Анна Ольховская - Фея белой магии
И она, обстановка, похоже, обиделась за столь некорректное поведение по отношению к собственной персоне. Иначе чем можно объяснить подобную скудость и серость?
Чем-чем, экономией средств, вот чем. Да, комната больше всего напоминает монастырскую келью, так радуйся, что не солдатскую казарму. Все же одноместное убежище, а не длинный ряд двухэтажных кроватей.
Впрочем, вполне вероятно, что, будь на вилле помещение казарменного типа, Дюбуа с удовольствием разместил бы второсортных людишек кучненько. Причем независимо от половой принадлежности, вряд ли его зомби способны на секс без приказа.
Но, поскольку архитектор, проектировавший виллу, меньше всего мог предполагать появление здесь приверженца темной стороны Вуду, озадачиваться созданием подходящих для колдуна условий он не стал.
Интересно, для чего изначально предназначалась эта комнатушка размером два на три метра? Для хранения продуктов? Так вроде не видно холодильного оборудования. Кладовка? Шкаф для одежды? А зачем тогда крохотное квадратное окошко под потолком? И кстати, почему оно под потолком?
Потому что это цокольный этаж, в чем я и убедилась, взгромоздившись на стул. Замечательный вид открылся моему алчущему прекрасного взору: водосток и малюсенький кусочек неба.
М-да, черная плесень в голове делала свое плесневое дело – вместо проверки наличия-отсутствия навыков я поперлась на стул, чтобы посмотреть в окошко! Даже эпитет «дура» в данном случае звучит как комплимент.
И что, залезть – залезла, а обратно никак? Вспомнила вдруг, что все тело разваливается, что нога в тугой повязке взрывается приступами жуткой боли, что с координацией движений после временного пребывания вне тела пока проблемы?
Вот и стой теперь на стуле, судорожно вцепившись в его спинку. Можешь стишок рассказать для полноты образа, вот только не похвалит никто, конфетки не даст. Надо как-то слезать.
Слезла, правда, не как-то, а кое-как. Отсутствие хвоста очень мешало. Захотелось банан и поискать на ком-нибудь блох. С трудом, но справилась. С желанием.
Ну и как мне проверить степень личной деградации? В моей шикарно обставленной комнате возле одной стены стыдливо пристроилась узкая кровать, которую хотелось назвать поизысканней как-то. Лежанкой, к примеру, а еще лучше – топчаном. К другой стене прижался, вытаращив на меня круглые ручки, узкий пеналообразный шкаф. Между ними, натужно кряхтя, втиснулся небольшой стол, под брюхом которого прятался употребленный мной стул.
Собственно, это все. Больше в моих апартаментах ничего не было. Потому что не поместилось бы.
Ах да, у меня же еще имелся пол! Причем не бетонный, коий органично смотрелся бы в подвале, а вполне цивильный, из линолеума. Цвета каки. Ох, простите, хаки. С коричневатым отливом.
Ни газет, ни книг, ни бумаги, ни ручек. О карандашах, маркерах и цветных мелках я вообще молчу, о разукрашках придется забыть.
Эй, пернатое, а ты, между прочим, все еще одета в кожу. В собственную. Не пора ли поискать что-то более подходящее вон в том шкафу? Можно, конечно, попробовать заглянуть под кровать, но не затронутая плесенью часть мозга подсказывала мне, что этого делать не стоит.
Хорошо все же, что мне выделили одиночку, можно, не сдерживая себя, постонать и повыть от боли всласть.
Что я и делала, натягивая на себя найденную в шкафу одежду. Вещи были явно не из последней коллекции Прада, да к тому же ношеные. Спасибо, хоть чистые. И на два размера больше, чем надо.
Ну и фиг с ним, зато надевать на израненное тело проще. Вот только с бельем проблема, существует угроза потери во время ходьбы. Надо что-то придумать.
Я же говорю – сегодня день премьер. Никогда я еще не щеголяла в трусах, подвязанных поясом от халата. Да и балахонистых сарафанов в моем гардеробе раньше не было, даже во время беременности. Зато плотная холстина, из которой сшили этот чехол, скрывала почти все изукрашенное синяками и ссадинами тело, оставляя открытыми лишь руки и ступни. Эх, мне бы еще чадру на голову, чтобы ребенка не пугать, но тут уж ничего не поделаешь. Нет в шкафу ни чадры, ни паранджи, ни хиджаба.
Ладно, сойдет и так. Главное, я снова целиком я. И теперь смогу вытащить свою семью из этой жути. А о том, какую цену за это пришлось заплатить, сейчас думать не буду, иначе можно сойти с ума. Он, ум, сейчас и так в весьма нестабильном состоянии, стоять на нем довольно сложно. Трясется от ужаса, гад такой, баллов пять по шкале Рихтера. Малейший толчок, и я с него не просто сойду – свалюсь.
Ладно, пора выползать из кельи на разведку. Причем разведать в первую очередь следует места общего пользования.
Надеюсь, дверь не заперта снаружи. Деревяшка флегматично посверкивала замком-защелкой, предлагая проверить.
Минуточку, а где хоть какая-нибудь обувь? Мне что, предлагается босиком ходить?
Судя по всему – да. Ничего похожего на сандалии, шлепки, туфли, босоножки, галоши, в конце концов, в комнате найти не удалось.
Что ж, образ босячки можно считать завершенным. Балахон и трусы на веревочке явно диссонировали с брендовыми сандалетами. А вот галоши были бы в самый раз. Но – нетути.
Ладно, сопру что-нибудь в доме. А может, удастся добраться до собственных вещей.
Затаив дыхание, я осторожно повернула дверную ручку и потянула дверь на себя. А-а-а, заперто! Они что, офонарели там все? Куда женщине податься с естественной (грозящей перейти в неестественную) нуждой? Хоть бы ведро поставили!
Я же говорю, кретинка заплесневелая. Дверь-то не внутрь открывается, а наружу, можно было бы сообразить сразу, учитывая размеры помещения.
Оформлением «наружи» занимался все тот же дизайнер по имени Жадность. Унылый оштукатуренный коридорчик не принял на свои плечи ни капли краски (в моей келье все же разорились на белую), бетонный неровный пол подозрительно напоминал строительную стяжку.
И оказалось, что больше жилых помещений в цокольном этаже не было. Какие-то подсобные помещения, кладовка, бойлерная, электрощитовая – и все? А где же мне умыться и попудрить носик? В дом все время бегать? Очень мило! А если ночью приспичит нос пудрить? А дверь будет заперта?
Что ж, в конце концов, есть кусты на участке. Мой, между прочим, участок, вернее, наш с Лешкой. Что хочу на нем, то и делаю, вот.
Ведущие вверх ступени громоздились справа от моих апартаментов. Бр-р-р, до чего же холодный и противный пол! К тому же неровный, босиком по нему могут передвигаться лишь аборигены Австралии, мои ступни мгновенно скукожились.
Ничего, добралась и на кукожах. Яркое утреннее солнце после подвальной серости казалось особенно ослепительным. А мое состояние – особенно отвратительным на фоне летнего великолепия.
Появление чучела в балахоне особого ажиотажа среди местного населения не вызвало. Потому что оно, население, в этот ранний час (если судить по солнцу) представлено было лишь пофигистски настроенной прислугой: два тощих негра чистили бассейн, негр поупитаннее возился возле розовых кустов.
Захотелось вдруг увидеть на тщательно выстриженном газоне родимый дачный туалет типа сортир с вырезанным сердечком в двери. Но увы, увы, откуда в цивилизованной Европе подобная экзотика? Придется идти в дом еще и за этим.
А хотелось бы сразу заняться делом: найти дочь, потом – тюрьму Лешкиной души, затем его тело, и останется сущая ерунда – заставить Дюбуа вернуть моего мужа. Только на этот раз без человеческих жертвоприношений. Как? Там посмотрим.
На первом этаже суетились кухарки. Они таскали немыслимое количество разнообразнейших блюд в столовую, где был накрыт большой стол. Приборов на столе было четыре. Интересно, с кем миляга Паскаль изволит завтракать?
Планировку собственной виллы я помнила прекрасно, поэтому нужное мне место нашла без труда. Розовая мраморная ванна с золотыми финтифлюшками потянула меня к себе словно магнитом. Неудержимо захотелось налить воды, наплюхать от души пены и погрузить израненное тело в нирвану.
Если бы не бинты, я, возможно, так и поступила бы. Но… Пока нельзя.
Ничего, еще успею. А вот умыться и почистить зубы я могу.
Ага, могу. Вот только про разбитые губы забыла. Шипя от боли, я все-таки завершила начатое.
Теперь – в бой.
Глава 31
Вроде и плескалась я недолго, но, когда вышла из ванной комнаты, оказалось, что великий и ужасный Паскаль Дюбуа уже осчастливил столовую своим появлением. Во всяком случае, оттуда грязными каплями долетал его голос. А еще – монотонный бубнеж Лешкиного тела. Значит, оно – второй участник трапезы, а кто еще два, приборов-то четыре?
Теперь слышу:
– Нет! Не хочу! Уходи, ты не папа! Где моя мама?
Доча бушует, умочка моя. Мама здесь, мама уже идет. И плевать, как я выгляжу, главное – поскорее прижать тебя к груди, поцеловать вкусно пахнущую макушку.
– Алекс, – прогудел мерзье, – вижу, ты не в состоянии наладить контакт с дочерью.
– Не в состоянии, – эхом отозвалось тело.
