Игорь Чубаха - Тайна Черного моря
Его можно было понять — первый день на воле. И богатенькие корефаны решили отметить возвращение братка кардинально. Показать некоторое время отсутствовавшему, как изменились житуха и вольный город Питер. Предъявить самый крутой городской кабак, стилизованный под места не столь отдаленные.
Бдительный вертухай Семенов, по стилю заведения облаченный в форму ВВ с красными погонами, перестает стучать головой не сумевшего расплатиться клиента о стену, украшенную плакатами с автографами групп «Петлюра», «Лесоповал» и «Сектор Газа». Клиент по стене сползает вниз. То-то же. Небось решил (клиент, в смысле), что раз кабак под тюрягу сработан, то можно на двести тыщ «деревянных» покутить. Нет, шалишь. Я ради тебя, засранец, поганить плакат Михаила Круга не стану.
Бдительный вертухай Семенов заступает дорогу собравшемуся войти в элитный ночной бар «Кресты» потрепанному посетителю в мятом плаще, в низко надвинутой на глаза жеваной шляпе. Посетитель этот идет спокойно, уверенно, как к себе домой, но наметанным взглядом Семенов тут же определяет: не наш, не завсегдатай. Поди, похмелиться тянет после позавчерашнего.
— Папаня, — бесстрастно говорит бдительный страж, — у нас закрыто. Санитарный день.
Папаня поднимает голову, и свет неонок, разноцветно мигающих над входом, освещает его лицо.
— Эй, дед, — вдруг говорит он и оскаливается во весь щербатый рот. — Слухай, я только откинулся с кичи — среди лепил терся. Когда в пульманы баланы чалили, из-за одного шланга богоны покурочил, но это фуфло все. Так мне один делаш на соседней лежке трекал, что у вас тут хавира клевая. Трендел или взаправду?
— А... Ну да, — отвечает цербер, уже несколько сбитый с толку — никак он не ожидал, что этот тип окажется из причисленных. И добавляет зачем-то: — Хавира-то клевая, базара нет, только вход за башли.
Лицо у папани одутловатое, морщинистое, с синеющими на носу прожилками. Ежиком топорщатся жиденькие усики. Однако взгляд устремленных на охранника водянистых глаз нагл, молод, вызывающие неподвижен; так смотрят те, кто имеет право входить, куда им вздумается. В любом, самом секондхэндовском костюме.
— Неужели? — с нескрываемой издевкой осведомляется посетитель и вынимает изжеванную спичку изо рта. Короткими, кривыми, с плохо остриженными ногтями пальцами. — И кто же мздоимец?
— Че? — не понимает Семенов.
— Кто на общаке, толкую, — благодушно поясняет посетитель, поводя спичкой в такт просачивающейся из заведения музыке.
— А... Так, это, касса, то есть общак направо. А гарде... то есть вошебойка налево.
— Спасибо... сынуля.
Посетитель легонько и несколько барственно хлопает охранника по плечу, возвращает спичку на привычное место в пасть и входит внутрь «Крестов».
Семенов поворачивается к не сумевшему расплатиться клиенту. Ах ты, козел...
Под потолком гримерной плавают синие полосы сигаретного дыма, и иногда кажется, что Вилли Токарев, запечатленный на воткнутой под край зеркала фотографии под ручку с Алисой, не удержится и наконец чихнет. Алиса накидывает на плечи черный шелковый пеньюар и, сев у зеркала, принимается смывать грим с лица и термотатуировку с живота.
— Ну, как там толкотня? — лениво любопытствует Виолетта Быстрицкая. (В миру ее зовут Таней Куколкиной, и днями работает она каким-то экономистом в какой-то совместной фирме. Выходить ей в следующий номер.)
— Фуфло, а не публика, — столь же лениво отключается Алиса. На сегодня свое она уже оттрубила. Промакивает лицо увлажняющей салфеткой, комкает ее и, не глядя, выбрасывает в мусорное ведро у соседнего стола. Попадает. — Ленивые и сонные как мухи... Козлы.
— А они всегда такие, — подает голос из-за отороченного лампочками зеркала Женька Лыкова. — Онанисты хреновы. На голых кралей поглазеть — и больше ничего не надо. Аль, кинь хрычку.
Перед Женькой на гримерном столике ненавистный «Словарь блатного жаргона»: завтра шеф устраивает экзамен.
Алиса достала из сумочки початую пачку «Жерминаль», сунула в щель между зеркалами. Зеркала могучими болтами привинчены к стене. Фиг с ним, что зал — сплошной бетон. У шефа свой бзик насчет стиля. Но уж комнаты для барышень мог бы по-человечески оборудовать.
— Держи.
— Ага, спасибо... Ниче себе, «Жерминаль»! Ну ты косишь, подруга! Шикуешь. Я про такие читала только. В «Совершенно секретно».
— Кручусь понемногу, — невнятно отвечает Алиса. Невнятно — потому что в этот момент бактерицидным полотенцем стирает помаду с губ.
— Ага, как же, — вставляет свое Виолетта/Татьяна. — Как ни крутись, а туфельки твои новенькие не меньше трехсот «бакинских» тянут. На какие шиши? Или туловищем по утрам в «Паласе» подхалтуриваешь?
Под столом Лже-Виолетты размякает и уже начинает попахивать купленная перед работой мороженая камбала. Кельнер, скотина, на просьбу положить в холодильник предложил перепихнуться.
— Да ладно вам, девчата, — миролюбиво говорит Алиса. И вздыхает. — Я ж одна живу, без мужа. Мне много не надо, вот и откладываю помаленьку на то, на се...
— Это точно, — вздыхает в ответ Женька. — С мужиками этими расходы одни, никто работать не хочет. Козлы. Аль, на сигареты. Спасибо. А слыхали, что наш бугор нового удумал? В меню поставит услугу «Шмон». Если кто закажет, мы должны будем этого козла обыскивать и хватать за причинные места.
Алиса скептически хмыкает. Не верит. Вот, например, неделю назад слушок прошел, что начальство настоящих, тех, что на Арсенальной, «Крестов» подало в суд на директора «Крестов» понарошных, а судья в иске отказал — дескать, название это не есть официально зарегистрированное, поэтому Закон об авторских правах тут не действует. Тогда разъяренное начальство пообещало водить сюда своих подопечных, для пущей схожести с прототипом... И что? Липой оказался слушок, самим шефом пущенный в рекламных целях.
— Ладно, — вздыхает в поддержку Женьки Таня-Виолетта и шумно поднимается из-за стола. — Мне на выход. Телеса оголять перед этими... козлами.
— Удачи, — выдыхают в унисон Алиса и Женька Кравцова.
Официантка Люда, ловко обогнув выставленный локоть какого-то хмыря, приближается к почти пустующему столику, задвинутому в угол зала. «Почти» — потому что все же один человек за ним сидит; человек, весьма равнодушный к происходящему на сцене, ибо отсюда ни шиша не видать.
— Пайку вмазать желаете? — без интереса интересуется официантка Люда у скучающего хмыря, кладя привычно на столик меню.
Слова «пайку» и «вмазать» даются ей с трудом. Но что делать — фирменный стиль. Сразу видно, что хмырь — не завсегдатай. Помятый, нечесанный. Даже, вызлунь, плащ и шляпу снять не удосужился.
Обычно новички меню листают с интересом. Здесь тебе и макароны «Джентльмены удачи», и баланда «Из общего бачка», и торт, фаршированный напильниками. Впрочем, новички заказывать подобное не рискуют. Выбирают обычные стейк или осетрину.
— Желаю, — отвечает хмырь. И вдюривает в нее взгляд ничего не выражающих, водянистых глаз. — Тоник без джина. Для разгона.
— Не канает. На киче тебе тоник фукать будут, — говорит Люда неприязненно. — Из безалкогольных только коктейль «Чифирь». Шестнадцать кусков.
— Заметано, — нагло ухмыляется хмырь. — А кича без меня пусть побалдеет.
— А вошебойка у нас на выходе, — говорит Люда неприязненно.
— Спасибо, — нагло ухмыляется хмырь. — Буду выходить, обязательно загляну. А ты пока, девонька, мне Алису Витальевну из гримерной позови. Знаешь такую?
За седьмым столиком дошли до кондиции. Празднующий освобождение увлеченно лепит корешам горбатого, как спал с женой начальника зоны. Корешам это до фени, они осоловело шарят глазами по сцене и непринужденно икают.
— Лохмачам с железняками корешаться запрещено, — говорит Люда неприязненно. — И я те не девонька.
— А мы и так с ней кореша, — бесстыдно ухмыляется хмырь. — С Алисой, в смысле. Толкни ей, что по надости. — И роняет между страничками меню зеленую десятку.
Несмотря на банкноту и даже не смотря на банкноту, Люда удаляется.
Алиса окидывает взглядом зал. Ага, вот он. Сидит, как американский ковбой занюханный, закинув ноги на столик, невозмутимо сосет что-то из искусственно «состаренной» алюминиевой кружки с галантно выбитым инвентарным номером. На подиум, где соблазнительно изгибается Татьяна, даже не смотрит. Сосредоточенно водит пальцем-сосиской по строчкам какой-то книжонки, какой именно — издалека не видать. На меня, чуть раздраженно думает она, он тоже не смотрел, что ли?
Подходит к столику в своем отпадном платье (черный бархат, декольте ниже некуда, юбчонка выше, некуда, туфельки — те самые, только не за семьсот, а за все штуку сто купленные, скромненький золотой кулончик за штуку девятьсот на шее); ножки — стройные, грудки — упругие, губки — призывные, взоры — томные, прическа — ветер Балтики... А на плече покачивается в такт шагам миниатюрная сумочка питоньей кожи с золотисто бликующим замочком и стальными уголками — страшное оружие в опытных руках. Вот она я, женщина-вамп.
