Арто Паасилинна - Лес повешенных лисиц
Хурскайнен вспомнил развод полугодичной давности. Жена его оставила и забрала с собой детей. Алименты обходились в восемьсот сорок пять марок в месяц. Это была львиная доля зарплаты полицейского. А теперь еще и задолженность за полгода. Машину пришлось оставить без антикора, раз денег нет. С другой стороны, она и так была уже ржавая. Можно было поменять на новую, но пришлось бы доплачивать тысяч тридцать. Хурскайнен вздохнул. А кто-то может вот так запросто говорить о золоте...
– Даже если дадите мне тридцать пять тысяч, я все равно не могу на эту историю смотреть сквозь пальцы, – холодно констатировал полицейский.
Ойва Юнтунен льстиво махнул рукой.
– Сейчас речь не идет о тридцати пяти тысячах, вовсе нет! Я заплачу вам чистым золотом пятьдесят тысяч из рук в руки, если позволите нам жить себе здесь тихо-мирно. Мы же никому не мешаем, не правда ли? Кто может заинтересоваться нами? Поверьте, нам нечего скрывать, я имею в виду, в смысле криминала. Мы просто нахлебались в жизни... прошли через разводы и всякое такое прочее. Иногда хочется одиночества и тишины. Далеко остался коварный мир, и мы хотим, чтобы он оставался там, любой ценой. Это стоит пятидесяти тысяч. Я готов заплатить вам их сию же минуту.
Хурскайнен задумался. Если задолженность по алиментам сразу же погасить, купить новую машину, к ней резину фирмы "Нокиа" девятой модели... Это составит всего сорок четыре тысячи марок. На что можно истратить оставшиеся шесть тысяч? Можно купить дубленку и такие электронные часы "амфибия". Можно было бы обзавестись стереоустановкой, пошить костюм. В ресторане туристического отеля можно заказать мясо белой куропатки, да и официантку Ильзе было бы здорово в шутку пригласить на Канары.
– Об этом не может быть и речи, – неуверенно произнес Хурскайнен. Пятьдесят тысяч все-таки казались небольшой суммой.
– Поверьте мне, вы получите семьдесят тысяч марок. Это все же хорошая цена за небольшую уступку, – предложил Ойва Юнтунен.
Хурскайнен начал смотреть на это дело как бы глазами гражданского человека. Чего ради он всю жизнь корпит полицейским, да еще в Лапландии, где даже самые ничтожные воришки оленей его в грош не ставят? Можно было бы все бросить. Хватит, намерзся у костра и на ветру в тундре. За полтора года лицо уже дважды было обморожено. До пенсии нос отмерзал бы раз двадцать, не меньше того. Разве в полицейском управлении это учитывают? И все знают, что такое пенсия полицейского.
– Ну а если бы я получил чистым золотом, скажем, сто тысяч?
Ойва Юнтунен тут же поспешил ответить:
– Вот и лады! Вы получите сто тысяч марок, либо золотом, либо, если хотите, – банкнотами, майор съездите Рованиеми и обменяет. Нам вы можете доверять.
– Я лучше бы взял золотом. У вас же есть почтовые весы. Но это не должно никак всплыть.
Ойва Юнтунен заверил, что все будет сделано строго конфиденциально. Он попросил полицейского сдать табельное оружие и отвел его в арестантскую, где женщины и Ремес ожидали результатов допроса.
– Еще один задержанный, – объявил Ойва Юнтунен, закрывая за Хурскайненом двери. Затем Ойва Юнтунен поднял из колодца требуемое количество золота, поездил на снегоходе по окрестностям, чтобы запутать следы, и спустя некоторое время освободил всех сидящих в тюрьме.
Он насыпал в бутылку золота на сто тысяч. Хурскайнен дал расписку. Ойва Юнтунен убеждал Хурскайнена, что тому необходимо помалкивать и производить впечатление бедного человека, несмотря на то что в кармане сто тысяч марок. Хурскайнен заверил, что сумеет сохранить все в тайне. Он рассказал, что когда-то с успехом играл на самодеятельной сцене и сейчас сумеет сыграть роль бедняка.
– Хорошо, поверим. Принеси-ка ты, Ремес, крем для обуви.
Ойва Юнтунен обмакнул пальцы Хурскайнена в краску и приложил их к расписке. У него в этом деле уже выработалась привычка. Он испытал настоящее блаженство, взяв отпечатки пальцев у полицейского. Что ж, довольно усмехнулся он, бывает, что и деревня едет мимо мужика.
– Это чтобы тебе не вздумалось потребовать еще парочку килограммов золота, – пояснил Ойва Юнтунен. Отпечатки пальцев появились также на бутылках с золотом, на задней обложке военного билета Ремеса, на женских туфлях и пряжках ремней.
Хурскайнен был настолько заворожен бутылкой с золотом, что тут же стал собираться в дорогу. Ночевать он не остался, несмотря на то что все обитатели лесопункта предлагали поесть и выспаться в теплой постели. Осчастливленный таежный детектив кружил на снегоходе по Лесу повешенных лисиц, направляясь к Пулью. Он решил, как только продаст золото и разбогатеет, натянуть своему начальству на голову корзину с мусором. Вот уж по уши натянет этому шефу корзину с мусором.
– В худшем случае уплачу за это ерундовый штраф, да и то вряд ли.
Глава 13
За неделю до Рождества майор Ремес одолжил у Пиеры Витторма нарезное охотничье ружье, подстрелил двух глухарей, ощипал их и подвесил к потолку в арестантской, чтобы лисы, в том числе Пятисотка, не смогли до них добраться.
В лесной избушке готовились к празднику. Ойва Юнтунен и майор Ремес повалили в Юха-Вайнан Ма подходящую рождественскую елочку. Ремес вытесал для нее из брусков красивую крестовину. В сауну наносили воды, для очага нарубили дров, отдраили ванну и подмели полы. Ойва Юнтунен смастерил кучу крестов Туомаса. В свое время, когда он отбывал срок в центральной тюрьме города Турку, именно за их изготовление его отметило тюремное начальство. Кресты затем были проданы в пользу заключенных на одном из блошиных рынков Турку. На полученные деньги заключенные обычно покупали по своим каналам "колеса".
Из ягеля и шишек, в большом количестве собранных еще летом, Ойва Юнтунен вместе с женщинами изготовил массу елочных украшений.
Чем ближе подходило Рождество, тем настойчивее жаловалась Наска на то, что здесь нельзя пойти в церковь даже в такой праздник. Майор Ремес решил удовлетворить эту ее духовную потребность. Он принялся выстругивать огромных размеров раму для иконы. Кристин, мастерица по части макияжа, получила задание нарисовать соответствующее изображение. На метровой высоты доске майор сделал грубый карандашный набросок образов Пресвятой Богородицы и Иисуса-младенца. На создание ликов святых у Кристин ушло не менее четырех часов, в то время как украшение собственного лица занимало у нее, как правило, час или два. Результат превзошел все ожидания. Пресвятая Богородица выглядела прямо-таки претенденткой на звание "Мисс Европа", а Христос смотрелся красивее, нежели Ширли Темпл в свое время. Сохранность иконы для потомков гарантировать было нельзя, ибо на создание оной Кристин использовала в основном тени для век, губную помаду и крем для лица, а также лак для ногтей и другую косметику. Ойва Юнтунен выковал из чистого золота розочки для каждого угла иконы, а затем молоточком расплющил пластинки для глаз младенца. Пресвятой Богородице он намеревался сделать настоящие золотые зубы. Уникальную икону упаковали дожидаться сочельника.
В предрождественское утро мужчины проснулись рано и принялись готовить глухарей. Они прополоскали желудки птиц, насыпали туда соли, разожгли на улице большой костер, на котором опалили птиц до золотистого оттенка. Затем они, пока костер догорал, наполнили дичь сушеными яблоками, сливами и салом. Зашив глухарей и завернув их в сырые куски бересты, мужчины закопали фаршированную дичь глубоко в кострище. Майор посмотрел на часы.
– Думаю, что к вечеру они будут готовы.
В полдень Агнета и Кристин принялись наряжать елку. На ветки повесили украшенные ягелем шишки, на верхушку прикрепили звезду, к веткам же привязали и кресты Туомаса. Нарезав бумагу на кусочки, женщины раскрасили их в цвета государственного флага. По просьбе Ремеса был изготовлен и флаг Вооруженных сил Финляндии.
Мужчины истопили баню, не жалея дров. Сначала в баню сходили женщины, порезвились там с час, затем, хихикая, пробежали через заснеженный двор в избу. После них пошли майор Ремес и Ойва Юнтунен. В честь Рождества Ойва Юнтунен в виде исключения натер майору спину, затем они хорошенько попарились и побеседовали о том о сем. Оба согласились, что Рождество в тайге выгодно отличается от христианского празднества в армии или в тюрьме.
Пока женщины накрывали на стол, мужчины позаботились о малых и более крупных обитателях леса. Майор Ремес ножом вскрыл банки с говяжьей и свиной тушенкой и выложил содержимое на ступени дровяника для лисиц и кротов. Здесь было чем полакомиться Пятисотке, если бы тот вовремя догадался прибежать за своей долей. Для птиц рассыпали вокруг колодца и крыльца несколько пригоршней овсяной крупы. На нижнем склоне Куопсувары повалили несколько осин для зайцев. За баней, в сарае и в избушке лесорубов рассыпали с полкилограмма манки на радость мышам. Все это было сделано втайне от Наски.
