Наталья Александрова - Комната свиданий, или Кодекс поведения блондинки
Официантка принесла наш заказ. Я отпила глоток чая, попробовала торт. Чай показался мне безвкусным, а у торта был привкус картона. Впрочем, наверное, всему виной было не качество продуктов, а мое скверное настроение. Я положила ложечку на край блюдца и снова обратилась к Лене:
– Так чем же ты ей не угодила?
– Понятия не имею! – Она уставилась в стол, шевеля губами, как будто пьпаясь что-то вспомнить. – Накануне мы с ней ходили на тематическую выставку в Таврический дворец, наша фирма не имела там своего стенда, но Владимир Андреевич поручил ей ознакомиться с предложениями коллег, и Ольга взяла меня с собой как рабочую силу. Ну, понимаешь, носить за ней проспекты и брошюры, записывать полезную информацию… она ведь важная особа, до простых дел не унижается… впрочем, о мертвых плохо не говорят…
– Так, может, на выставке между вами случился какой-то конфликт?
– Ничего там не случилось! – Лена откинулась на спинку стула. – Да мы с ней двух слов друг другу не сказали! Она мне только рукой махнет – мол, возьми этот проспект или запиши эти цифры… до объяснений не снисходила, считала это ниже своего достоинства.
Она еще немного подумала и добавила:
– Да и ушли мы рано, не дождались окончания выставки. Она расстроилась после встречи со своим знакомым…
– Знакомым? – машинально переспросила я.
– Ну, или незнакомым… какой-то мужчина к ней подошел, но он, наверное, обознался…
– Обознался?.. – Я понимала, что глупо выгляжу, повторяя ее слова как попугай, но ничего другого придумать не могла.
– Ну да, он назвал ее Ниной. Окликнул – Нина, привет! Сколько лет, сколько зим! Она даже вздрогнула от неожиданности, повернулась: «Вы, говорит, меня с кем-то перепутали…»
– А он что? – Разговор меня неожиданно заинтересовал.
– А он… – Лена нахмурила лоб, припоминая. – Как же, говорит, ничего я не перепутал. Неужели, говорит, ты меня не помнишь? Мы ведь с тобой встречались на Некрасове…
– На каком Некрасове? – удивленно переспросила я.
– Ой, нет, не на Некрасове! – спохватилась Лена. – Другое какое-то имя он назвал… более длинное…
– Какое имя? Фамилию какого-то писателя?
– Не могу вспомнить!.. – Лена смотрела на меня виновато.
– А почему ты назвала Некрасова? Что – фамилия похожая?
– Как раз непохожая! – Она потерла лоб. – Но что-то близкое к Некрасову… где-то рядом…
– Рядом? – И тут меня осенило: улица Некрасова пересекает Литейный проспект рядом с улицей Жуковского. Может быть, поэтому Лена и перепутала этих двух писателей?
– Жуковский? – осторожно подсказала я.
– Вот, точно! – Лена засияла. – Он так и сказал: мы с тобой встречались на Жуковском! А она от него шарахнулась – ничего, говорит, не знаю, никакого Жуковского, а вас, говорит, вообще первый раз вижу! И после этого ушла с выставки, хотя мы еще далеко не все стенды обошли…
– Интересно… – протянула я, – и сразу после этого происшествия она потребовала твоего увольнения?..
– Ну, не сразу, на следующий день. Не понимаю, чем я ей не угодила… я ей вообще в тот день слова не сказала, ходила за ней, как носильщик…
«Не сказала, – подумала я, – так, может, дело в том, что Лена что-то слышала? Например, этот странный разговор со знакомым мужчиной? То есть как раз с незнакомым?»
И что значит эта фраза про Жуковского?
В голове у меня что-то вертелось, какая-то мысль или, точнее, воспоминание, связанное с этим писателем, но несмотря на все усилия, воспоминание так до конца и не оформилось.
– А того мужчину ты не запомнила? Как он выглядел?
– Обыкновенно, – Лена пожала плечами. – Как выглядят люди на таких выставках? Мужчины в костюмах, серых или синих, женщины тоже в костюмах, ну, правда, тут больше вариантов – могут бьпь брюки, юбка…
– Лен, я понимаю, что тот мужчина был в брюках. Но хоть что-то запоминающееся в нем было? Высокий, невысокий, толстый, худой? Блондин или брюнет?
– Высокий, – сказала она, подумав. – Не толстый и не худой, нормальный… волосы светлые, волной… вот еще что – он, кажется, стоял возле стенда «Эльстрой»…
– «Эльстрой»? – переспросила я. – Что это такое?
– Крупная строительная фирма! – ответила Лена таким тоном, как будто я спросила, в каком городе мы находимся или какой сейчас год. – У них на выставке был огромный стенд! Там еще директор был – господин Старостин – очень интересный мужчина!
– Жуковский? – переспросил Василий Макарович, приклеивая орудийную башню к очередному картонному танку, – а ты не помнишь, тезка, года четыре назад случилась катастрофа – пассажирский теплоход «Жуковский» столкнулся с буксиром в Новороссийском порту? Много людей тогда погибло…
Действительно, теперь я вспомнила ту трагическую историю.
Честно говоря, она тогда прошла мимо меня – я занималась домом и садом, это был мой личный маленький мир, красивый и благоустроенный, а все, что происходило за его пределами, меня мало интересовало.
Я почувствовала острый укол стыда.
Вот ведь как устроен человек: пока он доволен собственной жизнью, пока у него все обстоит благополучно, он слеп и глух к чужим страданиям. И только когда в его жизни случается какое-то несчастье, когда его благополучие дает трещину – тогда он начинает замечать чужое горе, проникается сочувствием к нему…
Так и я: пока моя семейная жизнь была благополучной, вернее, пока она казалась мне такой – до всех остальных мне не было дела. А теперь, когда от моей прежней жизни остались дымящиеся развалины, я стала замечать других людей с их горестями и проблемами.
– Смотри, какой красавец! – Дядя Вася любовался танком. – Редкий экземпляр, «АС-10», танк, предназначенный для движения по автострадам. Скоростной, с мощной броней, но беспомощный на пересеченной местности… поэтому он во время войны не сыграл своей роли… Что, ты говоришь, сказал Ольге тот мужчина?
– Скорее всего, он ее действительно с кем-то перепутал. Он ведь даже назвал ее не Ольгой, а Ниной…
Мы с Василием Макаровичем пили чай и обсуждали результаты моей встречи с Леной Левочкиной.
Дядя Вася делал одновременно три дела: отхлебывал крепчайший чай из своей кружки, клеил очередную игрушку и внимательно слушал мой подробный отчет.
– Наверное, он ее с кем-то перепутал! – повторила я.
– Может, и спутал… – проговорил дядя Вася, склонив голову набок, – ты не находишь, что башня несколько кривовата? Придется переклеить! Может, и спутал, только почему Ольга после встречи с ним сразу же ушла с выставки? Тебе это не кажется подозрительным?
– Ну, может, она посчитала, что набрала достаточно информации. Или просто плохо себя почувствовала…
– Может бьпь, может… – Василий Макарович вооружился пинцетом и осторожно отделил башню. – Но почему она на следующий день потребовала уволить Левочкину? Ведь та была скромной, безотказной, во всем старалась угодить Ольге?..
– Не знаю, – честно призналась я.
В глубине души я понимала, что дядя Вася прав, и возражала больше из упрямства.
– Но как мы можем все проверить? – выложила я последний козырь. – Для этого пришлось бы найти того человека с выставки, а мы про него совершенно ничего не знаем! Ни имени, ни фамилии, никаких особых примет – знаем только, что он высокий блондин, и то со слов Лены Левочкиной…
– Ну, ты не совсем права, – сказал дядя Вася, выдавливая из тюбика каплю клея, – кое-что мы про того человека знаем. Мы знаем, что он был среди пассажиров теплохода «Жуковский». А список пассажиров найти нетрудно. Впрочем, нас интересует даже не столько этот таинственный блондин, сколько другое – была ли среди пассажиров Ольга Кочетова…
Он поставил законченную модель на полку к остальным своим изделиям, подлил себе чаю и задумчиво проговорил:
– Придется мне навести справки относительно своей пенсии.
– Что? – удивленно спросила я.
Я все никак не могла привыкнуть к неожиданным и крутым зигзагам, которые совершал дядя Вася. То он говорит про модели танков, то про пассажиров теплохода «Жуковский», то вдруг про свою пенсию… пенсия-то при чем?
Видимо, последний вопрос я произнесла вслух, потому что дядя Вася ответил на него, прихлебывая чай:
– Мне же нужно попасть в Управление внутренних дел, а кто я такой? Бывший мент на пенсии… Который час? Еще четырех нету? Ну и ладненько, они там до пяти-то уж точно будут…
Он удалился в свою комнату и вышел оттуда, облаченный хотя и в поношенный, но еще аккуратный костюм и даже галстук нацепил. Подозреваю, что узел на галстуке был завязан еще его покойной женой. Дядя Вася пригладил перед зеркалом редеющие волосы и отбыт, а я решила в благодарность за приют сделать генеральную уборку в его квартире, хоть Бонни и предлагал мне полежать на диване и вместе посмотреть телевизор.
Василий Макарович подошел к подъезду управления и нажал на кнопку звонка. Дверь открылась, он оказался перед долговязым сержантом в новенькой форме. Сержант уставился на посетителя равнодушным взором и строго произнес: