миша и выскочил за ней.
– А где Регина? – вдруг спросил Вадим.
– Думаешь, ее надо позвать? Вообще-то это хорошая идея Реги позвонить, – засуетилась основательница фонда.
Вадик подошел к окну и выглянул во двор.
– Я думал, она уже здесь.
– С чего тебе это пришло в голову? – удивилась Нина Феликсовна.
– Увидел ее машину во дворе, – пояснил сын. – Точно помню, что она на этой двухдверке каталась, номер стремный – шестьсот шестьдесят шесть. Я, когда впервые увидел его, не удержался и спросил: «Не боишься с числом дьявола разъезжать?»
Зуева тоже подошла к окну.
– Можешь не говорить, что она ответила. Регина не верит в приметы.
– Вроде она тачку бывшему мужу отдала, – бубнил Зуев. – Щепетильная очень, все подарки супруга при разводе ему вернула.
Я решила прояснить ситуацию:
– Вы сейчас случайно не о психотерапевте Регине речь ведете? Не о женщине, которая была замужем за Павлом Вельяминовым?
– Да, – удивился Вадик. – Откуда ты знаешь?
Я приблизилась к Зуевым.
– Так это он дал мне на время «колеса». Я попала в аварию на улице, где живет Клара, мать Павла, бывшая свекровь Регины…
Пока я описывала детали дорожного происшествия, Нина Феликсовна стояла молча, а Вадим, почесывая кисти рук, постоянно вставлял комментарии типа: «Ну надо же!», «Вот это совпадение!».
– Ты решил, что я с ума сошла, попросил дать Кролику трубку и не понял, кто с тобой беседует? – улыбнулась я. – Неужели не знал, что у мужа Регины смешное прозвище?
Вадик спрятал руки в карманы брюк.
– Нет. Я с Павлом никогда не общался. Мы лично не знакомы, и в гостях у Регины я не бывал, у нас отношения врач – пациент. Она никогда о своей частной жизни не рассказывает, я о ней как о человеке ничего не знаю. Про развод и подарки я случайно услышал – раздевался в прихожей, а она по телефону говорила. Сколько же лет я к Регине хожу?
– Давно, дорогой, – остановила сына Нина Феликсовна. – Лампа, милая, вы же не подумали, что мой сын сумасшедший?
– Конечно, нет, – ответила я. – Мне известна разница между психиатром и психотерапевтом.
Зуева села в кресло.
– К сожалению, в России многие люди считают, что эти специалисты оба занимаются душевнобольными. Регина не сразу увлеклась психотерапией, по образованию она дерматолог. У Вадима в детстве началось непонятное заболевание, совершенно не заразное, – кожа рук покрывалась пятнами и отчаянно зудела. Врачи поставили диагноз нейродермит. Чем мы только не лечились! Мази, таблетки, уколы, лечебные ванны, народные средства… Ничто не помогало. В конце концов, уж не помню как, мы попали к Регине, и она справилась с недугом, сама приготовила какое-то лекарство. Вадик стал его принимать, и мы забыли о болезни. Потом Регина выучилась на психолога, сменила специализацию, но Вадим до сих пор обращается к ней как к дерматологу. Сыну скоро двадцать три стукнет, значит, мы знакомы с Реги почти девять лет. Я ее очень люблю. Удивительный врач, тонко чувствующий пациентов. Сейчас она изредка бесплатно консультирует подопечных фонда.