Юлия Климова - Как понравиться маньяку
– Не буду, – торжественно пообещал Максим Григорьевич, уже не сдерживая улыбки.
– А потом приехали Лапушкины, на самом интересном месте. Ну, и как после этого к ним относиться? Форменное же свинство! Погода, видите ли, испортилась, и они решили вернуться домой чуть ли не ночью, только бы не попасть в воскресную пробку. Конечно, Инесса Павловна потом три дня заикалась – один из стриптизеров предложил ей вытащить деньги из трусов, она, бедолага, и разнервничалась. Веня тоже осерчал, четыре часа провел у холодильника, все ел и ел. Я даже слышала, как он с жареной курицей разговаривал. Сначала своим голосом у нее спрашивает: «Да когда же моя жена на тот свет отправится?» – а потом писклявым голосом за курицу отвечает: «Подохнет скоро, не беспокойся!»
Леська тяжело вздохнула, показывая, как ей неприятно, что ее персону обсуждали с жареной курицей.
Тишину в салоне «восьмерки» нарушал только звук громыхающей тумбочки. И Олеся, и Кочкин чувствовали себя уставшими и опустошенными: все же столько волнений и эмоций за один день! Максим Григорьевич мысленно перебирал тех, с кем сегодня познакомился. Подозревал он по-прежнему всех, никого из списка возможных убийц вычеркивать не хотелось, да и не торопился он никогда с этим. Мотив, нужен мотив… Ненависть, неприязнь – это, конечно, движущая сила, но тут этого недостаточно. Леся давно не мелькала в жизни Лапушкиных и Митрохиных, по идее, они должны были уже забыть о ней. Если, конечно, возможно забыть Олесю Лисичкину.
Глава 17
Если вы хотите произвести впечатление на следователя – займитесь расследованием самостоятельно.
P.S. Не переусердствуйте и не умрите раньше времени.
Леська сощурила глаза, согнулась пополам, выставила вперед правую ногу и стала ею дергать. Громко захрюкала и сделала резкий шаг вперед. Голова задрожала, язык вывалился, а руки скрючились, и, казалось, уже никогда не приобретут нормального прежнего положения.
– Дрянная девчонка эта Олеся, – прошамкала она, пуская слюну. – Бегите от нее прочь, прочь!
– Ты что?! – прошептала Ника. – Я же тебя только попросила рассказать, как отреагировали бывшие свекрови на твое появление.
– Так и отреагировали, – просипела Леська, продолжая: – Наглая она и ненормальная. Все живое гибнет рядом с ней!
– Да разогнись ты, а то мне уже страшно.
– Не могу, так мой рассказ выглядит правдоподобнее. Ты сможешь живо себе представить, что мне пришлось пережить. Я сейчас – это две мои свекрови, вместе взятые.
– Да вроде бы они не такие старые… – с сомнением произнесла Ника, глядя на прихрамывающую подругу, так трясущую головой, что любой вентилятор мог ей только позавидовать.
– Ты все испортила, – расстроенно сказала Леська, выпрямляясь. – Я же тебе говорю: изображаю их двоих одновременно. Сложи их возраст и характеры и получишь припорошенную пылью Бабу-ягу, которая уже давно мечтает сожрать какую-нибудь Аленушку.
– Если честно, то на Аленушку ты не тянешь, – улыбнулась Ника. – Значит, не очень-то они тебе обрадовались?
– Фурии, они и есть фурии, – вздохнула Леська и кратко, но очень живо рассказала о встрече с семейством Митрохиных и с семейством Лапушкиных. – Максим Григорьевич держался молодцом, – добавила она в конце, – не повелся на провокации этих ехидн, и, уверена, до нашей с ним свадьбы остались считаные дни.
Олеся вспомнила мать Кочкина и поморщилась – почему же к мужчинам всегда прилагаются свекрови, и почему они такие… такие… такие удивительно-прекрасные!
– И кого же Максим Григорьевич подозревает? – спросила Ника, заглядывая в холодильник. Опять у подруги ничего съестного нет, только банка консервированной кукурузы, три яйца и бутылочка с кетчупом.
– Всех, и я с ним солидарна. Хорошо бы упечь в тюрьму оба семейства, хотя Николая можно оставить на свободе, мы хоть и ругались раньше, но с головой у него все в порядке. Кстати, я с Кочкиным помирилась, очень романтично получилось – мы застряли в лифте, смерть дышала нам в лицо, кровь застывала в венах, ну и так далее. Мы извинились друг перед другом, пришел мастер, и мы не умерли. Просто чудесно! Я вот теперь думаю – как бы Максима Григорьевича влюбить в себя посильнее?
– Даже не знаю, что тебе посоветовать, – разочарованно закрывая холодильник, сказала Ника, – мне кажется, он тобой уже так очарован, что сильнее и не бывает. Одевайся, пойдем в магазин, до чего же ты безалаберное создание!
– Вовсе нет, просто не хочу тратить деньги впустую. Если меня скоро убьют, то продукты протухнут, – оправдалась Леська, спеша к шкафу.
Весеннее солнце согревало и вносило бодрую струю в немного сонное утреннее настроение. Скинув куртки и перевесив их через сумки, девушки направлялись в сторону супермаркета. Олеся радостно вдыхала аромат свежести и любовалась зелеными листиками на деревьях и кустах. Мечтала о свидании с Кочкиным и прикидывала, что бы сделать такого хорошего, чтобы он разглядел в ней человека с необыкновенной душой и к тому же очень умного. В голову пока ничего не приходило. Вернее, не приходило ничего адекватного, идеи же сногсшибательного характера роились кучами. Так, например, она представляла, как инсценирует еще одно покушение. Она оденется в красное вечернее платье с глубоким декольте и с очень высоким разрезом на юбке, немного себя придушит – так, чтобы шею украсила еще одна фиолетовая полоска, и, рыдая и причитая, ворвется в прокуратуру, влетит в кабинет Кочкина и рухнет с воплями: «Спасите, помогите!» – прямо к нему на стол. Он конечно же испугается за нее и конечно же захочет сделать Леське искусственное дыхание. Уместность данного мероприятия не сильно ее волновала. А потом можно и массаж сердца попросить сделать… Леська улыбнулась и переключилась на следующую, не менее гениальную идею. Она опять же надевает красное платье с глубоким декольте и совершенно случайно попадает под колеса «восьмерки» Максима Григорьевича. Он в шоке. Она дышит редко, пульс становится все тише и тише. Он везет ее в больницу, шепча слова любви и извинений. Потом он останавливает машину и опять же делает ей искусственное дыхание, а затем – массаж сердца. За десять минут размышлений Леська успела мысленно утонуть, упасть с дерева, оказаться среди бушевавшего пламени, спастись от рук грабителей и распухнуть от укуса пчелы, и каждый раз окончание истории было одним и тем же – Кочкин делал ей искусственное дыхание и массаж сердца. Все это было прекрасно, но, увы, не подходило: Леськиных душевных качеств для следователя сие не открывало, да и умом похвастаться возможности не представляло.
– Я должна сама узнать, кто хочет меня убить! – вдруг выпалила Леська и остановилась.
– Ты что? – спросила изумленно Ника.
– С первым маньяком я лопухнулась, просидела в четырех стенах, как трусиха, но теперь-то ситуация изменилась! Меня хочет убить кто-то из знакомых, что я, среди бывших родственников и приятелей врага не вычислю, что ли? Ерунда! Главное, подойти к делу с умом, а этого добра у меня навалом. Ты компостные кучи видела? Вот сколько у меня ума! Понятно?
– Ты что так разошлась-то? – усмехнулась Ника, пока что не понимая энтузиазма подруги.
Леська зашла в магазин, решительно взяла самую большую тележку и двинулась к прилавкам с овощами.
– Я хочу, чтобы Максим Григорьевич проникся ко мне любовью и уважением. Если я сама найду убийцу, то он сразу посмотрит на меня иначе: не каждая женщина способна на такое! А я способна, я сейчас в себе чувствую небывалый потенциал.
– Не сомневаюсь.
Леська положила в тележку пакет с огурцами, лоточек с помидорами и пучок свежей зелени, задумчиво посмотрела на пузатый баклажан, завернутый в пищевую пленку, и тоже добавила его к уже выбранным овощам. Ника, проводя взглядом баклажан, с сомнением посмотрела на подругу: вряд ли та хотя бы раз готовила с ним хоть какое-нибудь блюдо.
– Может быть, тебе не лезть в это? – осторожно спросила Ника. – Кочкин сам разберется. Вряд ли он хочет, чтобы ты свою жизнь подвергала опасности.
– Какая еще опасность?! Убить меня могут только одним способом – задушить поздно вечером какой-нибудь бельевой веревкой. Больше бояться нечего. Мой враг просто не может выбрать другой способ, ему необходимо, чтобы мою смерть списали на маньяка-Телефониста.
– Это так, – кивнула Ника.
– Значит, главное – не шастать по ночам, а все остальное – пустяки. Днем-то мне никто не помешает вести расследование.
– Странно, что преступник не боится, что ты обратишься в милицию.
– Ничего странного, – фыркнула Леська, рассматривая нарезку со слабосоленой семгой. – Он только этого и хочет, уверена, поэтому два раза и позвонил, чтобы я уж наверняка рассказала всем, что меня Телефонист убить хочет. Даже если бы ко мне приставили охрану, это бы не сильно расстроило преступника – рано или поздно мне пришлось бы вернуться к прежней жизни, не будет же дяденька-милиционер за мной месяцами ходить? Тут главное, чтобы свою вину на другого переложить.
