Сергей Нуриев - Идолов не кантовать
Бригадир сунул письмецо в карман, на память. "А, знаток советской классики, — думал он, мило улыбаясь Брэйтэру. — Ну-ну, попомнишь у меня".
Оставшаяся часть представления была более предсказуемой и носила формальный характер. Зрители, купившие билеты, с полным правом отсиживали последние полчаса. Потап честно отрабатывал свой гонорар, от всей души желая присутствующим крепкого здоровья. Он давал им положительные установки на оздоровление, изгонял дьявола и советовал беречь свои астральные тела, которым очень вредны жиры и сладкое. Великий маг улыбался и неотступно следовал за последователем, подобно старому ослу.
За десять минут до окончания сеанса был устроен диспут. Вопросы граждан не отличались разнообразием и по большей части касались подорожаний и денежной реформы.
Ко всеобщему удовольствию, пророк заверил, что всех, кто повинен в повышении цен, скоро пересажают.
— Конечно, — взял он последнее слово, — мы не успели показать вам всей ловкости… виноват, мастерства и силы колдовства, но продолжить начатое дело нам помогут источники сконцентрированной энергии. Великий маг заряжал их всю ночь и теперь надеется, что они вас излечат.
В проходах появились распространители почтовых открыток, купленных намедни Потапом в книжной лавке.
— Граждане, покупайте положительно заряженные открытки! — приговаривал Мамай осипшим голосом. — Розничная распродажа по бросовым ценам. Оптовикам предоставляется скидка. Цены снижены на двадцать пять процентов. Покупайте сегодня из первых рук, ибо завтра на вас будут наживаться спекулянты. Не экономьте на здоровье! Здоровье каждого — богатство всех!
Открытки с голубями, приобретенные по десять тысяч, с успехом разлетались по тридцать.
Воспользовавшись всеобщим замешательством и невежливым советом ученика, тибетский старец скрылся в подсобных помещениях "Литейщика". Сам же юнный пророк был пленен отрядом почитателей. Агрессивные старухи, не желавшие нести дополнительные расходы, наседали на целителя, требуя бесплатных консультаций по атеросклерозу и ревматизму.
— Товарищ доктор, помоги против спины! — вешались на него одни.
— Посоветуйте, что от поясницы! — цеплялись другие.
— Медитируйте, граждане, медитируйте! — вопил Потап, брыкаясь.
С помощью киномеханика и двух подсобных рабочих удалось отбиться. Чекист сиганул через стойку раздевалки, юркнул в узкую дверь и понесся по темному, неизведанному коридору. Налетев с разбегу на какие-то коробки, он упал, больно ударившись плечом. Теперь можно было остыть и отдышаться. Чьи-то сильные руки помогли ему подняться.
— Осторожней, — раздался взволнованный женский голос, — здесь хранится старый реквизит.
— Спасибо, я не знал. Что?! Вы кто?
— Я одна женщина. У меня беда.
— Беда всех женщин в том, что они женщины, философски заметил Потап, пытаясь высвободиться из цепких рук. Руки пахли уксусом.
— Не перебивайте. Я вам быстро все объясню. Сначала у меня был главный инженер… Потом был инженер по технике безопасности…
— У вас строгие вкусы, — заключил чекист, оторвав наконец чужие пальцы от своего воротника.
— А теперь… Мне кажется — я слегка беременна.
— А я тут при чем?
— Но вы же ясновидец!
— Это еще не значит, что я причастен к вашему, так сказать, нынешнему положению. Уверяю вас, гражданка, я никогда не был инженером. И вообще у меня склонности исключительно к гуманитарным наукам. Так что…
— Ведите меня к главному, — потребовала уксусная незнакомка.
— Я, конечно, могу, но мой коллега тоже не инженер. Во всяком случае — в плохом смысле этого слова. У вас какой срок?
— Четыре дня и три недели.
— Ну вот видите, а мы здесь только три дня. Ваши претензии совершенно беспочвенны. Пропустите, холодно произнес Потап, намереваясь уйти.
— Я просто хочу знать, кого из них подозревать. Чем все это закончится?
— А, ну это пройдет, — заверил прорицатель.
— Вы так думаете?
— Я вам гарантирую. Обычно это проходит само собой: легкая беременность либо исчезает вовсе, либо перерастает в беременность сильную.
По наступившему затишью целитель понял, что незнакомка анализирует его пророчества, и, не дожидаясь результатов, поспешно скрылся в лабиринтах второго этажа. Разыскав костюмерную и убедившись, что в ней никого нет, Мамай заперся на два шпингалета.
Он сел в холодное неудобное кресло и тотчас же поддался навалившейся усталости, сползая вниз и бормоча: "Как я устал… устал… Помедитировать, что ли… Говорят, помогает. Надо меди-тировать. Черт, знать бы еще — как… а надо… а не могу. Нет, кажется, я уже… медитирую… Где носит этого петрушку? Прибить его мало… Службу завалил… Дед Мороз… гад…"
Кто-то настойчиво подергал двери. Зашевелились, заскрипели шпингалеты. Потап очнулся.
— Если это тот, кого я ждал, то лучше беги отсюда, олух, — бросил он сердито. — И чтоб ближайшие два часа я тебя не видел. А если насчет беременности рекомендую медитировать.
— Откройте, пожалуйста, — после некоторой заминки донесся приглушенный бас.
Голос был незнакомый, но многообещающий.
Потап открыл. Перед ним стоял Брэйтэр.
— Я хотел купить у вас открыток, — не здороваясь, с достоинством произнес гость.
— А, значит, вы все-таки насчет беременности? — воскликнул целитель, приятно удивленный встречей.
— Какой еще там беременности! У меня к вам деловое предложение: я бы мог приобрести ваши эти… карточки, всю партию.
— У вас куча недугов?
— У меня своя торговая сеть.
— Ладно. Сколько возьмете?
— А сколько есть? — алчно рыкнул Брейтер.
Потап задумался, вспоминая приблизительное количество открыток, оставшихся в магазине.
— Ну… сотни четыре наскребем.
— Беру. Почем?
— По пятьдесят.
— Однако! Только что вы торговали по тридцать!
— Я предупреждал, что цены были снижены на двадцать пять процентов. Теперь цена опять прежняя.
— Но это будет только сорок тысяч! А еще десять откуда?
— За бабушку.
— Как?
Мамай извлек из кармана записку.
— Узнаете? Кажется, вы обвинили мою прародительницу в интимных связях с турком? Десять тысяч с открытки за опороченное имя бабушки. Берете? Heт? А то меня из соседнего района просят уступить по шестьдесят.
— Все при вac? — решился Брэйтэр.
— При мне… пока полсотни. Остальные завтра в девять утра. — Опасаясь, что оптовик может случайно забрести в книжную лавку и опередить его, Потап уточнил: — Нет, ровно в восемь часов пять минут у главного входа на рынок. Я думаю, великий маг успеет их к тому времени как следует зарядить.
— Ну, разумеется, — понимающе кивнул Лев Аронович.
Глядя вслед удаляющемуся торговцу, Мамай проговорил:
— Если я и обманывал изредка честных граждан, то делал это по зову моего тела. Но нагреть жулика — это уже для души.
Когда в тех же дверях появился компаньон, тон бригадира быстро стал меняться, переходя от притворного блеяния в ефрейторский рык:
— А-а-а, милейший маг. Дражайший чудотворец! Ну, заходи, псина, заходи. Шут гороховый! Сними этот дурацкий колпак! Хотя нет, оставь. Должна же твоя голова хоть чем-то быть занята. Она тебе только для этого и нужна.
— Не только, — защищался Гена.
— Ну конечно — не только! Еще она тебе нужна, чтобы жевать. Но побереги ее, не перегружай слишком сильно! Пусть эти сложные функции она выполняет поочередно. Ни в коем случае не одновременно. Олух! Зачем я только с тобой связался?
В холле Дворца культуры стоял шум. Разделившись на фракции, зрители подводили итоги исцеления. Одни утверждали, что их взяло, и прислушивались к внутренним позывам. Другие скептически улыбались и тоже прислушивались к позывам. Хворый мужичок сидел в туалете. Учитель астрономии топтался на площади перед "Литейщиком" и озадаченно смотрел в черное застуженное небо, надеясь отыскать в нем спятившее созвездие Козерога.
Посредине костюмерной стоял великий маг и с кротостью умерщвленного кролика внимал критическим замечаниям ученика.
Час спустя после представления в номере гостиницы "Роди" пророки делили добычу.
— Я бы дал тебе половину, но согласись — это будет непринципиально, — приговаривал Потап, сортируя на столе деньги. — Если этой ночью никто не пострадает от энуреза, то только потому, что увиденный кошмар не даст ему заснуть.
Тамасген Малаку влажным взглядом оценивал неэквивалентные доли и нервно чесался. Его чуткое сердце подсказывало, что невзрачная кучка мятых купюр будет предложена ему.
— Ну, скажи, — журил Мамай партнера, — скажи, где ты видел, чтобы тибетские колдуны выступали в колпаках? А эта ряса! Куда ты дел великолепные одежды старика Хотабыча? Украли! Кто мог на них позариться? Неудивительно, что тот гражданин, с которым я беседовал, так тяжело перенес твое появление. Меня самого чуть удар не хватил. Вот тебе четверть куша, и, по-моему, это справедливо.
