Марш-бросок к алтарю - Логунова Елена Ивановна

— Здравствуй, Ленечка! — громко и внятно произнесла еще одна знакомая Лена — семидесятилетняя соседка с первого этажа Елена Давыдовна Крупенникова.

Бабка, охраняющая подъезд не хуже пограничной овчарки, мгновенно сопоставила просвистевшую мимо нее мужскую фигуру с известным ей списком жильцов и назвала Алексея Ленечкой не по ошибке, а просто из вредности. Алексей уже не раз объяснял противной старушенции, что Леша и Леня — это два разных имени. Елена Давыдовна продолжала упорствовать. Алексей подозревал, что хитрая бабка таким образом просто провоцирует его остановиться и затеять с ней долгий разговор. Елена Давыдовна, проживающая в однокомнатной квартире с кошкой и собакой, сильно тосковала без человеческого общения и радовалась всем его формам — от мирной беседы о погоде до скандала с рукоприкладством. Леша-Леня Гольцов мог бы остановиться и подискутировать с бабушкой о топонимике.

Однако на сей раз старушке Крупенниковой не повезло. Занятый мыслями о Елене Прекрасной, Алексей без задержки просквозил мимо лавочки, где общительная пенсионерка с ее котом и собакой, спящими под скамейкой, образовали многофигурный монумент вроде памятника баснописцу Крылову с его героями.

— А здороваться тебя мама не научила?! — запальчиво выкрикнула раздосадованная Елена Давыдовна Алексею в спину.

Это была вторая попытка завязать дискуссию, и она тоже не удалась. Леша настолько погрузился в мечты о демонстрации умений и навыков, которые он приобрел без всякой помощи мамы, что в данный момент беспокоился лишь о том, что деревянная лавочка в песочнице под грибком может не выдержать парного показательного выступления.

Мужика, который со словами: «Стой, брат!» заступил ему дорогу, выскочив из темной щели между гаражами, Алексей в первый момент вообще не понял. Он даже оглянулся в поисках упомянутого брата, и не зря: позади него, перекрыв выход из проулка на простор двора, в самом деле возник второй мужик. В наступивших сумерках анатомических подробностей было не разглядеть, но эти два типа вполне могли являться кровной родней: морды у обоих были черные, с приплюснутыми носами. На темных рожах отчетливо выделялись только глаза, ярко прорисованные белым по черному.

— Стоять! — повторил первый черный брат.

Леше показалось, что он говорит с акцентом.

Второй черный брат, возникший в Лешином тылу, вообще ничего не сказал — возможно, вовсе не знал русского. Он молча прыгнул на Алексея, толкнул его на металлическую стену гаража, и она загудела печально, как бухенвальдский набат.

— Пра дэньги что знаешь, гавары! — подскочив к Гольцову, притиснутому вторым братом к содрогающейся гаражной стене, с отчетливым прононсом потребовал брат номер один.

Черная морда с белыми глазами приблизилась, и тут Алексей окончательно уверился, что перед ним никакой не негр. Лица братьев скрывали черные трикотажные маски, составляющие часть экипировки омоновцев и грабителей банков!

— Какие деньги? — прошептал Гольцов, уже вполне понимая — какие.

Не ракушки каури, это точно!

Его охватил страх, превратившийся в ужас, когда из-за спин вплотную подступивших к нему черных братьев донесся истеричный крик, интонационно очень напоминающий визг перегруженной бензиновой пилы:

— Кто тут Гольцов, руки вверх!

Оторопели все!

Обалдело поглядев поверх трикотажных макушек — черные братья были ростом пониже, чем он, — Леша увидел кошмарную асимметричную фигуру, кривобоко, хромой каракатицей, накатывающую со стороны вожделенной песочницы. Невероятно, но это тоже были черные, только не братья, а брат и сестра, разновеликие и сросшиеся головами!

Брат был повыше и поздоровее, а сестрица пошустрее: она проворнее перебирала ногами и активно размахивала руками. Одинаковыми у неправильных сиамских близнецов были только прически — на ветру черными стягами трепетали то ли короткие косицы, то ли длинные казачьи чубы. Сестрица угрожающе размахивала деревянной колотушкой, а братец поигрывал кожаной плетью и бряцал стальными наручниками.

Обыкновенные черные братья — первый и второй — на фоне этого экзотического африканского пугала смотрелись ничуть не страшно. К тому же появление сиамцев отвлекло их внимание от жертвы. Очнувшийся Гольцов с силой оттолкнул от себя первого брата, ловкой футбольной подсечкой свалил второго и метнулся вправо — к выходу из ловушки за гаражами.

Уже выворачивая во двор, он оглянулся.

В лунном свете блеснул лаковый этнический узор на ручке деревянной колотушки. Вдохновенно, весенним соловушкой, засвистала разгулявшаяся плеть.

— Гольцов? Не Гольцов? А где Гольцов? Куда все побежали?! Гольцов, стой! — завизжала сиамская сестра.

Алексей вихрем пронесся по двору и закатился в открытую дверь подъезда, как бильярдный шар в лузу.

— Ленечка, здравствуй! — сделала третью попытку общительная пенсионерка Елена Давыдовна.

Ответом ей стали затихающий в верховьях подъезда резвый топот да хлопок резко закрытой квартирной двери.

— Лешенька! — охнула мама Алексея Гольцова, едва успев отскочить с пути бегущего сына.

Алексей прыгнул в разобранную постель и укрылся с головой.

— Леша?

— Мама! У меня постельный режим!!! — донеслось из-под одеяла.

Тем вечером Алексей больше не вылезал из постели, а бдительная пенсионерка Крупенникова оставалась на лавочке у подъезда почти до десяти часов вечера. Покинуть свой пост раньше Елена Давыдовна не могла, потому что опасалась оставить без присмотра пару подозрительных молодчиков.

Парни были незнакомые, никогда ранее памятливой бабушкой не виденные, и необщительные — это настораживало! Они подошли через несколько минут после возвращения домой неразговорчивого Лешеньки Гольцова и долго топтались в совокупной тени виноградной беседки и балкона, искательно поглядывая в темный провал подъезда и замусоривая угол клумбы сигаретными окурками и обгоревшими спичками. Бабушка Крупенникова, в свою очередь, поблескивала очками на молодчиков. Те неискусно притворялись, будто стоят во дворе просто так — дышат вечерней прохладой и общаются между собой.

— Чего стоим, касатики, кого ждем? — добродушным голосом Бабы Яги, охмуряющей глупого Иванушку, спросила истомленная любопытством Елена Давыдовна на десятой минуте безмолвной игры в гляделки.

Парни зыркнули на нее с неприязнью и ничего не ответили. Тогда общительная старушка обиделась и из вредности отказалась от ранее имевшегося у нее намерения уйти домой к началу программы «Время».

Видимо, поняв, что упрямую бабку им не перестоять, около десяти часов вечера подозрительные молодчики ушли со двора. Тогда Елена Давыдовна с кряхтеньем встала с лавочки, добрела под балкон, поправила очки и внимательно осмотрела место длительной стоянки незнакомцев.

Темную тряпочку; накрывшую травяную кочку, она подняла сразу же. Тряпочка могла оказаться упавшими с балкона мужскими трусами или одиноким носком. Тогда Едена Давыдовна могла бы применить свои дедуктивные способности для вычисления владельца данной вещицы, а еще лучше в поисках такового последовательно обойти все квартиры подъезда, попутно вовсю наслаждаясь роскошью человеческого общения. Однако темная тряпочка оказалась плотной трикотажной шапочкой с окошками для глаз.

— Кажись, никто из наших такое не носит? — задумчиво пробормотала старушка.

На всякий случай, она постучалась в квартиру номер семь, к Литвинниковым, сынок которых поутру бегал во дворе в карнавальном костюме Человека-Паука, неприцельно плюясь налево и направо жевательной резинкой. Но Литвинниковы не признали находку Елены Давыдовны своей собственностью, и пенсионерка резонно предположила, что шапочку потеряли подозрительные молодчики. Видимо, выронили из кармана, откуда тягали то сигареты, то зажигалки.

— Ну, придут еще — вот и поговорим, — усмехаясь, решила Елена Давыдовна.

Шапочку, как непосредственный повод для предстоящего общения, она сберегла в кармане кофты.

11

Мальчик был хорошенький, как ангелочек. Голубоглазый, розовощекий, с блестящими золотыми волосами, подстриженными в кружок, как у сказочного Иванушки. Эта фольклорная прическа умиляла обслуживающий персонал ВИП-зала тем более, что мальчик-то был не наш, а заграничный, из самой Америки!