Наталья Александрова - Соло для часов с секретом
– Каких же? – спросил Михаил, поскольку молчание затянулось.
– Первый вывод – тот человек, который оставил здесь все эти окурки, видел ваши знаменитые часы. Поскольку, как и мы, следовал за скорпионом. И второй – убедившись, что этот след ложный, решил заполучить ваши часы в полное свое распоряжение. Для чего подослал к вам воров, грабителей и прочих правонарушителей…
– И это значит, что часы открыли нам еще не все свои тайны…
– Это значит, что нам нужно поскорее отсюда уходить, а то официант из кафе заподозрит неладное.
Через несколько минут «сантехники», повесив на прежнее место замок, вышли из ацтекского туалета.
Официант-вышибала Григорий, который все это время безуспешно пытался оттереть от своей рубашки отпечаток грязной пятерни, при их появлении побледнел и попятился.
– Порядок, хозяин! – радостно сообщил ему «старший сантехник». – Не боись, не затопит твою забегаловку фекальной массой! С тебя бы, это, на водку получить… в соответствии с традицией!
При этом он сделал вид, что собирается дружески похлопать Григория по плечу. Тот шарахнулся и, чтобы поскорее отделаться от непрошеных гостей, сунул в грязную ладонь пятидесятирублевую купюру.
– Маловато будет, – огорчился Маркиз и, не торопясь покинуть кофейню, проговорил: – Видать, кто-то тут до нас в трубах возился… все не по уму закручено! Еще бы маленько, и все прорвало! Это что же, какие-то левые сантехники к вам приходили?
– Никакие сантехники к нам не приходили! – отмахнулся Григорий. – Ни левые, ни правые! Единственный, кто туда ходил, – это спец по охране памятников. Говорил, кладка у нас в подвале какая-то историческая…
– По охране? – уважительно переспросил Маркиз. – Ну, это начальство! Этот бы к фановым трубам нипочем не притронулся, побоялся бы руки замарать! Это не иначе как Пал Саныч к вам приходил из городского управления…
– Да черт его знает, кто это был! – в сердцах ответил Григорий. – Знать о нем ничего не знаю!
Выйдя из кафе, «сантехники» в молчании направились в соседнюю подворотню, прошли два проходных двора и вышли на другую улицу – Малую Морскую, бывшую имени Гоголя. Пройдя по ней два квартала мимо дома в лесах и магазина одежды, они снова свернули во двор, ворота которого из-за стройки рядом были не заперты. Там тот, кого называли Мишаня, снял свои безразмерные резиновые сапоги и бросил их в мусорный контейнер. Под сапогами оказались обычные ботинки. Туда же пошли и замызганные комбинезоны с загадочной надписью «Ленмурпур», и чемоданчики, которые Маркиз позаимствовал неподалеку отсюда у настоящих сантехников, играющих в карты в своей подсобке, отключив аварийный вызов, чтобы не мешали нервные и скандальные жильцы.
Выйдя из двора в относительно приличном виде, бывшие сантехники сели в припаркованную поблизости угнанную «девятку», где ожидала их Лола.
– Ну что? – сгорая от любопытства, спросила она. – Нашли?
– Фигу, – охотно ответил Леня. – Большую, бронзовую, с позолотой и инкрустациями…
Лола только вздохнула. Как жаль! Хоть Ленька и насмехался, она отчего-то верила, что в подвале найдутся сокровища. Однако мужчины вовсе не выглядели такими расстроенными, как должны были бы, и Лола, прекрасно знавшая своего компаньона, поняла, что он ухватил кончик ниточки. Разумеется, он никогда не признается, что Лола ему помогла, и спасибо не скажет, однако, судя по Ленькиному довольному виду, дело сдвинулось с мертвой точки.
Перед тем как высадить Михаила, они немного поговорили.
– Вот текст завещания, – сообщил Михаил. – Как видите, ничего интересного там нет.
– Ну да… – рассеянно сказал Леня, бегая глазами по строчкам. – «Я, Остужев Арсений Павлович… будучи в твердом уме… настоящим завещаю на правах собственности… так-так… участок земли такой-то площади и загородный дом в Комарове, со всеми принадлежащими строениями… своему сыну Остужеву Сергею… угу, предприятие, принадлежащее мне… угу… сыну Остужеву Валерию…» А вот интересная приписка: «Надеюсь, что распорядился правильно, и мои сыновья будут владеть принадлежащим им имуществом, с благодарностью вспоминая отца. Я со своей стороны сделал все, чтобы это им было нетрудно. Нужно только быть дружными…» Лирическое отступление, – хмыкнул Маркиз. – Теперь собственно о вас: «Своему младшему сыну Михаилу завещаю фамильные серебряные часы, чтобы он владел ими, никому не отдавал, не продавал и не дарил и со временем передал своему сыну. Это все, что я могу для него сделать…» Просто не завещание, а роман в письмах! – снова хмыкнул Маркиз и замолчал, получив от Лолы тычок в бок – дескать, соображай, что несешь, человек все-таки умер! – Ладно, теперь вот это… – Леня раскрыл толстенный альбом с фотографиями. – Лолка, ты, пока тут сидела, все изучила? Ну, если позволите, я все-таки возьму его с собой, полистаю на досуге, подумаю… Засим позвольте откланяться, нужно лицо умыть, а то синяк этот фиолетовый меня явно не красит.
Они довезли Михаила почти до дома, он попрощался и прошел пешком две остановки. Темнело, начался мелкий противный дождик, он ссутулился и поднял воротник куртки. Возле самого подъезда его окликнули. Он увидел, как из машины вышла женщина, и с удивлением узнал в ней Лизу.
– Ты как здесь?
– Ты, кажется, мне не рад? – насмешливо спросила она. – Однако, судя по твоему понурому виду, ты не ждешь сегодня в гости никакую другую женщину.
«Вот уж точно, – раздраженно подумал Михаил, – мне сейчас совершенно не до любовных игр. Что это ей вздумалось прийти без приглашения?»
– Не сердись. – Лиза подошла к нему и потянулась, чтобы поцеловать, но отстранилась с негодованием: – Отчего ты такой грязный? Упал в лужу?
Он успел перехватить ее брезгливый взгляд и обиделся. Конечно, он не успел смыть грязь и грим, которым намазала его симпатичная помощница Леонида, но вовсе незачем так выговаривать человеку, к которому явилась без приглашения. Или Лиза решила, что теперь у них настолько близкие отношения, что можно действовать запросто, без звонков и напоминаний? В этом случае отчего у нее такое презрительное выражение лица?
На губах уже вертелся резкий ответ, что если он Лизе в данный момент не нравится, то она может идти восвояси, но Михаил опомнился и промолчал. Нужно взять себя в руки, не хватало еще разругаться здесь, возле собственного подъезда.
– Ты идешь? – Он раскрыл дверь.
– Извини, – в лифте Лиза посмотрела виновато, – не помню тебя в таком виде, всегда ты был чистым и аккуратным, этим мне импонировал, а тут… Случилось что-то?
– Нет, все нормально, – он отвел глаза, – просто я был в гараже, с машиной возился.
– Понятно, – протянула Лиза, и в глазах ее читалось явственно, что лежат под собственной машиной только нищие работяги, а приличные люди отвозят свой автомобиль в сервис. Однако Михаилу некогда было смотреть в ее насмешливые темные глаза. Он так поразился собственной неожиданной лжи, что больше ни о чем не мог думать. Ведь он хотел рассказать все Лизе подробно, поскольку именно она помогла ему в трудную минуту, когда от тоски он готов был повеситься. Она отогнала его одиночество, она предложила поехать с ним к его родственникам. С ней ему было там не так противно. Конечно, Марианна, эта мерзкая баба, все равно устроила скандал, и ему стало безумно стыдно перед Лизой за свою неуклюжесть, за то, что полосатая стерва назвала его ублюдком, а он даже не смог ей достойно ответить. Впрочем, какое уж там достоинство, тут можно было только перебить в сердцах всю посуду, залепить Марьянке пощечину… И правильно сделал, что удержался – сороковины все-таки, память отца…
Только из-за сильнейшего стыда он говорил с Лизой так невежливо при прощании. И хотел все исправить при встрече. Но сегодня совсем не хотелось ее видеть… И разговаривать не хотелось. Вообще ни о чем, тем более о своих милых родственниках и обо всей этой некрасивой истории с наследством.
– Ты подожди меня, я душ приму, – сказал Михаил, входя в квартиру, – чайник пока поставь…
Он тут же увидел кухню ее глазами и содрогнулся. Уходя утром, он торопился, не убрал посуду да еще пролил кофе, некогда было вытирать. И теперь посреди стола красовалась едва засохшая лужа бурого цвета, очертаниями напоминающая Аральское море. Впрочем, говорят, что Аральское море уже давно высохло и то, что рисуют на школьных картах, есть самое настоящее вранье.
В луже валялись осколки чашки, как корабли, намертво вставшие в песок. И в довершение на кучке рассыпанного сахарного песка сидели две жирные осенние мухи.
– Извини… – пробормотал он, – извини, пожалуйста, за беспорядок…
И поскорее скрылся в ванной.
Когда он вернулся через пятнадцать минут, все было убрано, стол чисто вымыт, но не зря он был знаком с Лизой достаточно долго и хорошо ее изучил. Он посмотрел ей в глаза и понял, что она не скоро простит ему то, что ей пришлось разгребать за ним грязь. Вместо того чтобы окончательно сломить, эта мысль придала ему бодрости. Или же он воспрял духом после горячего душа.
