Елена Логунова - Последний путь под венец
– Все мировое зло от баб! – убежденно сказал капитан Морозов.
– Это ценная мысль, господин офицер, – язвительно сказал полковник из управления. – А по сути дела есть какая-нибудь информация? Или под следствие у нас все бабы мира пойдут? Стройными рядами, сверкая подштанниками?
В нестройных рядах господ офицеров послышались смешки, приправленные зубовным скрежетом. Полковник из управления был слишком молод и залетел в верха краевого ГУВД по горизонтали – из смежной структуры, которую в милиции, которая теперь называлась полицией, никогда особенно не любили.
Смежники держались высокомерно, полагая себя белой костью и голубой кровью, и постоянно норовили выскочить в последний момент и приписать себе результаты тяжкого труда оперов. То есть одни поливали своим потом и кровью дерево, плоды с которого срывали другие – так это выглядело в представлении Лазарчука и его товарищей.
Вот и сейчас лощеный полковник прискакал на белом коне средь темной ночи, когда замотанные до крайности опера мечтали лишь о том, чтобы разойтись по домам, где у кого старушка-мама, у кого жена, а у кого только хилый кактус на подоконнике, но в холодильнике все-таки найдется какая-никакая еда, можно разуться и вытянуть гудящие ноги, а потом рухнуть в подушки и спать, спать…
Журналисты – еще одна группа товарищей, не вызывающая у оперативных работников какой-либо симпатии, раструбили о найденной в реке машине грабителей и дали гражданам лишний повод думать, будто наша милиция-полиция – это толпа бестолковых лодырей и дармоедов. Вот, мол, хорошо, что им счастливый случай помог, а то ведь сами-то ни на что не годятся!
Низы на привычный уже раздражитель отреагировали слабо, но верхи, конечно, показали характер. Губернатор, «лично котролирующий дело», позвонил начальнику краевого ГУВД, и тот, аки Зевс-громовержец, метнул по вертикали ветвистую молнию, которая наэлектризовала все милицейское начальство. Лощеный полковник прибыл, чтобы самолично передать бодрящий заряд группе Лазарчука.
– Электрошок, – пробормотал майор.
– Вы что-то хотите сказать, Сергей Иванович?
Лазарчук поморщился – надо себя лучше контролировать, а то вот подставился, как юнец, – и откашлялся. Морозов посмотрел на него сочувственно, Лазарчук ответил ему взглядом: «Спокойно, сейчас отобьемся».
– Насчет баб – это капитан Морозов не случайно сказал. Не только на основании богатого личного опыта.
На сей раз смешки в рядах послышались одобрительные и добродушные. Майор был свой, а шутка не обидная, даже лестная.
– Эксперты установили причину смерти мужчины, находившегося на водительском сиденье автомобиля «Лада – Приора», обнаруженного при патрулировании парковой зоны и поднятого из воды в присутствии наших людей, а именно старшего лейтенанта Петрова и…
– Давайте без лишних подробностей, – поморщился полковник.
В рядах понятливо хмыкнули. Всем было ясно, что бдительный патруль и старлея Петрова майор Лазарчук приплел именно потому, что это были отнюдь не лишние подробности, показывающие: никакие мы не бестолочи и не лодыри, что бы там ни думали по этому поводу господа журналисты и умеренно уважаемое начальство.
– Если без подробностей, то погибший не просто утонул, а захлебнулся во сне.
– Уснул за рулем? – по неистребимой привычке съязвил полковник.
– Так точно.
Лазарчук кивнул и, чувствуя поддержку публики, перешел на более вольный стиль изложения.
– Речной воды он наглотался уже после того, как выпил несколько чашек кофе со снотворным. Нам снова повезло, мы нашли на отмели термос с остатками ядрёной смеси крепкого кофе по-восточному и димедрола.
Майорское «нам снова повезло» было откровенной дерзостью, но полковник пропустил ее мимо ушей.
– Теоретически почти пустой термос могло вынести водой из открытого окна затонувшего автомобиля, однако специалист-гидролог, к которому мы обратились за консультацией, уверяет, что в таком случае емкость уплыла бы вниз по течению. Больше похоже на то, что термос бросили в реку с обрыва, и он застрял в подмытых ивовых корнях.
– Понятно, понятно! Мы ведь уже установили, что на месте происшествия был и второй фигурант, – снова перебил майора полковник.
Его «мы установили» тоже было определенной дерзостью, точнее, очередной наглой попыткой сытого трутня примазаться к трудам рабочих пчелок.
В рядах сердито засопели.
– Так вот, возвращаясь к бабам, – сказал дипломатичный Лазарчук.
Ряды хмыкнули и задышали свободно.
– Термос несколько суток пролежал в речной воде, и никаких следов рук на нем не сохранилось. Однако на внутренней части крышки, использовавшейся в качестве чашки для питья, наши эксперты обнаружили слабый след губной помады.
Майор развернул в бумажку, которую держал в руке, и с выражением озвучил с листа:
– Стойкая губная помада производства фирмы «Дориаль», цвет «Дикий шиповник».
В рядах зашумели, соотнося очевидную дикость напомаженного шиповника и совершенного преступления.
– Ну? И что мы тут сидим? – досадливо спросил полковник. – Ищите же ее! Ищите эту бабу!
И он снова не удержался от банальной шуточки:
– Шершите ля фам!
Ларочка Лазарчук позвонила утром.
Я стояла у зеркала, старательно втирая в веки и щеки гель с интригующим названием «Василек с бодягой». Производители этого косметического средства твердо обещали, что его регулярное использование быстро уменьшит припухлости и синяки под глазами. Жаль, не написали – насколько быстро? Поэтому я намазывалась и внимательно смотрела – уменьшаются мои синяки и припухлости или нет? Казалось, что уменьшаются.
У меня даже появилась надежда, что с помощью тонального крема сегодня я добьюсь почти нормального цвета кожных покровов. Во всяком случае, производители тоналки обещали, что небольшое количество этого косметического средства бесследно уничтожит любые синяки. Жаль только, не написали, небольшое количество – это сколько? Похоже было, что в моем случае – примерно полкило.
– Ты хочешь вылепить себе новое лицо? – поглядев на приготовленный к нанесению скифский курган тоналки в моей ладони, жестоко пошутила Ирка.
Оценив степень моей занятости, она протиснулась мимо меня к телефону и включила громкую связь.
– Алло, Лен, доброе утро! – бодро приветствовала меня майорша.
– Привет, Лариса! – дружно ответили мы с Иркой.
– Привет, девчонки, нужна ваша помощь, Тимоня, не трогай, брось немедленно, это кака!
– Привет, Тимоня! – сказала Ирка от себя лично.
Я сосредоточенно штукатурилась тоналкой.
– Девчонки, меня ночью муж пытал по поводу помады, Тимоня, это тоже кака, брось ее, а я, вы же знаете, не в мейнстриме, а в декрете, так что обращаюсь за помощью к вам!
– Гламур и дети – вещи несовместные, – охотно поддакнула Ирка, у которой вообще-то нет детей, да и с гламуром отношения сложные. – Давай, спрашивай! Что тебя интересует?
– Помада «Дориаль», цвет «Дикий шиповник», я сказала – это кака, брось ее, а то как дам атата по попе!
– Про попу – это она Тимоне, – зачем-то пояснила мне Ирка.
– Я поняла, – я похлопала пальцами по щекам, разглаживая штукатурку, и подошла поближе к телефону. – Лар, а почему Серегу эта кака интересует? Помада, то есть?
– Он ищет бабу, которая ею пользуется!
– Как – ищет бабу, при живой жене?! – ужаснулась Ирка. – И ты сама ему в этом помогаешь?!
– Я сказала, брось!!!
– И ведь точно бросит! Уйдет от Лариски к другой, напомаженной! – сказала Ирка, сокрушенным взглядом призывая меня в свидетели Ларочкиного неразумия.
Я осторожно потрогала пальцем кожу под глазом – отвалится моя замазка или не отвалится? – и нарочито неэмоционально, чтобы не гримасничать и тем самым не провоцировать отвал и отпад штукатурки, сказала:
– Лариса, ты толком объясни, зачем Сереге понадобилась баба в дориалевой помаде?
– Секундочку…
В трубке брякнуло, стукнуло и обиженно заревело. Очевидно, атата по попе все-таки состоялось.
– Сплошные драмы у людей! – напряженно прислушиваясь, заметила Ирка.
Примерно через минуту драма с какой, из-за которой случилось атата, завершилась, и рев в трубке стих, уступив место бодрому голосу победоносной майорши.
– Вообще-то это секретная информация, но вам я, конечно, все расскажу, – сказала Ларочка. – Тем более, раз вы мне помогаете, а я помогаю Сереге, а он интересуется не просто так, а по служебной надобности, и, значит, все мы одна команда…
– Одна большая дружная семья, – пробормотала я, прислушиваясь к остаточным всхлипам Тимони.
– Значит, так, слушайте.
Ларочка по-военному кратко и быстро, почти не отвлекаясь на сынишку с его каками, объяснила нам природу Серегиного интереса к дориалевой помаде.
– Так, понятно, – я собралась.
Было ясно, что в роли эксперта по помаде надлежит выступить именно мне. За десять лет в прямом эфире я извела на себя такое количество декоративной косметики, что парочке охочих до боевой раскраски индейских племен хватило бы его на год-другой междоусобной войны.
