Лев Корсунский - Игрек Первый. Американский дедушка
— Я хочу Алевтину! — капризно повторила избалованная девочка.
— Алевтины не существует!
Неожиданно Игрек открыл чокнутой правду.
Но верят только вранью. Это Игрек уже успел усвоить в Воробьевке.
— Неправда! Она живет в Воробьевке? Я туда хочу!
«А я хочу с тобой в постель!» — у Игрека хватило ума не обнародовать тайные желания.
Впрочем, у него так топорщились брюки в срамном месте, что тайное давно стало явным. Сначала барышня по наивности подумала, что в штаны к нахалу забралась мышь. Но то, что он с гордостью продемонстрировал, вызвало у Ирины легкое омерзение, вполне сравнимое, кстати, с тем, что она испытала бы, выскочи из ширинки психа живая мышка.
— Алевтины в Воробьевке нет!
— Где же она?
— Алевтина везде… — не солгал Игрек.
И даже возбудил у желанного существа интерес к своей особе.
— Алевтина везде? — в задумчивости повторила Ирина. — Ты морочишь мне голову!
— Ты мне тоже!
— Разве я тебе не доказала, что вижу чужие сны?
— Конечно, нет!
— Как же я узнала про твой секс с Алевтиной? — безмятежно поинтересовалась девушка, как бы не замечая взвинченности психа.
Ирина опустила глаза, чтоб самолюбивый нахал не разглядел в них победного блеска.
«Ничего не понимаю! — затосковал Игрек. — Я такой обольстительный! Люська не врет, что у нее трусики становятся мокрыми, когда она видит меня голым. Правда, она имеет в виду мою жопу, когда делает уколы…»
Проверять на балерине обольстительность своей попы Игрек не стал. Он ощутил, что связан с Ириной множеством паутинок. Долговязый осторожно попробовал их как бы на разрыв, опасаясь спугнуть удачу. Смешные страхи! Глюк забыл, что паутинки по его воле становятся крепче канатов. Но разорвать их может неосторожное слово или дурацкий жест. Чего стоила, например, недавняя демонстрация глюком своей мужской гордости! После такого знака доверия между ним и Дюймовочкой осталась выжженная земля!
Долго противиться искушению испытать свою силу Игрек не умел. Всегда был первой жертвой прихотей поселившегося в нем беса.
* * *Изысканная балерина сняла с серванта хрустальную вазу и с обворожительной улыбкой протянула гостю:
— Сделай сюда пи-пи… Я прошу тебя.
— Неудобно… — якобы замялся Игрек, хотя испытывал потребность в неприличном поступке.
— Я прошу тебя, милый. Твоя дивная пиписька в вазе меня возбудит…
— Только ради тебя!
Долговязый проделал требуемое, испытывая воодушевление от того, что барышня была в его власти.
— Очень красиво! — восторженно оценила Ирина результат.
Дылда не стал спорить. Наполнившись зеленоватым содержимым, хрусталь в самом деле очень выиграл.
— Поставь, пожалуйста, вазу на место, — попросила балерина.
— В туалет?
— Такую прелесть! На сервант.
Сладострастный бес лихорадочно зашептал Игреку:
«Пусть девчушка разденется! Ее пипочка уже мокрая! Все пройдет, как по маслу! Она кончит сразу, как только ты воткнешь свой цветок в ее вазу!»
«Заткнись, скот! — грубостью Игрек охладил горячность беса. — Я делаю, что хочу!»
«Ты этого хочешь!»
«Я хочу этого не хотеть!»
«А хочешь еще сильней!»
«Чтоб ты сдох!»
Подлая тварь обиженно поджала хвост, оставив Игрека своими заботами. Одержав верх, Долговязый поспешил воспользоваться плодами легкой победы — отпустил вожжи. Так он ощущал свободу, которую дал бедной пташке.
Вырвавшись из клетки, та сразу же взмыла в поднебесье, став для птицелова недосягаемой.
5.Ирина очумело воззрилась на психа.
Стоило ей на минутку присесть в кресло, как она уснула. И сон ей привиделся идиотский! Будто она очень захотела по-маленькому. Покинуть гостя благовоспитанной барышне мешал этикет, но она нашла достойный выход из пикантной ситуации. Взяла антикварную хрустальную вазу и, не таясь, сделала в нее пи-пи. Нимало не смущаясь неожиданным поступком, артистическая натура водрузила наполненный сосуд на прежнее место.
Раздосадованная дурацким сном, который объяснялся лишь физиологическими причинами (Ирине хотелось в туалет), а никак не аморальными, обнаружила, что помешанный вылупился на нее с таким видом, будто подсмотрел ее сон.
Ирина поежилась: не дай бог, если кто‑нибудь, кроме нее, обладает даром соглядатая чужих снов!
Взгляд балерины, скользнув по комнате, споткнулся о вазу, до краев наполненную желтовато — зеленоватой жидкостью.
«О боже! — обомлела Ирина. Если б она не сидела, то упала бы, где стояла. — Я к тому же еще и лунатик!»
«Но лунатики действуют при луне!» — спохватилось несчастное существо.
«Могут хоть при солнце, главное — во сне!»
«Неужели я пописала при этом нахалюге!»
«Невозможно! Это случилось ночью! Могла ли я до сих пор не заметить вазу, полную мочи?»
«Несомненно. Я ни разу не подняла на нее глаз!»
Взгляд Игрека невольно обратился к предмету переживаний небесного создания.
Окаменев от стыда, Ирина осознала: скрыть грех уже не удастся.
«Скорей — в окно!»
Вместо того, чтобы осуществить сумасшедший замысел, Ирина со светской улыбочкой поведала гостю:
— Не знаю, что делать с бабушкой! Всегда выставляет свою ночную вазу на всеобщее обозрение!
— Красиво! — согласился Игрек. — А, может, это ее хряк отлил?
Ирина оказалась во власти безумца, о чем не подозревала. Иллюзия свободы тешила ее.
«Эта гордячка голой пройдется по нашему Бродвею, если я захочу! — Игрека заколотило от восторга. — Я могу ей вставить между ног цветок! Я все могу! Она моя раба! Но даже не узнает об этом! Я король! Девчушка будет называть меня „Ваше величество, Игрек Первый!“ Я могу… я могу…» — безграничные возможности поставили повелителя в тупик.
«Не желаю!» — усилием воли Игрек Первый оборвал паутинки, связывавшие его с балериной, превратившись в безымянного, бездомного юродивого. Утратив власть над хорошенькой барышней, Игрек обрел свободу. Став независимым от беса сладострастия, Долговязый мог позволить себе любые мечты. Как каждый смертный.
* * *— Пойдем в Воробьевку! Я хочу увидеть Алевтину! — девушка из чужого сна поселилась в Ирине.
«Если она и впрямь ведьма, то вселилась в меня! Ведьмы это умеют! Умру, если не поцелую ее! — в любовном бреду Ирины проскальзывали трезвые мысли: — Воробьевка плачет по мне!»
— Ты здорова. Тебе нечего делать в дурке!
— Я здорова?!
Только сумасшедший мог оскорбиться тем, что его признают нормальным. Веское доказательство безумия девушки на Игрека не произвело впечатления.
— Ты видишь свои сны, а не чужие! — все в глюке противилось появлению чокнутой балерины в дурдоме.
«Только ее там не хватало! Узнает, что Тины больше нет, сама жить не станет!» — Игрек заглянул Ирине в душу.
Впрочем, и на лице балерины было написано:
«Умру, если не увижу Алевтину!»
От зловония бабушкиного снадобья Игрека замутило.
Ирина зачем-то вливала ему в рот снотворную микстуру, вызывающую сексуальное возбуждение у кабанов.
— Сейчас ты убедишься, что я самый настоящий глюк!
От близости желанного тела блудливый бес в мальчике вновь пробудился, вильнул хвостом и бесстыдно схватил его за гениталии.
«Она твоя!» — задыхаясь, шепнуло распутное животное.
6.Тараканья микстура сделала свое дело.
У Игрека в руках появилась фарфоровая статуэтка румяной танцовщицы с трюмо. Присмотревшись к ней, глюк убедился, что это маленькая Ирина.
«Я еще не сплю! — успокоил себя Долговязый. — Я себя контролирую!»
Игрек услышал легкий вздох.
Статуэтка оказалась живой, излучающей тепло. Глазками заморгала, ротик разинула, язычок высунула.
«Бывает!» — не желая отдаваться во власть химер, заключил Игрек.
Неловко повернув крохотную Ирочку, неуклюжий глюк нанес ей урон. Бальное кружевное платьице съехало на пол, и в руках у Игрека оказалась голенькая балерина. Она кокетливо улыбнулась и сделала губы бантиком, как для поцелуя. Все интимные места у нее, в отличие от обыкновенных кукол, наличествовали.
«Таких крох в жизни сколько угодно!» — не желая признаваться себе в том, что спит, упрямился Игрек.
Щекочущее дыхание куколки на груди глюка открыло ему: он совершенно обнажен. Далее противиться вожделению дылда не мог.
Когда фаллос Игрека вошел в крохотную Ирочку, она жалобно пискнула: «Ку-ку» и лопнула, как мыльный пузырь.
* * *Открыв глаза, спящий успел заметить на лице Ирины следы брезгливости, вызванной его гнусным сновидением.
Игрек намеревался отречься от срамного сна, но Ирина ни в чем его не обвиняла.
Кисейная барышня без всякого стеснения стянула с себя платье, оставшись в трусиках и бюстгальтере. Не обращая на обалдевшего парня никакого внимания, Ирина избавилась и от этих изысканных тряпочек, ласкавших глаз созерцателя. Впрочем, тайна, сокрытая за ними, пленила Игрека еще больше. При том, что он не мог отделаться от стыда, будто подсматривал за девушкой. Ирина раздевалась не для него. Она не желала Долговязого, но и не выказывала отвращения к возможной близости с ним. Девушка попросту забыла о его существовании, поэтому наблюдатель ощутил себя скверным мальчишкой, приникшим к замочной скважине.
