Иоанна Хмелевская - Колодцы предков (вариант перевода Аванта+)
— Отодвинься, мешаешь же! Забыла, куда он показал!
— Кто помнит, на какое место он показал?
— Очки! Я забыла очки!
— Есть! Вижу! — не своим голосом заорал вдруг Казик.
— Где? Где?
— Вот здесь! Видите? — и он указал на один из камней.
Теперь и мы увидели. В камне была высечена небольшая стрелка, острием направленная в глубь колодца. Не очень заметная, но внимательный взгляд мог ее заметить.
— Фи, какая-то стрелка! — скривилась мамуля. — Что с нее толку? Ведь разрыли же до конца и ничего не обнаружили.
Немного побыв в колодце, Марек вылез с каким-то особенно непроницаемым странным выражением на лице, и задал странный вопрос:
— А где то, что вы выгребли из колодца?
— Слепой он что, ли? — удивилась Тереса, а Казик лишь молча указал на возвышающиеся вокруг колодца огромные, завалы камней, земли и мусора.
— И никуда больше не вываливали?
— Нет, ночью же рыли!
— Неужели мы что-то проглядели? — взволновался Михал.
— А теперь все это надо перетрясти, — холодно сказал Марек. — Нет, я с вами с ума сойду, ни на минуту нельзя оставить одних! Столько народу — и ни один не обратил внимания на стрелку, ну куда это годится? Ведь ясно же, что сделана специально несколько десятков лет назад!
Тереса возразила:
— Откуда это видно, что десятков, а не сотен?
— Да ведь каждому дураку понятно!
— А среди нас дураков нет! — обиделась мамуля, Люцина же пропела сладким голосом:
— Мы искали сундук, а не стенные росписи. Да и темно там было.
— Ладно, зато теперь светло. Делайте, что хотите, но все эти насыпи надо перетрясти. И Боже вас упаси обратно сваливать в колодец, осторожненько откладывайте в сторону все, что не камень. А я пока на всякий случай как следует пошарю там внутри…
Оскорбленные, мы хотели было с негодованием отказаться от новых земляных работ, но Михал внес раскол в наши ряды. С проявившейся вдруг энергией он радостно накинулся первым на ближайшую гору мусора. Помедлив, мы последовали его примеру. Несколько обескураживало полное неведение относительно того, что следует искать. В результате наших соединенных усилий горы и насыпи переместились: камни мы относили на край участка, к полю, а у овина постепенно выросла куча всевозможного хлама. Тетя Ядя и не заметила, как у нее в руках оказался фотоаппарат, и она увековечивала на пленке каждый новый этап работ. Тереса сначала ворчала, потом притомилась и работала молча, зато мамуля была неутомима, ругая на все корки Марека, воображающего из себя Бог знает что. Хоть бы сказал толком, что следует искать! Михал спохватился — надо давно быть на работе, быстренько смотался к себе в музей, оформил служебную командировку в Волю и уже на законных основаниях продолжил изыскательские работы.
Марек тщательно исследовал внутренность свежеразрытого колодца, вылез и тоже присоединился к нам.
Солнце уже склонялось к закату, когда, перелопатив не одну гору мусора, он наткнулся на небольшую плоскую металлическую коробку.
— Похоже, вот то, что мы ищем, — сказал он Франеку. — У вас не найдется в хозяйстве подходящего ключика к ней? Должен быть маленький и плоский.
Франек устало вытер пот со лба и оглядел находку.
— После отца осталось немало хлама, — сказал он.
— Кажется, там и подходящий ключ завалялся. Я ничего не выбрасывал.
Франек отправился за ключом, а мы сгрудились вокруг находки, радуясь возможности разогнуть спины и немного передохнуть от каторжных трудов. Михал осторожно взял в руки коробку.
— Табакерка конца прошлого века, — голосом гида-профессионала провозгласил он. — Такие обычно не запирались. Вы думаете…
— Посмотрим, — сказал Марек. — Возможно, война заставила хранителей сокровищ пересмотреть свои принципы. Наряду с устной информацией они могли оставить и письменную… По словам Франека, его отец перед смертью сказал..
— …что это спрятано здесь! — докончила Люцина.
— Он мог иметь в виду вот это! — потряс табакеркой Марек. — Не сундук, а указание, где его искать. Отец Франека мог бросить табакерку в сухой, наполовину засыпанный колодец и стрелкой указать, где она находится. Стрелка должна была привлечь внимание наследников.
— Выходит, табакерка лежала чуть ли не сверху?
— Вот именно! — выразительно посмотрел на нас Марек. Тетя Ядя, как всегда, поспешила разрядить обстановку:
— Хорошо, что хоть вообще нашлась!
Люцина, как всегда, сомневалась:
— Еще неизвестно, о ней ли идет речь.
При мысли, что нас ждет очередное разочарование, у всех сразу испортилось настроение. Казик на всякий случай сплюнул три раза через левое плечо, мамуля вдруг вспомнила о своей печени и схватилась за правый бок, а Михал побледнел и нахмурился.
Вернулся Франек с ключами. Один из них подошел к проржавевшему замочку табакерки. Мы затаили дыхание.
Марек приподнял крышку, и мы увидели сложенный вдвое конверт, немного пожелтевший от времени. Не трогая его, Марек передал табакерку Михалу:
— Вы умеете обращаться со старинными документами.
Побледнев еще больше, Михал Ольшевский осторожно, двумя пальцами извлек конверт и распрямил его. Конверт хоть и пожелтел, но сохранился неплохо. Он оказался заклеенным. Надписи на конверте никакой не было.
— Вроде бы, тот самый, — произнес Франек, нарушив мертвую тишину. — Тот самый, что отец получил, а я его нигде потом не мог найти.
Тереса нашла в себе мужество признать ошибку:
— Марек, вы уж извините, что мы на вас ополчились, похоже, правильно вы нас ругали.
— Ну, вскрываем? — торопила Люцина.
Тетя Ядя проявила предусмотрительность:
— Думаю, это лучше сделать в доме. У меня такое ощущение, что тот негодяй все время за нами подглядывает.
Я ее поддержала:
— Обязательно должен подглядывать! Если у него в голове есть хоть одна извилина, он вообще не должен спускать с нас глаз!
— Тогда пошли! — торопила мамуля. — Чего еще ждем?
И к дому направилось торжественное шествие. Возглавлял его Михал, неся перед собой двумя руками бесценный конверт, словно королевскую корону на атласной подушке. За ним парой следовали Марек и Франек в качестве почетного эскорта, за ними беспорядочной кучкой толпились все бабы, а замыкал шествие Казик с вилами на плече на всякий случай. Душа тети Яди не выдержала, и, отбежав в сторону, она увековечила-таки историческую процессию.
Войдя в дом, мы, не сговариваясь, поднялись на второй этаж — помещения на первом казались нам недостаточно безопасными. Положив на стол драгоценный конверт, Михал выбрал один из подсовываемых ему инструментов
— вязальную спицу № 2, сосредоточился, усилием воли сдержал дрожь в руках и вскрыл конверт. Внутри оказался исписанный листок бумаги. Облегченный вздох, изданный нами, по силе напоминал пар, выпущенный мощным паровозом. Пришибленные неудачами, мы до последнего момента опасались, что конверт окажется пустым.
Михал развернул листок бумаги и дрожащим от волнения голосом провозгласил:
— Почерк последнего нотариуса Лагевки! О Езус-Мария! Послушайте: «Глубокоуважаемый пан! Угроза смерти, которую несет с собой война, заставляет меня нарушить данную отцу клятву — только устно сообщить о тайне клада. В случае моей смерти Вы остаетесь единственным распорядителем и хранителем завещанного нам обоим имущества. Оно покоится там, откуда вы, вельможный пан, некогда черпали источник жизни, на самом дне. Документы я спрятал в подвале жилого дома. Да поможет Господь пережить Вам эти страшные времена». Подпись: «Болеслав Лагевка». И дата: «1 октября 1939 года».
Опустив руку с письмом, Михал обвел нас сверкающим взором. Мы тоже во все глаза глядели на него. Все молчали.
— Предчувствовал, бедняга, — сочувственно вздохнула тетя Ядя.
— Источник жизни! — простонала Люцина. — На самом дне! О Езус…
— Выходит, все-таки колодец? — неуверенно произнесла я.
— Но какой колодец? — вне себя заорала Тереса. — Мы уже обыскали два! Нет, три, если считать тот, в Тоньче! Сколько может быть колодцев?!
— Меня это нисколько не удивляет, — с достоинством произнесла мамуля, вставая и с грохотом отодвигая стул. — Я всегда говорила — только колодец! Помните?
— Откуда вы черпали источник жизни? — с волнением допрашивал Франека Михал. — На самом дне! Это должно быть обязательно в здешнем колодце!
— Если это до сих пор еще не украли! — мрачно предположила я. — Франек, ведь ты все время жил тут…
— Никто ничего из колодца не крал! — в отчаянии почти прокричал обычно спокойный и флегматичный Франек. — Вы думаете, это я? Или мой отец?!..
— Дурак! — бросила ему Люцина. — Никто не думает ни на тебя, ни на твоего отца. А вот ты думай, шевели мозгами, где это может быть?
— Над чем думать-то? — кипятилась Тереса. — Два колодца уже разрыли. Может, еще третий есть, тот самый, с начинкой?
