Татьяна Полякова - Неопознанный ходячий объект
— Если б не голова, в существовании которой я теперь сильно сомневаюсь, я бы решила, что мельницу облюбовали детишки, — заметила Женька.
— Точно, — кивнула я, — учитывая, что здесь только один ребенок…
— Постой, но Иван Бородин… как бы это выразиться… не совсем здоров.
— Вот-вот, а бабка ему остатки мозгов всякой ерундой забивает.
Оборотни, прочая чертовщина… Неизвестно, как это сказалось на бедном ребенке.
— Ты думаешь, он мог… я имею в виду эту голову…
— Нет, — испугалась я, — он же все-таки ребенок. Я хочу сказать, у него просто сил не хватит…
— Насчет сил неубедительно. Мне случай рассказали: привезли в психушку паренька лет семнадцати и до прихода врача заперли в комнате. Так он за два часа разломал железную кровать, причем так, что собрать ее уже было невозможно.
— А санитары куда смотрели?
— Не знаю. Но в Липатове санитаров точно нет. Чего делать-то будем?
Если пацан ни при чем, лишняя душевная травма ему ни к чему, а если… — Она горько вздохнула.
— Возьми пальто, попробуем выяснить, чье оно, — кашлянув, сказала я и направилась к лестнице.
— Ты что задумала?
Не спеша отвечать на этот вопрос, я внимательно осмотрела ступени.
— По ней кто-то поднимался, — сказала я тихо.
— С чего это ты взяла? — спросила Женька, подходя ближе.
— На ступеньках совсем нет пыли, а вон в том углу ее полно.
— Хочешь подняться?. — без энтузиазма поинтересовалась она.
— Хочу.
— А выдержит?
— Ну, если выдержала кого-то до нас…
— Хорошо. Давай попробуем.
Перила выглядели крайне подозрительно, я поднялась на первую ступеньку, которая вообще-то была четвертой, и с трудом дотянулась до следующей.
— Как он здесь лазит, — ворчала подружка за моей спиной. Дальше стало легче, ступеньки здесь сохранились в большем количестве, и мы без увечий достигли второго этажа.
Слева пол был проломлен, в крыше зияли многочисленные дыры, а справа лежали какие-то доски. Мы приблизились, каждую секунду ожидая, что пол под нами рухнет, и почти сразу поняли, что за досками тайник. Женька сунула в пространство между досками и стеной руку, немного пошарила и извлекла какой-то предмет, завернутый в пеструю тряпку. Мы торопливо развернули тряпку и увидели икону без оклада. Я начала рассматривать ее, а Женька заглядывала мне через плечо и громко сопела.
— Борис и Глеб, — сказала я.
— И что?
— Думаю, это чудотворная икона, пропавшая из часовни.
— Говорили, ее Вова Татарин свистнул. Неужто это он создал здесь очаг культуры?
— Вряд ли. Вова Татарин больше самогоном интересуется, чем местными суевериями. Пошли вниз. — Завернув икону в тряпку, я спустилась первой и подождала Женьку.
Используя ящики, мы благополучно выбрались через окно, и здесь Женька спросила:
— Пойдем в деревню?
— Конечно. Прежде всего надо вернуть икону. Или по крайней мере убедиться, что это та самая. Найти Вову Татарина, узнать, с кем он вчера выяснял отношения, ну и поговорить с Иваном Бородиным, — последнее я произнесла несколько неуверенно.
— Боюсь, разговора с ним может не получиться, — запечалилась Женька. — К тому же меня голова эта смущает. Знать бы наверняка, была она или нет, а так выходит одна блажь и умственное расстройство.
В общем-то, я с ней была согласна и оттого отвечать не стала, просто пожала плечами. Мы шли к деревне по тропинке, Женька вздыхала за моей спиной, пока наконец не произнесла:
— Неужто взаправду кого-то убили?
— Если была голова, выходит, взаправду.
— А кого? — не унималась она, хотя мне, по понятным причинам, обсуждать этот вопрос совсем не хотелось, лучше пусть этой головой милиция займется.
— Не знаю, — отмахнулась я. — Местные все на виду, да и приезжий человек очень даже заметен. Следовательно, его исчезновение должно обратить на себя внимание.
— Ты же слышала, здесь рыбаков да охотников полно. Допустим, человек отсюда уехал, а домой не вернулся.
— Допустим, но даже в этом случае человека должны искать, те же родственники, к примеру. Предположим, он никому не сказал, куда поехал, и его сейчас действительно ищут, но совсем не там…
— И все-таки я бы у местных поспрашивала… Анфиса, а ты не обратила внимания, голова, она, того… свежая? Ну, как она выглядела?
— Ты думаешь, я ее разглядывала?
— Значит, ничего определенного сказать не можешь? Жаль. Я ее тоже не разглядела, хотя, обрати мы на это внимание, было бы гораздо проще. К примеру, если голова свежая…
— Да заткнись ты! — не выдержала я. Женька испуганно втянула голову в плечи и замолчала. Мы вышли к деревне, и первой, кого увидели, была Зинаида, жена Вовы Татарина.
— Ваш муж вернулся? — бросилась к ней Женька.
— Нет, — равнодушно ответила та. — Должно быть, где-то дрыхнет. Придет.
А зачем он вам?
— Да мы хотели его попросить проводить нас на остров, — с ходу нашла я причину.
— Он на болото не пойдет. Говорит, нельзя, там леший водит. И вам там делать нечего. Этот остров ничего из себя не представляет, просто клочок твердой земли среди болота. Там штольня, десяток деревьев и луг. Смотреть не на что.
— Какая штольня? — спросила я.
— Как же… там раньше уголь брали. Потом он кончился, оказалось, немного его и было.
— Подождите, а как же уголь доставляли? — не поняла я.
— На лошадях, потом машиной… Но машиной недолго, он как раз и кончился.
— Так это что же получается, на остров есть дорога?
— Была. Раньше. Еще лет пять назад как была. А потом пришли мелиораторы, принялись осушать болото возле Фрязина да чего-то напутали, и вышло так, что и там не осушили, и вокруг еще больше разболотилось. Проехать сейчас нельзя.. Если только на мотоцикле. Мой-то когда-то ездил. В тех местах брусники море… А в прошлом году уже не проехал, говорит, сплошное болото, хотя, может, и врет…
— А пройти, пройти туда можно? — заволновалась я.
— Так говорю, леший водит. По вешкам никак нельзя. А со стороны Фрязина, может, и можно, только это далеко, да и кому надо? У фрязинских своих ягод девать некуда, а как сделали объездную дорогу, так ягоду и не продашь…
На рынок ехать себе дороже… А что это у вас в тряпке? — без перехода спросила она, уже некоторое время с любопытством поглядывая на сверток.
— Нашли на мельнице.
— А тряпка-то моя, — удивилась Зинаида. — Это мое платье было, порвалось, так я им в огороде руки вытирала. Еще Вовку облаяла, куда тряпку дел, а он меня облаял, мол, не знаю, где твои тряпки… Как же она на мельнице очутилась? — Я развернула тряпку и протянула женщине икону. — Вот паразит, — ахнула она и торопливо перекрестилась. — Значит, он ее из часовни уволок… А еще божился, матерью клялся… Одно слово, нехристь. — Она в досаде плюнула, вновь испуганно перекрестилась и вернула нам икону. — Надо бабам сообщить да батюшку из Заручья позвать, чтоб заново часовню освятил. — Зинаида бросилась к ближайшему дому, застучала в окно и зычно позвала:
— Михайловна, приезжие девки икону нашли на мельнице, в мое платье завернутую. Не иначе как Вовка, пьяница проклятый, ее утащил из хулиганства, чтоб ему пусто было…
Пока мы шли по деревне, Зинаида таким образом успела оповестить всех жителей. Вскоре а возле колодца собрались пятнадцать старушек и. Василий, который, судя по всему, успел заглянуть к Августе Поликарповне, потому что на ногах стоял с заметным напряжением. Старушки иконе обрадовались, а я продемонстрировала Зинаиде пальто, обнаруженное на мельнице, и спросила:
— Это тоже ваше?
Она отрицательно покачала головой, внимание собравшихся переключилось с иконы на пальто, и вскоре тетка Августа с некоторым удивлением узнала в нем свою собственность.
— Мое пальто. Я еще в Заручье работала, когда его пошила. Нас в область посылали на семинар для работников сельского хозяйства, вот я там драп и купила, а шила в районе, в ателье, оно лет двадцать в чулане висит. Как же оно на мельнице оказалось?
У нас с Женькой на этот счет были свои соображения. Мы молча переглянулись, а Женька решила выступить в роли сыщика. Как видно, мысль о голове, которую мы нашли, а потом потеряли, не давала ей покоя.
— Мы вот что узнать хотели, не было ли у кого в гостях мужчины с усами?
Вопрос поверг присутствующих в раздумье. Если честно, спроси меня такое, я бы тоже не могла ответить, однако сельчане оказались на высоте.
— У меня сын усы носит, — сообщила одна из жительниц, — приезжал картошку сажать. А чего?
— Ничего, — торопливо ответила я, боясь, что Женька спросит: «А жив ли ваш сын в настоящий момент?» — и доведет субтильную старушку до инфаркта.
Общими усилиями вспомнили еще четверых усатых, но нам от этого было ни жарко, ни холодно, раз проверить невозможно, живы они сейчас или нет, то есть проверить можно и даже нужно, но заниматься этим должна милиция, а нам за самодеятельность, чего доброго, еще и по шеям надают. Женька все-таки не удержалась и спросила:
