Елена Логунова - Шопинг с Санта Клаусом
Все это устрашающее великолепие было завернуто в серебряную парчу и увенчано диадемой с высокими стеклянными зубьями.
«Интересно, кого она изображает? — заинтересовался мой внутренний голос. — Статую Разбойной Свободы?»
— Ну, как я тебе, Петер? — спросила меж тем красотка, крепкой, как абордажный крюк, рукой выдергивая Вайсмана из лифта. — Я нынче Снежная Королева!
В снежнокоролевском наряде знойная Ангела выглядела одновременно нелепо и невероятно притягательно — как шаровая молния в бархатной коробочке из ювелирного магазина. Энергетика и природный магнетизм у нее были такие, что даже захотелось проверить, ловят ли сигнал сотовые телефоны: искрометная Ангела должна была создавать мощные помехи работе электронных приборов.
На живые организмы она тоже действовала сокрушительно.
— Какая женщина! Это что-то! — восхитился Вадик.
Я проследила направление его взгляда и убедилась, что затуманенный взор моего напарника упирается в смуглую грудь, двумя цунами вздымающуюся в вырезе серебряного платья. Не нужно было обладать большой фантазией, чтобы представить, какие разрушительные последствия может иметь внезапный выход этой буйной плоти из парчовых берегов.
— Вадик, не вздумай! — всполошилась я. — Эта женщина похожа на пиратский бриг! Она тебя разобьет, захватит, ограбит и потопит! Отплывай в сторонку, у вас силы неравные и водоизмещение разное!
— В подобной ситуации меня такие трусливые соображения не останавливают! — высокомерно бросил напарник, особо выделив слово «меня».
Он подхватил с пола операторский штатив и кофр с камерой, фыркнул и вышел из лифта, оставив меня в одиночестве и глубоком недоумении.
«Это что такое было? — насторожился мой внутренний голос. — Неужели — намек на то, что какие-то трусливые соображения могут остановить в подобной ситуации тебя?»
На вопрос это не тянуло — больше походило на бессмысленное самоедство, и я из соображений душевной безопасности предпочла не фиксироваться на теме бурных романов с трагическим финалом. Дедушка Розенкранц уже затеял вблизи принаряженной елочки какую-то веселую игру, зрители целиком переключились на него, и от меня театрального появления никто не ждал. Держа на плече удочку с микрофоном, как странствующий косарь — орудие своего крестьянского труда, я тихо выступила из лифта, скромно встала в уголочке под раскидистой монстерой и оглядела зал.
Публика, судя по карнавальным костюмам, в оранжерее гуляла богатая. Никаких одноразовых одежек из накрахмаленной марли с отделкой из мишуры, все наряды были добротными, ладно скроенными и сшитыми точно по мерке. И на аксессуарах никто не сэкономил: зеленые волосы Русалочки опутывал натуральный жемчуг, в башмачках Золушки угадывалась работа муранских стеклодувов, а Золотой Ключик Черепахи Тортиллы охотно взяли бы в любом ломбарде.
— Кто все эти милые люди? — засмотревшись на маску Буратино, искусно вырезанную из древесины карельской березы, задумалась я вслух.
— Это наш персонал, партнеры и любимые клиенты, — фальцетом подсказали мне с другой стороны просторной деревянной кадки.
Я заглянула за нее и увидела нечто похожее на гигантский пуф в чехле из белого шелка. Подобие дегенеративной мебели имело четыре ноги, две из которых были бутафорскими, а две настоящими, явно женскими, обутыми в белые балетки с перекрещивающимися шелковыми ленточками. Все конечности — и натуральные, и фальшивые — были пухлыми и мягкими, а на рабочей поверхности пуфа помещалась человеческая голова в светлых кудряшках.
— Вы, наверное, Белый Осьминог? — я сделала робкую попытку угадать, чей это костюм. — Или Медуза?
«У осьминога не четыре ноги, а восемь! — тут же напомнил неисправимо вредный внутренний голос. — Хотя, конечно, это может быть увечный осьминог, покалеченный в подводных битвах…»
Как ветеран и инвалид морских сражений, Белый Четвероног хорошо сочетался со Снежной Королевой Пиратов, однако кудрявую деву мое предположение почему-то обидело.
— Что вы?!! Никакой я не осьминог и не медуза! — надув и без того пухлые губки, сообщила она. — Я символ нашей Ассоциации!
Прозвучало это гордо, но прояснило мало. Символ, с моей точки зрения, был очень странный, из чего следовало, что и вся ассоциация того… С большим приветом. Я еще раз внимательно посмотрела на деву в пуфе и напрягла воображение. Кто же она, черт возьми, такая и что символизирует?!
«Она — Белый Березовый Пень! — включаясь в игру, предположил мой внутренний голос. — Символ Ассоциации Лесорубов и Дровосеков!»
— Не надо на больной мозоль, — попросила я беззвучным шепотом.
Рана, нанесенная моей человеческой гордости несправедливым обвинением в незаконной рубке елок, еще не зарубцевалась.
«Тогда… М-м-м… Это Облачко! Тучка-Тучка-Тучка, которая вовсе не Медведь! Милый символ Ассоциации Метеорологов!»
Версию про Пень я озвучить не рискнула, спросила только про Облачко — и опять промахнулась.
— Ну при чем тут Облачко?! — Кудрявая дева посмотрела на меня, как на слабоумную. — Я Зуб! Нормальная семерочка с четырьмя корнями!
— Ах, зуб! — Дальше я догадалась сама. — Символ Ассоциации Берлинских Стоматологов?
— Ассоциации Русских Стоматологов в Германии, — с важностью поправила Семерочка. — Ангела Блюм, наш Председатель, это она такой праздник устроила. Вам нравится?
— Очень, — сказала я, нисколько не покривив душой.
Раздольная гулянка Ассоциации Русских Стоматологов в Германии смотрелась не в пример веселее чопорной тусовки Берлинской Ассоциации Юристов. Единственным, что роднило эти два разностильных мероприятия, был выбор алкогольных напитков. Своим чутким оленьим ухом я уловила характерное звяканье стеклянной посуды, пошла на звук и обнаружила за уютным цветником низкий стол с до боли знакомыми рюмками. Они уже были наполнены, и какая-то демоническая личность в черном трико, с коровьим хвостом и телячьими рожками запаливала факел, готовясь поджечь напиток.
«Опять самбука?!» — заметно струхнул мой внутренний голос.
— На работе не пью, — быстро соврала я, только чтобы он успокоился.
И, вспомнив о работе, оглядела зал с новым интересом: где мой напарник?
Двухметровый бурый медведь за камерой был заметен издали. Вадик, в отличие от меня, честно трудился. Я пробилась к нему и спросила:
— Записывать кого-нибудь будем?
— А как же! — Вадик на секунду приподнял бутафорскую башку и утер вспотевшее лицо. — Из нашего материала будут делать корпоративное кино. Причем отнюдь не немое. Поэтому Петер велел записать три короткие интервьюшки.
— Кто жертвы? — спросила я.
— Вон, видишь, под елочкой пляшет Прекрасный Принц с золотистыми локонами? Это важный дядька из российского посольства. Наша жертва номер один.
Я срисовала дядьку с локонами, похожего на Смоктуновского в роли Гамлета. Прекрасный Датский Принц с отнюдь не скандинавским темпераментом выплясывал камаринскую с нашей дорогой Снегурочкой. Ирка уже вжилась в роль свежеразмороженной внучки Деда Розенкранца и скакала так резво, словно всерьез готовилась к фирменному Снегуркиному па — финальному прыжку через костер. То, что никаких открытых источников огня поблизости пока не было, значения не имело — я не забыла подружкину клятву при случае поджечь Рейхстаг. Впрочем, вскоре ей могла представиться возможность сигануть через сотню рюмок с пылающей самбукой.
— Номер два — Человек-Паук, — продолжал инструктировать меня Вадик. — Видишь, он в хороводе ходит, между Русалочкой и Шахерезадой? Это банкир, которому половина присутствующих деньги должна. Петер сказал, его нужно записать обязательно, просто кровь из носу.
— Надо будет — пустим, — пообещала я, отыскав взглядом Человека-Кровососа.
Я, конечно, пошутила. Галопирующий по кругу банкир произвел на меня приятное впечатление. Выбор костюма свидетельствовал о наличии у него чувства юмора, а это качество я ценю в мужчинах чрезвычайно высоко.
— Ну и, конечно, Ангелу запишем! — сказал Вадик с интонацией, которая мне очень не понравилась.
Ангелу Блюм я бы с удовольствием записала в какой-нибудь расстрельный список. Эта женщина казалась мне опасной, как подожженная пороховая бочка, на которую она была даже похожа: такая же большая, округлая и с огоньком. Но вторично отговаривать Вадика от близкого знакомства с Королевой Пиратов я не стала — я ведь уже высказала свое мнение по этому поводу и получила ответ. Да и мне ли говорить об опасности фейерверка в личной жизни?
Выполняя наказ Петера Вайсмана, мы с Вадиком поштучно отловили посольского дядьку, кровососущего банкира и предводительницу стоматологической банды, проинтервьюировали их, и на этом мой вклад в искусство кинематографии закончился. Вадик еще побегал по залу, снимая действо с разных точек, а потом надолго зафиксировался с камерой на декоративной горке — с этой стратегической высотки съемку можно было вести с минимумом усилий. Вадик так и сделал: выстроил картинку и предоставил камере работать самостоятельно, а сам уселся рядом на стульчик и лишь изредка поглядывал в видоискатель.
