Наталья Александрова - Волшебница страны коз, или Рассмешить Бога
– Ну, что там, в этой папке? – осведомился Стас, проехав несколько кварталов и остановив машину в тихом переулке.
Надежда расстегнула «молнию» и вытряхнула на колени содержимое папочки.
– Вот все, что перешло к этому рыжему от покойной Татьяны, – сказала она. – Аккуратная была девушка, все клиенты по алфавиту – Айвазов, Вассерман, Любегин, Мережко, Огурцова и Прокопчук. Адреса есть и телефоны.
– Ох, и муторное это дело – клиентов по списку объезжать, – вздохнул Стас, – но ради того, чтобы найти убийцу тети, я на все согласен. Как раз сегодня время есть, кто там ближе всех живет?
– Стой, стой! – всполошилась Надежда. – Глуши мотор! Куда это ты собрался?
– К этим людям. Приеду, погляжу на каждого: который внешне под описание подходит – с тем и будет отдельный разговор, – Стас потряс внушительным кулаком. – А которые не подходят – значит, пардон, ошиблись адресом! Вот Огурцову уже сейчас можно исключить, она женщина!
– Угу, – насмешливо заметила Надежда, – так и будешь ездить по городу? Да тебя и на порог не пустят, я бы, во всяком случае, такому и дверь не открыла.
– А я скажу, что пришел квартиру смотреть!
– Вот если бы еще с агентом, а так – ни за что! И потом, придешь ты, а там бабушка сидит – божий одуванчик, а вся семья на работе, и убийца тоже. И тоже придумал – Огурцову исключить! А может, для нее хахаль квартиру покупает? Или муж, или брат… Да вот еще тут написано Прокопчук Елена Дмитриевна – тоже женщина, с ней как быть?
– А вы что предлагаете? – насупился Стас.
– Не гнать лошадей, а подумать, – наставительно сказала Надежда Николаевна, шурша листочками. – Мы вот что сделаем. У тебя своя квартира есть?
– А что же я, по-вашему, на помойке живу? – обиделся Стас. – Есть у меня квартира двухкомнатная, купил в прошлом году, недавно ремонт закончил.
– Ладненько, – удовлетворенно сказала Надежда, – значит, вот, к примеру, Вассерман.
– Знакомая фамилия! – оживился Стас. – Где-то я вот недавно ее слышал.
– Не отвлекайся, – посоветовала Надежда. – У него трехкомнатная квартира, он хочет ее продать и купить две в разных районах – двухкомнатную и однокомнатную. Стало быть, я звоню этому Вассерману и чужим голосом говорю, что я теперь работаю вместо Татьяны Ермаковой и что я нашла ему вариант – двухкомнатную квартиру, пускай приезжает поглядеть. Или Огурцова – однокомнатную продает, хочет двухкомнатную, тоже подходит. Или Мережко – хотят менять месторасположение. Как раз твой район подходит. Дошло?
– А почему чужим голосом?
– Потому что потом я встречаю их вместе с тобой в твоей квартире и пытаюсь разговорить! Это в собственной квартире человек напряжен и следит, как бы чего у него не украли, а в чужой чувствует себя вполне свободно!
– Ладно, уговорили, – кивнул Стас, – только под видом кого вы у меня будете?
– Ну, пускай я буду твоя тетка, – предложила Надежда Николаевна с сомнением.
– Хоть вы на нее и не похожи, – помрачнел Стас, – однако согласен, только начнем прямо сейчас, а то я завтра работаю.
Они стали звонить, но приехать сразу же согласился только Вассерман, да еще Елена Дмитриевна Прокопчук поломалась немного для вида, но сказала, что будет часа через два. У Огурцовой телефон не отвечал, у Айвазова тоже, Мережко сказал, что жена нездорова, а он без нее ничего смотреть не будет. А Любегину нужна была однокомнатная, так что пока вопрос с ним остался открытым.
Квартира Стаса потрясала неподготовленного человека. Причем как театр начинается с вешалки, так эта квартира начиналась с входной двери. Дверь была обита мягкой светло-бежевой кожей, по которой шло золотое тиснение – по всей поверхности чередовались золотые карточные масти: крести, пики, бубны и черви. Кроме того, как будто этого было недостаточно, на двери красовалась ручка из золоченой бронзы в форме томно выгнувшейся грудастой русалки.
– Классно, да? – гордо проговорил Стас, остановившись перед дверью и давая возможность гостье оценить ее по достоинству.
– Боже мой! – ахнула Надежда. – Как ты за такую ручку берешься! Мне было бы как-то неудобно…
– Вы еще не знаете, сколько она стоит! – проговорил Стас, отпирая дверь и впуская Надежду Николаевну в свое жилище. – Одно жалко, – добавил он со вздохом, – эта ручка без звукового сопровождения!
– Без чего? – Надежда решила, что ослышалась.
– Да Васек, друган мой, достал такую же, но со встроенным звуком. У него, когда за ручку берешься, она верещит – «Ой, щекотно!» Вот это класс!
Войдя в прихожую, Надежда невольно попятилась: ей показалось, что пол в квартире залит водой. Только внимательно приглядевшись, она поняла, что на самом деле пол, как и потолок, выложен зеркальной плиткой.
– Как вы по этому ходите? – недоуменно спросила она Стаса.
– Молча, – отозвался тот, запирая дверь. – Молча и в тапочках.
Надежда Николаевна покачала головой, нашла подходящие тапочки и переобулась.
В течение следующих десяти минут Стас с гордостью демонстрировал ей свои апартаменты, не забывая сообщать, что сколько стоило.
Предметом его особенной гордости были: розовая джакузи с подсветкой и встроенным фонтаном; позолоченные краны со вставками из кристаллов «Сваровски»; холодильник с зеркальными дверями, такой огромный, что в него вполне могла бы поместиться лошадь вместе с всадником; потолочные светильники, то и дело менявшие цвет освещения; шторы на окнах, по которым разноцветным шелком были вышиты сцены из фильма «От заката до рассвета».
Заметив к концу экскурсии, что Надежда не проявляет должного восторга, Стас искренне расстроился и решил, что его гостья хотя и неглупая тетка, но от природы лишена чувства прекрасного.
Как последний штрих, он предложил Надежде Николаевне кофе, на что та охотно согласилась. Однако ее ожидал очередной сюрприз, когда черная с золотом кофеварка (кофемашина, поправил ее Стас) мелодичным женским голосом осведомилась:
– Эспрессо? Капучино? Латте?
– Капучино, только с шоколадной крошкой, а не с корицей, – машинально попросила Надежда и только после этого удивленно уставилась на говорящую кофеварку.
– Классно, да? – На этот раз Стас был доволен произведенным эффектом.
– У нас осталось полчаса, – спохватилась Надежда, взглянув на часы. – Скоро придет первый клиент… кто там у нас? Вассерман!
– И все-таки где же я слышал эту фамилию? – Стас наморщил лоб и поскреб в затылке.
– Не будем уточнять. – Надежда взяла приготовленную по ее заказу чашку капучино и удовлетворенно улыбнулась: – А кофе она готовит хорошо!
– Фуфла не держим, – и гордый Стас заказал себе двойной эспрессо с коньяком.
– Только я тебя умоляю, – проговорила Надежда, смакуя ароматную пенку, – никаких твоих кавалерийских наскоков!
– Никаких – чего? – переспросил Стас.
– Ну, без мордобоя и без грубостей! Не повторяй историю с Димой Копейкиным! Действовать нужно деликатно, вежливо, обдуманно… а не то ты спугнешь нашего клиента!
– Хорошо, тетя Надя, – Стас послушно кивнул. – Я постараюсь…
Ровно в тринадцать ноль-ноль в дверь позвонили.
Как и следовало ожидать, звонок в этой квартире был не простой – под потолком камерный оркестр исполнил начало «Маленькой ночной серенады» Моцарта.
Стас направился к двери, но Надежда Николаевна опередила его и прильнула к дверному глазку.
Ей показалось, что на площадке перед дверью стоит Альберт Эйнштейн.
Стас открыл многочисленные запоры, и на пороге появился маленький старичок, удивительно похожий на одуванчик – седые пушистые волосы обрамляли круглую розовую лысину, густые усы гордо топорщились. На Эйнштейна он был не так похож, как в глазок, но некоторое сходство все же имелось.
– Здравствуйте, – старичок шаркнул маленькой ножкой. – Я по поводу квартиры. Вассерман, – и он протянул Надежде маленькую ручку. – Вассерман, – и он повернулся к Стасу. – Только не надо, пожалуйста, никаких этих неуместных вопросов – я тому Вассерману не родственник. И даже не однофамилец.
– Какому – тому? – переспросил Стас.
– Стасик, я тебя умоляю! – прервала его Надежда и повернулась к гостю. – У вас, простите, трехкомнатная?
– И не извиняйтесь, – Вассерман пожал плечами, – я за нее ответственности не несу. Я в ней только живу.
– С детьми? – уточнила Надежда Николаевна.
– Разве это дети? – Старичок вздохнул. – Это практически посторонние люди! Когда я с ними съезжался в одна тысяча девятьсот восьмидесятом году, я таки думал, что на старости лет будет кому подать мне стакан воды. Ну вот, я состарился! Так остается только радоваться, что я совсем не хочу пить! А если бы вдруг захотел – мне пришлось бы рассчитывать только на свои собственные силы!