Маша Стрельцова - Записки падшей ведьмы
— Так он же закрытый уж который год, мы туда даже и не заходим, — озадаченно молвил Буйвол.
— Именно, — кивнула я. — У одной моей знакомой что — то сильно заразное муж из командировки привез, так потом санэпидемстанция к ней приехала и все — все в квартире залила какой — то клейкой жидкостью, она потом воняла на весь квартал и отмыть ее не удалось. Дезинфицируют они так. Так ей потом пришлось всю мебель выкидывать и капитальный ремонт делать, а жила она все это время у мамы.
— Господи, — схватилась за сердце Аллочка. — Ты что, с ума сошла? Да у меня мебель и ремонт знаешь сколько стоят?
— Так это не мне, эт санэпидемстанции объяснять будете, — пожала я плечами.
— А чего муж твоей знакомой из командировки — то привез? — тихо спросил Буйвол.
— А не знаю, она не говорит, — честными глазами посмотрела я на него.
— Так! — решительно сказала Аллочка. — Никакой санэпидемстанции мне в моем доме не надо. Ясно?
— Ясно! — закивал головой Буйвол. — А если заразное все же?
— Вылечим! — туманно, но оптимистично пообещала я.
— Кушать подано! — завопила с крыльца Светка.
— Уже? — спросили мы хором. Времени с принятия ее на должность поварихи прошло всего — то ничего.
— Уже! — улыбнулась она.
— Иди, Дениску позови, — подтолкнул меня Буйвол.
— А он спит и велел не будить, — ответила я.
— Ну ладно тогда, потом как проснется, пожует чего, — бросил дедок и рысцой направился в столовую. Я пошла за ним следом.
Еще из коридора Буйвол начал зычно вопить:
— А что, Светулька, у нас седни на ужин?
Чего — то он к поварихам неровно дышит. Прошлая была Верунька, эта же, не успела снять фартук горничной, как превратилась из Светки в Светульку.
— Не «сёдни», а «сегодня», — строго поправила его Аллочка.
— Извини, мать, — чмокнул он ее в макушку и снова завопил в сторону кухни: — Так чем порадуешь?
— Борщ у меня на ужин и тефтельки с картофельным пюре, — Светулька появилась с большим подносом, направляясь в столовую.
— Так быстро успела сготовить, что ль? — удивился дедок.
— Долго ли умеючи, — усмехнулась та.
— Молодец! — уважительно поглядел он на нее.
За ужином Буйвол наворачивал за обе щеки и знай похваливал:
— Ну, Светулька, ну угодила! Прямо как Верунька готовишь, только побыстрее! А ну-ка, налей добавочки!
Светулька радостно улыбалась и слегка краснела.
Я понюхала тарелки, с грустью отметила что новая повариха так же как и прежняя без меры кладет приправы. Ну да ничего. Это даже и к лучшему, что я уже который день почти ничего не ем — колдовство на пустой желудок удается лучше. Однако я улучила минутку и договорилась со Светой, что в моей тарелке с завтрашнего дня ни чеснока, ни лука не будет. С Верунькой фиг бы я договорилась.
Как все славно — то складывается, а то я скоро с одного чая совсем отощаю! Нет слов, на фигуру это хорошо влияет, но вот характер у меня поганый стал. Нафиг я Буйвола с Аллой стращала санэпидемстанцией? По вредности! Потому как некормленая была и нервная.
— Спасибо, все было очень вкусно, — вежливо поблагодарила Аллочка и встала из-за стола.
Я случайно глянула в окно и увидела багряное закатное небо.
— Ба-атюшки! — вскочила я.
— Чего это с тобой? — осведомился Буйвол, облизывая ложку.
— Колдовать пора! — бросила я на бегу.
— Ну-ну, — хмыкнул он.
Я обернулась на пороге столовой и твердо пообещала:
— Через полчаса Денис Ленку забудет, как прошлогодний сон. Слово даю.
— Посмотрим, — бросил он.
Я кивнула и побежала на кухню.
— Свет, дай перца, льда и мака. И воды покупной бутылку, — попросила я повариху.
— Ой, слушай, я и не знаю еще где что лежит, — развела она руками и полезла в холодильник. — Ага, вода есть, лед тоже вижу…
Так мы совместными усилиями прошарили кухню и нашли все требуемое. Я схватила ингредиенты в охапку и рванула на второй этаж.
Денис спал в тоже же позе, что я его оставила. Я осторожно убрала темную прядь со лба и слегка коснулась губами его губ. Я хотела понять — что это такое — целовать своего мужа. Как — то было странно что вот он — человек, с которым я буду жить всю отмеренную мне богом жизнь, ежедневно в течение многих лет он будет рядом, у нас родятся дети…
Странно это все было осознавать…
Встряхнувшись, я приступила к колдовству. Первым делом я заговорила на верность мак, несколько крупинок насыпала в ботинки, остальное отложила — завтра велю Светке пирог для Дэна с ним испечь.
Потом кинула в кружку с родниковой водой кусочки льда и сделала наговор на остуду. Когда растает лед — растает и вся нежность Дениса к Ленке. Вообще все хорошее из его души к ней — уберется.
И напоследок — я заговорила красный перец на жгучую любовь и осторожно сдула щепотку на лицо Дэна. Проследила, как мельчайшие оранжевые пылинки осели на его кожу, он их вдохнул и громко чихнул.
— Что за черт? — бормотнул он.
Я неторопясь намочила полотенце в остудной воду и протерла его лицо.
— Блин, холодно ведь! — вопил он из-под ткани.
Я молча улыбалась.
Вот и все, Ленка…
Нет больше у тебя мужа.
Я отняла полотенце от лица Дэна и посмотрела на него. Глаза у него были немного сонные, но это не мешало ему внимательно смотреть на меня.
— Что это было? — спокойно осведомился он.
— Я тебя умывала остудной водой, — пояснила я. — Чтобы не тосковал по Ленке.
— А с чего бы это мне по ней тосковать? — улыбнулся он, глядя на меня каким то очень мужским взглядом.
Я кивнула.
Все правильно.
Вылеченный от тоски обычно не понимает, чего он так страдал раньше. Он совершенно равнодушно смотрит на былой объект страсти, и ничто в его душе не дрогнет. Ничто не потянется…
Денис осторожно взял мою руку и приложил ее к своей щеке.
Я молча и печально улыбнулась.
Было что — то хрупкое в этом моменте — моменте, когда я поменяла судьбу этого парня.
Его губы слегка коснулись тыльной стороны моей ладони.
Я с материнской нежностью погладила его по голове ладошкой, смоченной в остудной воде.
Он прикрыл глаза и уткнулся в мою руку. Я чувствовала его дыхание кожей, чувствовала его неуверенность, чувствовала как зарождается в его душе новая нежность и новая страсть, чувствовала его боль от этого и его радость.
— Ну что с тобой? — ласково спросила я.
Он открыл глаза и шепотом, словно боясь нарушить хрустальную ясность между нами, сказал:
— Я тебя, кажется, люблю…
Я устало кивнула и опустила голову, не в силах выдержать его слегка нахмуренный, слегка изумленный, но несомненно полный смущения и нежности взгляд.
«Не обижай его хоть», — вздохнул внутренний голос.
«Я в ответе за него теперь», — резче, чем следовало, оборвала я его.
Колдовство свершилось.
Ночь мы провели с ним вместе. Наша вторая совместная ночь — отметила я про себя. Вот только теперь все было по-другому. Секса не было. Сидя на постели и прижавшись друг к другу — мы разговаривали. Нам было интересно и уютно, обсуждали какую — то чепуху и улыбались как два идиота.
В пять утра мы на цыпочках прокрались по дому и вышли погулять в предрассветный сад.
— Я тебе сейчас что — то покажу, — заговорщицким шепотом сказал он.
— Ну? — заинтересовалась я.
И он привел меня к раскидистому дереву с западной стороны дома.
— Видишь яблоньку? — шепнул он.
— Ну! — снова повторила я.
Он пошарил в ветвях, отломил одну и протянул мне.
— Так то не яблонька…, — протянула я, отрывая с веточки вишню.
— Яблонька, — упрямо сказал он, пошарился в ветвях с другой стороны и протянул мне новую ветку.
— Как не яблонька, если на ней виш… ой! — изумилась я. На этой веточке была черемуха.
— Сюрпрайз! — улыбнулся он. — Это моя гордость, я в детстве мичуринцем был, вот и напрививал на яблоньку кучу всего. Тут еще облепиха, ирга, смородина, и все разных сортов.
— Господи, первый раз такое вижу.
Я была действительно поражена.
Подошла к стволу и потянула руки вверх, ощупывая веточки в предутреннем неверном свете.
А сзади меня обнял Дэн.
Я замерла, чувствуя непонятную робость.
— Не надо! — пискнула я.
Он крепче обнял меня, прижался щекой к моей макушке и в который раз шепнул:
— Я тебя так люблю…
— Да я знаю, — вздохнула я.
— Я зря к тебе со своими чувствами, да? — невесело усмехнулся он и отпустил меня. Сел прямо на землю под своей чудо — яблонькой и обхватил себя руками. — Извини. Я забыл, что у тебя уже есть парень.
— Какой парень? — вырвалось у меня.
— Который считает, что тебе нужно похудеть, — усмехнулся Дэн, внимательно оглядывая мою фигуру.
— Да я так ляпнула, чтобы твой отец ко мне за обедом не прикапывался!
— Парня нет? — в упор спросил он.
— Да кому я нужна, — в припадке честности созналась я. Обычно я этого не люблю говорить. Но из песни слов не выкинешь — мне скоро тридцать, подружки замужем, а я словно в монашки собралась. И не от моральной стойкости, а потому как вариантов нет. Грустно это.
