Дарья Донцова - Чудеса в кастрюльке
Внезапно эта фраза Куприна заставила меня насторожиться. Она явно была очень важной, но я не успела понять, почему, так как Олег протянул мне коробку.
– На, это тебе.
Я уставилась на набор «Вдохновение».
– Мне?
– Ну да, угощайся, продавщица сказала, конфеты свежие.
– Ты купил мне сладости? Почему? Олег смущенно захихикал:
– Ну так просто. Понимаешь, сегодня понадобилось секретаршу одного начальника умаслить, вот я и приобрел для нее конфетки, а девочка за прилавком возьми да и скажи:
– Вот какие у других мужья заботливые бывают, а мой мне никогда ничего не принесет. Я и подумал, ну и дурак же! Чужой бабе купил, а Вилке-то! На, бери.
Слушай, а что это у тебя нос такой красный и глаза как щелки, ты не заболела часом?
– У меня аллергия, – пробормотала я, сжимая огромную коробку, – на пыльцу.
– Так ноябрь на улице?! – удивился Олег.
– В комнатах растения цветут, – вывернулась я, – была на работе, и сопли полились.
Мысль о том, что жена секунду назад истерически рыдала, никогда не придет Олегу в голову, поэтому он мигом переключился на другую тему.
– Эх жаль, в буфет не успеем, уже звонок.
Боясь опоздать, мы пошли в зал. Я прижимала к груди коробку конфет, в душе прочно поселилось раскаяние. Нет, какой у меня замечательный муж, лучше всех! Добрый, внимательный, убежал с работы, бросил дела, пошел в театр, купил конфеты… Мне следует быть заботливой, потому что он очень любит меня, исполняет любые капризы. Полная светлых чувств, я прислонилась к Олегу и шепнула:
– Ты самый хороший.
Куприн озадаченно вскинул брови:
– Признавайся, что натворила. Я обозлилась:
– Ничего!
– Почему тогда подлизываешься?
– И не думала даже.
– Да? А мне показалось…
Но тут в зале погас свет, и мы уставились на сцену.
Глава 18
Я училась в советской школе, которую сейчас справедливо ругают за политизированность и излишнюю строгость. Но было в ней и много хорошего, в частности, огромная сеть бесплатных кружков, где дети могли заниматься любимым хобби. Помните стишки: «Драмкружок, кружок по фото, а еще мне петь охота»?
В моей самой простой районной «образовалке» после уроков начиналась интересная жизнь. Почти никто не спешил домой, основная масса детей неслась в подвал, где находились мастерские. Наши девочки поголовно увлекались шитьем, вязанием и бисероплетением. И если на уроках преподавательница по домоводству Ангелина Семеновна заставляла всех шить предусмотренные программой фартук и нарукавники, то на внеклассных занятиях она объясняла, как за два часа из любой ткани можно сделать хорошенькую мини-юбочку.
– Встала в воскресенье пораньше, – вещала Ангелина, – взяла старое мамино платье, и раз, сшила себе обновку. Можно вечером на свидание бежать.
Наши суровые педагоги после уроков превращались в нормальных теток, дающих нужные для жизни сведения. Но я не училась шить, а пропадала в театральной студии. Правда, роли мне доставались второстепенные, в основном горничных и нянюшек, но все равно было очень приятно участвовать в спектакле. Наш режиссер, собираясь поставить со школьниками пьесу, предварительно водил детей в театр, чтобы показать, как играют настоящие актеры. «Ревизор» мы смотрели в МХАТе, который тогда и не помышлял о том, чтобы развалиться на две части.
Я достаточно хорошо помню ту постановку, даже могу описать роскошное голубое платье с воланами и рюшами, которое красовалось на Марии Антоновне. Поэтому сейчас, сидя во втором ряду около Олега, я не ожидала никаких сюрпризов. Вот через мгновение распахнется занавес, появится городничий в мундире и заявит: «Господа, я собрал вас, чтобы сообщить пренеприятное известие: к нам едет ревизор».
Впрочем, за точность цитаты не ручаюсь.
Вспыхнул свет, занавеса не было. Посреди деревянной площадки покачивался полуголый, весьма тучный дядька с отвисшим животом.
– Эй, – заорал он, – где народ?
В глубине сцены распахнулась дверка, появились два парня, одетые санитарами. Они тащили еще одного полуодетого мужика, которого швырнули под ноги тому, кто, раскачиваясь, гудел:
– Ну, где? Всех сюда…
Когда перед актером, старательно изображавшим похмелье, появилось много тел, я вытащила программу и уставилась на титульный лист. Может, в последний момент произошла замена? Ну заболел кто-нибудь, и администрация решила дать другой спектакль? Но нет! Там четко напечатано: «Ревизор», сочинение Н. В. Гоголя, продолжительность спектакля два часа тридцать минут".
Тут я уловила знакомую фамилию: Бобчинский. Значит, все-таки и впрямь пьеса про ревизора. Но почему тут все голые и говорят совсем не то, что я учила в школе?
Дальше больше. Из-за кулис вынырнули девицы в юбчонках по плечи, да, я не оговорилась. На шеях у актрис мотались крохотные пелеринки, ниже торчало голое тело, правда, затянутое в трико. Режиссер, очевидно, решил показать мерзкий образ жизни, который ведут чиновники, но излишне увлекся сценами разврата. Девчонки бегали по сцене туда-сюда, жеманясь и хихикая. Сначала они изображали горничных, потом парикмахерш. Мужчины щипали их за разные места и громко обсуждали количество и качество выпитого накануне коньяка.
Наконец на авансцену вылез Хлестаков. Меня чуть не стошнило. Актер, изображавший Ивана Александровича, походил на тщедушного кролика. Ростом паренек не дотянул до метра шестидесяти, а весом до сорока килограммов. Он смахивал на третьеклассника, по странному стечению обстоятельств оказавшегося на сцене. Но, приглядевшись повнимательней, я заметила, что на угловатых плечиках больного ребенка сидит голова хорошо пожившего дядьки, на самом деле любящего приложиться к рюмке.
И совсем плохо стало, когда Хлестаков разинул рот. Уж не знаю, кто его научил, но подросток-старичок говорил так, как болтают дети, проводящие время в подъездах и подворотнях, сильно акая, слегка в нос, по-блатному растягивая гласные. Его речь была пересыпана словечками: «типа», «в натуре», «па-а-анимаешь»… А потом он и вовсе предложил попечителю богоугодных заведений сигарету «Мальборо».
Когда зрители потянулись в буфет, я осторожно спросила у Олега:
– Ну как тебе?
Муж открыл было рот, но тут сзади донесся высокий, слегка истеричный женский голос:
– Великолепно! Гениальная постановка! Полный отход от стереотипов, никакого академизма, сплошные актерские находки, тонкий юмор, оригинальность во всем!
Олег затравленно обернулся и буркнул:
– Ну это, в общем… Хорошо иногда сходить в театр, развеяться. Только, честно говоря, я другого ждал.
– Ты хорошо помнишь «Ревизора»?
– Три года назад видел.
Внезапно в моей душе вспыхнула ревность. Интересное дело, с кем же он ходил в театр?
– Не в Москве, – объяснил Олег, – приятель мой Игорь Сергеев стал начальником колонии в Тверской области. Ну и позвал меня в гости, на рыбалку. Знаешь, какие там щуки ловятся, во! Я поехал на праздники. А у Игорька в колонии театр, вот и попал на постановку. Правда, женские роли исполняли мужчины, но я тебе скажу, такого ужаса там не было! Все прилично.
Еще бы, ни один хозяин зоны не позволит у себя устроить подобный бардак!
Второе действие было намного лучше из-за того, что длилось меньше. В последней сцене актеры вышли на подмостки и неожиданно… сбросили с себя всю одежду. Через секунду погас свет.
– Это что? – забормотал майор, покрываясь бурыми пятнами. – Зачем голые? Где немая сцена, а? Я глубоко вздохнула:
– Насколько я понимаю, это основная режиссерская находка. Постановщик решил, что остолбенеть должны от удивления не актеры, а зрители.
– Ага, – буркнул Олег, – ясненько. Только давай в другой раз пойдем в иное место!
Пресытившись искусством, мы двинулись по Петровке.
– Ты очень обозлишься, если я зайду на работу? – осторожно поинтересовался Куприн.
– Да нет, – пожала я плечами, – сама доеду, не поздно ведь. Кстати, я могу и за полночь одна ходить, отчего-то не боюсь.
– Ну Вилка, – взмолился муж, – пойми! Я ведь не торгую куриными лапами, у меня ненормированный рабочий день!
Я хотела было заявить, что продавец окорочков больше времени проводит с женой, но неожиданно осеклась. Ненормированный рабочий день! Вот оно! Вовсе не нужно бегать по этажам, тратя уйму времени на то, чтобы опросить сотрудников всех контор пятиэтажного здания. Нет, достаточно найти те заведения, которые открыты круглосуточно или закрываются за полночь. Так, прямо сейчас понесусь назад и перепишу все вывески, а потом подумаю. Развернувшись, я полетела к метро.
– Вилка!
– Что?
– Ты забыла сказать «до свиданья»!
– А, извини, пока!
Я пробежала пару метров, потом обернулась. Олег с хмурым лицом смотрел мне вслед. Но мне было не до его внезапно испортившегося настроения.
Ближе к ночи я разложила на кровати блокнот. Так, турагентство вычеркиваем со спокойной душой. Парикмахерскую тоже. Она работает до восьми. Риелторская контора тоже не подходит, вместе с ней и билетная касса…
