Дарья Донцова - Букет прекрасных дам
Я взял ее тощую, морщинистую лапку и произнес:
— Дорогая тетя Кока, вы всегда были для меня второй матерью.
У нее отвисла челюсть так, что стали видны безупречно сделанные коронки.
— Как ты меня назвал?
— Ах, простите, — пробормотал я, ласково заглядывая ей в глаза, — извините, ради бога, но, когда вы называете меня Вава, в душе мигом оживают воспоминания о счастливых днях детства. Вижу вас, молодую и красивую, лет сорока, не больше… Вы, держите меня на коленях и говорите: «Вава, дорогой…» Это мои лучшие воспоминания, боже, как хорошо быть ребенком! Одним словом, когда я слышу детское прозвище Вава, изо рта помимо воли вылетает: «тетя Кока». Простите великодушно меня, дурака!
Кока побагровела. Лев Яковлевич, стоящий возле нас с фужером коньяка, прикусил нижнюю губу. Но тут, на счастье, подскочила Николетта и начала:
— Ва…
Я улыбнулся ей.
— Слушаю тебя.
— …нечка, — неожиданно закончила матушка, — сделай милость, открой форточку.
— С удовольствием, Николетта, — ответил я ей и пошел к окну.
Резкий, холодный ветер ворвался в комнату, Лев Яковлевич чихнул.
— Вава, — рявкнула Николетта, — просила же, слегка! А ты распахнул всю, немедленно прикрой, мороз ведь.
— Хорошо, мамочка! — гаркнул я.
Матушка просто посинела от злобы и исподтишка показала мне кулак. Я сделал мину идиота: дескать, извини, дорогая, будешь называть меня Вавой, получишь соответственно в ответ «мамочку».
Впрочем, метод оказался действенным не только в отношении маменьки, когда Кока в очередной раз крикнула:
— Вава!
Я тут же отозвался:
— Бегу, тетя Кока!
Одного часа хватило, чтобы милые дамы поняли: теперь лучше звать меня Ваней, Ванюшей, Ванечкой, Жаном, Джоном или Хуаном. Словом, любым производным от имени Иван, но только не Вавой.
Когда я в прихожей подавал Люси шубку, на этот раз не соболью, а норковую, Лев Яковлевич вышел в прихожую и рассмеялся:
— Ну, Вава!
Я искренне люблю профессора Водовозова, он милейший, интеллигентнейший человек, и до сих пор я ни разу не слышал от него дурацкого имени Вава. Понимая, что он шутит, я улыбнулся и бодро ответил:
— Да, дядя Лева…
Водовозов рассмеялся так, что на глазах его выступили слезы. Потом он вытащил из кармана пиджака безукоризненно белый платок и произнес:
— Меня можешь звать хоть дедушкой, ей-богу, мне все равно, но с дамами ты ловко расправился. Тетя Кока! Я думал, она лопнет от злости. Молодец, давно пора было поставить их на место.
Внезапно он обнял меня и похлопал по спине. Я вдохнул запах его одеколона, такой знакомый. Лев Яковлевич всегда пользовался только одним парфюмом, болгарским лосьоном после бритья «Черная кошка». Во времена моего детства это был один из немногих доступных ароматов для советских мужчин. Впрочем, за зеленым флаконом с черной пробкой надо было не один час отстоять в очереди. Но Лев Яковлевич всегда хорошо одевался и имел безукоризненный вид. Странно, однако, что он не женился, хотя, наверное, у него случались любовницы, но к нам в дом он всегда приходил только с шикарным букетом или коробкой конфет, тут же дарил «сувенирчики» маменьке.
Весь вечер я усиленно изображал, что при звуках клички Вава мигом оказывался в прошлом, но на самом деле никаких воспоминаний прозвище не навевало. Зато сейчас, вдохнув аромат «Черной кошки», я незамедлительно оказался в начале семидесятых. Память услужливо подсунула картину.
Вот я, маленький мальчик, в вельветовых штанишках, стою в прихожей, между шкафом и вешалкой. Веселая, смеющаяся Николетта в эпатажных по тем временам черных клешеных брюках распахивает дверь. На пороге появляется Лев Яковлевич с огромным букетом.
Матушка заламывает руки:
— Лева! Шарман! Розы! Где только достал?!
— Ради тебя, дорогая, я способен на все, — улыбается профессор.
Правда, не знаю, был ли он в те годы профессором или простым доктором наук.
— Красота, — тараторит Николетта.
Водовозов наклоняется и целует маменьку, но не в щеку, а чуть ниже, в шею.
— Лева! — багровеет маменька и указывает глазами на меня.
— Ванюша, — ласково зовет Лев Яковлевич, — иди сюда, мой ангел.
Я подбегаю и получаю набор оловянных солдатиков и поцелуй. От щеки Водовозова резко пахнет «Черной кошкой».
Вернувшись из прошлого, я впервые удивился, неужели у Николетты было что-то со Львом Яковлевичем. Впрочем, сейчас уже все равно, и моя любовь к старику от этой неожиданной догадки не станет меньше.
Я повез Люси на «Первомайскую». Когда девушка исчезла в подъезде, я закурил и бездумно уставился в окно. Может, надо рассказать Люси о том, что ее любовник — мерзавец, ищущий богатую невесту? Впрочем, она не поверит. И вообще, это не мое дело, сами разберутся, хватит того, что я помог им встретиться. Ну бросит Люси Севу и что? Кому она нужна? А так, может, найдет свое счастье. Станет создавать себе условия для написания гениальной книги, родит ребенка…
Я сунул окурок в пепельницу и покатил домой. Проведу спокойно два часа в компании Рекса Стаута, вчера остановился на самом интересном месте, потом доставлю Люси назад и со спокойной совестью лягу спять, завтра предстоит трудный день.
Глава 19
Ровно в десять я был в здании строительного техникума. У учащихся сейчас в самом разгаре занятия, и в коридорах стояла гулкая пустота. Я пошел по длинному коридору, украшенному стендами с замечательными лозунгами: «Безопасность — дело каждого», «Строитель — главное лицо города» и «Хорошая профессия — верный путь к успеху».
В учебной части тосковала девчонка лет двадцати.
— Ищете кого? — спросила она, откладывая томик в яркой обложке.
Я машинально прочитал «Любовь в джунглях» и сразу понял, как следует действовать.
— Скажите, пожалуйста, Рая Яковлева тут учится?
Девушка окинула меня взглядом, потом включила компьютер, пощелкала мышкой и лениво процедила:
— Здесь, а вам зачем?
Я опустил глаза вниз.
— Осознаю, что выгляжу смешным, но я встретил Раю у общих знакомых и полюбил с первого взгляда.
Девчонка с интересом уставилась на меня. Я продолжал вдохновенно врать:
— Понимаю, конечно, что не совсем подхожу ей по возрасту, но я очень богат, владею домами, пароходами, банками… На днях сделал Рае предложение.
— Повезло же ей, — вырвалось у собеседницы, — вечно другим счастье.
— Она мне не сказала ни «да», ни «нет», — несся я дальше, — обещала подумать и исчезла. Не звонит, просто пропала. Сами понимаете, что я нахожусь в безумной тревоге, вот и решил разыскать ее. Дайте, пожалуйста, ее адрес.
Раскрасневшаяся девица уставилась в монитор.
— Раиса Яковлева живет в общежитии, — пробормотала она.
— Знаю, — печально сказал я, — вы мне подскажите, где оно находится… И еще в какую группу ходит Раечка?
— В пятую, на первом курсе, — протянула девчонка, — а проживает по адресу: Лазурная, четыре, комната двенадцать. Впрочем, комната, может, и не та, девчонки все время меняются.
— Спасибо, дорогая, — проникновенно сказал я и в порыве истинного вдохновения добавил: — Вы спасли меня от самоубийства.
Выйдя в коридор, я закурил и, не в силах удержаться, рассмеялся. Оказывается, от вранья можно получать удовольствие, и потом, изображать из себя идиота очень легко. Наверное, во мне ожили спавшие до сих пор гены Николетты.
На всякий случай, понимая зряшность своих действий, я заглянул в аудиторию, где непрожеванными кусками глотали знания молодые люди, решившие получить профессию строителя. Раи на занятиях не было, впрочем, Катя Кисина также отсутствовала, и никто из одногруппников не сумел точно ответить, когда в последний раз видел девчонок.
— Катька, кажется, вчера приходила, — протянула рыженькая девушка, похожая на перепелиное яичко.
— Нет, в среду вроде, — пробубнила другая, смахивающая на таксу, — а Райка вообще давно не показывается, заболела небось.
— Что же вы такие невнимательные, — укорил я собеседниц, — подружка не ходит на занятия, и никто не забеспокоился? Может, лежит в общежитии на койке и умирает, нехорошо как-то.
«Такса» хмыкнула:
— Мы сами из общежития, Райки там давно нет.
— Они с Катькой квартиру сняли, — пояснила рыженькая.
— Может, к матери двинула? — пробормотала «такса». — Оголодала совсем и помчалась на откорм! Я сама, когда обалдею от макарон, к маме еду. Поем нормально недели две, и порядок.
Ругая себя за глупость, я побрел в учебную часть и грустно сказал девице с любовным романом:
— Ее нигде нет.
Девчонка посочувствовала:
— Уж и не знаю, чем помочь!
— Может, к родителям поехала, небось у вас адресок имеется…
Девица заколебалась, ей явно было запрещено разглашать сведения, но я молитвенно сложил руки.
