Дарья Донцова - Костюм Адама для Евы
– Можешь уточнить, какую школу он посещает? – попросила я.
– Это долго, – уперся помощник.
– Ну, попробуй! – заныла я. – И соседка, и ее внучка никогда не видели Гришу, значит, он живет в другом месте. Вероятно, у бабушки.
– Родителей у Елизаветы нет, давно умерли, – заявил Веня, – а про подруг в документах не сказано.
– Где Майская жила раньше? – поинтересовалась я.
– В самом центре, район Бронных улиц, с рождения в одном доме, – без задержки сообщил компьютерщик. – Школу там же окончила. О, интересненько… Погоди-ка! Вот же странность…
– Что? – занервничала я.
– У школы открыт сайт, – протянул Веня.
– Чем тебя потрясла эта новость? Если у современного колледжа нет страницы в Интернете, туда не стоит отдавать ребенка, – сказала я.
– Тут есть «Зал лучших выпускников», – словно не слыша меня, вещал Веня, – приведены имена, фамилии тех, кто получил золотые медали.
– Ну и что? – не поняла я. – Школа хочет повысить свой рейтинг.
– Лампа, среди тех, кем гордится учебное заведение, названы Елизавета Алексеевна Майская, – объявил Греков, – а еще Анастасия Валерьевна Гудкова и ее брат Григорий Валерьевич Гудков. Лиза с Настей учились в одном классе, а Гриша на год их старше.
– Погоди, – пробормотала я, – не понимаю. У Григория есть сестра, которую, как и его жену, зовут Настей? Никогда не слышала, что у Гриши имеется сестра!
– Это она! – воскликнул Веня.
– Кто? – обомлела я.
– Анастасия Валерьевна, сестра, и Анастасия Ильинична, жена, – это один человек, – зачастил Веня. – Одна женщина с разными отчествами. Приезжай в офис, – предложил Веня, – ты должна все увидеть собственными глазами.
– А мальчик Гриша? – растерялась я. – Что с ним будет?
– Потом сообразим, как поступить, а сейчас рули сюда, – велел Веня, – полюбуешься на фото. Парень, похоже, не живет вместе с матерью, значит, кто-то о нем заботится.
– Елизавета перед тем, как ее отвезли на «Скорой», все говорила: «один… один…» Наверное, малыш остался без присмотра, – заспорила я.
– Пока ты доберешься в офис, я успею придумать, как нам искать ребенка, – пообещал Веня.
В конторе Макса, кроме Грекова, не было никого. Я удивилась, но потом посмотрела на часы и сообразила: сотрудники уже разъехались по домам. Макс частенько повторяет им: «Давайте обойдемся без геройства. Прозвенел звонок – топайте к семейному очагу. Тот, кто просиживает на службе сутками, не умеет правильно организовывать работу. Мне не нужны бледные, невыспавшиеся немощи, у которых от ночных бдений высох мозг. Если не болтать с коллегами, не пить безостановочно чай, не торчать в Интернете, общаясь с бывшими одногруппниками по детскому саду, то легко успеешь сделать все, и даже останется время на посещение спортзала». Кстати, абонемент на фитнес сотрудники Макса получают в первый день службы, и если человек не спешит к тренажерам, коллеги быстренько объяснят ему, что упражнения с гантелями-штангами являются обязательными. Макс проверяет, как часто его люди ходят на тренировки. Исключение сделано лишь для Вени – Греков смахивает на засушенный стручок кенийской фасоли и, похоже, живет в офисе.
– Любуйся! – воскликнул компьютерщик, едва я переступила порог его кабинета. – Справа фотки из школьного архива, слева из паспортных столов.
Я быстро подошла к широкому столу, на котором тесно стояли несколько ноутбуков и мониторов.
– Не нависай надо мной, – недовольно произнес Вениамин, – сядь.
– Некоторые люди с возрастом не меняются, – только и сумела сказать я, опускаясь на стул.
Греков пошевелил мышкой, и на детском снимке Насти появились белые точки. Затем они соединились пунктирами, и получилось нечто вроде маски, закрывающей лицо полностью. Пару секунд ничего не менялось, потом сетка из линий переместилась на фотографию взрослой Гудковой, стала желтой, и в правом верхнем углу экрана появилось окно с фразой «Совпадение найдено».
– По остальным снимкам тот же результат, – потер руки Веня. – Твоя Анастасия не «Ильинична» по отчеству, а «Валерьевна». Сколько лет вы дружите?
Я попыталась вспомнить точную дату нашего знакомства.
– Настя вроде жила в одном дачном поселке с Аней. Спиридонова моложе Гудковой, но летом, на каникулах, возраст не имеет большого значения. Вообще-то ни Настя, ни Аня не рассказывали подробностей о своем детстве…
Не закончив фразы, я умолкла.
– Ну, говори, – воскликнул Веня, – что ты вспомнила?!
Я облокотилась о стол.
– Знаешь, моя мама иногда брала учеников. Но репетиторствовала она не из материальных соображений – отец прекрасно зарабатывал, наша семья ни в чем не нуждалась даже после его смерти. Просто мамочке порой бывало скучно, в особенности когда я поступила в консерваторию и она не могла более контролировать меня. Вот тогда и стали появляться девочки, которые занимались с ней вокалом. Аня была одной из них. Где мама нашла Спиридонову, я понятия не имею, но некоторое время Анечка, милая, воспитанная, талантливая, буквально жила у нас. Мама возлагала на нее большие надежды. А потом ученица куда-то исчезла. Я не особо интересовалась ее судьбой, мамины подопечные постоянно ротировались. Моя мать была крайне эмоциональным человеком, она влюблялась в своих учениц, начинала строить прожекты, мысленно видела их на сцене «Метрополитен-опера» или «Ла Скала», а потом случался разрыв. Я понимала, что мама слишком многого требует от школьников. Профессия музыканта, певца нелегка, и, если хочешь достичь успеха, надо забыть обо всем, заниматься исключительно самосовершенствованием. Но далеко не все подростки готовы ради будущей карьеры на жертвы. Аня перестала посещать наш дом. Мама, помнится, очень переживала, вроде даже пыталась поговорить с родителями девочки, но та окончательно забросила пение. Я тогда уже сидела в оркестре за арфой, и у меня были свои проблемы.
Глава 25
На меня совершенно неожиданно нахлынули воспоминания.
Вот я прихожу усталая с работы и вижу маму в возбуждении. На кухне царит беспорядок, моя сверхаккуратная родительница не убрала посуду и встречает меня словами:
– Нет, какое безобразие! Аня решила прекратить занятия!
– Мамуля, не волнуйся, она просто закапризничала, – пытаюсь я ее успокоить. – Отдохнет, одумается и снова будет распевать вокализы.
Но мамуля ажитируется после моих слов еще сильнее:
– Прямо сейчас поеду к ее родителям. Удивительные люди! У дочери талант, уникальные способности, а они…
– Оставь их в покое, – советую я, – может, Аня не хочет петь в опере.
Мама на секунду столбенеет, а потом возмущается с утроенной силой:
– Что значит «хочет – не хочет»? Дети глупы, на то им и даны родители, чтобы направить чадо, указать ему нужную дорогу. Нам, взрослым, понятно, как и куда необходимо идти. Нельзя разрешать ребенку своевольничать, ничего хорошего из этого не получится. Ну-ка, вспомни, как ты не желала играть на арфе. Сколько я потратила времени на уговоры, порой применяла наказания… И вот результат – ты самая юная в оркестре, перед тобой широкая дорога, карьера сольной исполнительницы. А ведь не сломай я тебя, получилось бы, как, например, у Селезневых. Наташа с тобой в одном классе в музыкальной школе занималась, подавала надежды, но в шестнадцать лет взбрыкнула, а родители ее не дожали, решили, пусть доченька проявит самостоятельность. И что вышло? Наталья родила вне брака, высшего образования у нее нет, сидит в библиотеке, книги выдает. А ты играешь на концертах! Поеду-ка я к Спиридоновым, попытаюсь их урезонить…
Мамуля, гордо вскинув подбородок, идет к выходу из кухни. Но на пороге она оглядывается.
– Не трогай посуду! Помни: руки – твое достояние. Вернусь и сама помою.
Я молча киваю и смотрю ей вслед. Совершенно невозможно сказать маме малоприятную правду: что я ненавижу арфу и всегда терпеть не могла, что службу в оркестре воспринимаю как каторгу, а при мысли о сольной карьере у меня начинается почесуха. Но я не обладаю сильным характером Селезневой и не способна, категорично заявив: «Отстаньте, моя жизнь – это моя жизнь», – бросить опостылевшую учебу. Кстати, Наташа абсолютно счастлива, ей не нужно высшее образование. Да и мне тоже! Но как объяснить это мамуле? Я очень люблю ее и не могу разбить ей сердце.
От Спиридоновых мама вернулась крайне мрачная и сообщила:
– У Ани проблемы со здоровьем, ей предстоит долго лечиться, не до пения девочке. Ах, у меня голова разболелась, пойду к себе…
Совсем поздно, около полуночи, я услышала, как мама беседует с кем-то по телефону, и удивилась – обычно она укладывалась спать около одиннадцати. Полная любопытства, я заглянула в столовую, где у нас стоял аппарат, и услышала фразу:
– Представь, Липочка, сколько пришлось пережить девочке, какой ужас ее дура-родительница сотворила.
