Дарья Донцова - Микстура от косоглазия
Вся кровь бросилась мне в голову. В нашей стране постоянно говорят о реформе образования, сетуют на малое финансирование и плохие учебники. Да не в этом дело, господи. К сожалению, в подавляющей массе у нас в школах преподают климактерические, озлобленные на весь свет тетки, не умеющие и не желающие любить детей. Такой хоть миллион долларов в месяц плати – она не изменится. И у бедных родителей остается только один выход: униженно кланяясь, носить в школу презенты, надеясь, что гарпия не станет ежедневно плеваться ядом в их ребенка.
Но я вовсе не желаю прогибаться перед Варварой Карловной! Схватив дневник и забыв попрощаться, я вылетела из класса и чуть не сбила с ног высокую девочку.
– Прости, пожалуйста!
– Ничего, – ухмыльнулась десятиклассница, – от Вороны все в ненормальном состоянии выскакивают.
– От какой Вороны? – не поняла я.
– Так от Варвары Карловны. Жутко противная!
– Абсолютно с тобой согласна, – кивнула я, – отвратительная особа.
– Учителя все такие, – отмахнулась девочка, – сволочи, скорей бы уж в институт поступить, сил никаких не осталось!
– И куда пойдешь?
– Уж не в педагогический, – скривилась она, – за всю жизнь я только одну приличную учительницу встретила, Елену Тимофеевну, она репетировала мою сестру.
Сочетание имени и отчества показалось мне знакомым, и я невольно воскликнула:
– Елена Тимофеевна Кузовкина?
– А вы ее знали? – удивилась девочка.
– Ну… у нее еще дочка есть, Аня, и внучка.
– Аня пропала, – принялась мне рассказывать школьница, – уж, наверное, год прошел. Елена Тимофеевна очень убивалась, а потом и сама… Представляете, моя сестра к ней прибежала, а та урок отменила – к ней гости пришли. Так вот: она сгорела в квартире заживо!
– Какие гости? – удивилась я. – Тебя как зовут?
– Вера Мордвинова.
– Можно с твоей сестрой поговорить?
– Зачем?
– Мне необходимо.
– Ступайте в пятый «Б», на продленке она, зовут ее Зина Мордвинова, – ответила Вера и побежала вверх по лестнице.
ГЛАВА 18
Я поплутала немного по коридорам, отыскала нужный класс и толкнула дверь, сама не понимая, зачем иду к Зине. Но кто-то просто толкал меня в спину и шептал в ухо: «Поговори с девочкой».
Зиночка, крохотная девчушка с серьезным личиком, грызла яблоко, стоя у окна. Учителя в помещении не было, и предоставленные сами себе пятиклассники отчаянно безобразничали. Я села за парту и спросила:
– И куда подевалась учительница?
– Заболела «продленка», – по-взрослому сурово ответила Зиночка, – гипертонический криз у нее, прямо с урока увезли. Директриса приходила, пообещала всех выгнать, сказала, мы ее довели. Только училка первая орать начала, потом покраснела и упала.
– Зиночка, ты занималась с Еленой Тимофеевной? – перевела я стрелку разговора на другие рельсы.
Девочка кивнула:
– Вот она хорошая была, никогда не кричала, очень понятно все объясняла. Ну почему в школе таких нет?
Бесхитростный ребенок тарахтел без умолку. Чем больше Зиночка говорила, тем больше нравилась мне Елена Тимофеевна. Впрочем, она и при первой нашей встрече сразу произвела отличное впечатление, и, оказывается, не зря. Зиночка, рассказывая о своем репетиторе, употребляла только превосходную степень. «Самая умная, самая хорошая, лучше всех знала предмет».
Елена Тимофеевна приходила к Зиночке днем, когда родители девочки были на работе. Пару раз она пожурила Зину за то, что та ест хот-доги, купленные у метро, потом спросила:
– Разве твоя мама не варит обед?
– Да стоит суп, – махнула рукой Зиночка.
– Почему же не ешь его?
– Так греть надо!
– Ах ты, лентяйка! – усмехнулась Елена Тимофеевна. – А ну, веди меня к холодильнику.
С тех пор Елена Тимофеевна, придя к Зине, сначала ставила на плитку кастрюлю с супом и только потом раскрывала учебники. А еще она умела делать брелочки из бисера, плести фенечки, всегда выслушивала Зиночку и уговорила ее мать завести собачку. Еще больше Зина любила сама ходить к учительнице. Случалось это тогда, когда болела внучка педагога. У Елены Тимофеевны дома всегда находились для Зиночки сладости и приятные сюрпризы. Зина очень горевала, узнав, что Елена Тимофеевна погибла.
– Представляете, – рассказывала пятиклассница, – я с ней в тот день так и не позанималась! Пришла, позвонила, а Елена Тимофеевна выглянула на лестницу и говорит:
– Извини, Зина, совсем Полиночка разболелась, похоже, у нее свинка. Тебе не надо в квартиру входить! Ступай домой!
Зиночка уже собралась развернуться, но тут дверь распахнулась настежь, и на площадку вылетела хохочущая девочка. Зина страшно удивилась. Полина совсем не выглядела больной, и она не была похожа сама на себя.
– А ну, немедленно домой, – раздался из квартиры голос.
– А это кто? – полюбопытствовала Зина.
– Соседка из той квартиры, – ткнула пальцем в левую дверь Елена Тимофеевна, – пришла муки в долг попросить и дочку прихватила, очень неразумный поступок. Сказала же ей, что у меня в доме свинка, ан нет, привела ребенка. А ну как заболеет? И я буду чувствовать себя виноватой. Ступай, Зина, гуляй две недели спокойно.
– У меня теперь другая учительница, – сказала грустно Зиночка, – совсем не такая хорошая!
Я вышла из школы и подошла к автобусной остановке. Постою минут пять-шесть, подожду. Если маршрутки не будет, побегу к метро, тут не так далеко, за десять минут управлюсь.
Ничего странного в рассказе Зиночки не было. Учительница попросила ее прийти к себе и отменила урок, когда узнала, что у внучки инфекционное заболевание. Совершенно нормальный поступок. Половина репетиторов поступила бы так же. А другая половина, не желая терять заработок, не стала бы принимать мер безопасности. Но, похоже, Елена Тимофеевна была не из таких. Однако почему меня «царапает» эта ситуация? Ну что в ней такого странного?
Пытаясь разобраться в своих эмоциях, я терпеливо ждала автобуса. Внезапно под стеклянную крышу вошла полная женщина, замотанная в платок, и сердито сказала мальчику, сидящему на скамейке:
– А ну встань! Не видишь, мне некуда сумку поставить?
По недовольно-гундосому голосу я мигом узнала Варвару Карловну и не удержалась от тяжелого вздоха. Теперь точно придется пешком чапать до метро, потому что мне неприятно даже стоять рядом с Вороной.
Но не успела я сделать и шага в сторону, как у бордюра притормозил «Лексус», и на тротуар, звеня цепями и сверкая перстнями, выбрался Вован, упакованный в черную кожаную куртку.
– Вилка! – заорал он. – Что ты тут делаешь?
– Стою вот, общественный транспорт жду.
– Лезь в джип, домой еду.
– Что случилось? – испугалась я. – Ты же обычно раньше полуночи не появляешься!
– Так пистолет забыл, – заорал Вован, – бросил в комнате на столе, потом спохватился! Не дай бог, Кристина заинтересуется, возьмет посмотреть, а ствол заряжен! Залезай скорей!
Я вскочила в джип и посмотрела в тонированное стекло. Варвара Карловна, забыв поставить на скамейку туго набитую торбу и раскрыв рот, смотрела мне вслед.
Дома я сказала Кристине:
– Ворона – чудовище!
Девочка хихикнула.
– Но в одном она права, – продолжала я, – ты, к сожалению, пишешь с ошибками.
– Ненавижу русский язык, – заявила девочка.
– Однако без него никуда, – вздохнула я, – давай наймем репетитора.
– Только не Варвару Карловну!
– Что ты, конечно, нет. У твоих одноклассников есть частные учителя?
Кристя призадумалась.
– Ну… К Лешке ходят и к Мишке…
– Поговори с ребятами, посоветуйся, и пригласим того, кто лучше. Не понравится – продолжим поиск. За свои деньги имеем право выбирать.
Кристина кивнула и кинулась за телефонной книжкой. А я побрела в свою комнату, рухнула на кровать, забыв снять тапки, и стала анализировать собранную информацию. И что я знаю? Ксюша умерла, это точно. Где Аня, неизвестно. Остается слабая надежда на то, что девушка жива, но с каждым днем она тает.
Встречаются семьи, на которые вечно сыплются несчастья. Взять хотя бы Кузовкиных. Аня росла без отца, при маме учительнице, следовательно, особого достатка в семье не было, а девочке хотелось и новых платьев, и игрушек, и сладостей. Потом пришла первая любовь, слишком ранняя беременность и… несчастье: гражданский муж, Ваня Краснов, погиб в Чечне. Бедная Анечка, тяжело ей пришлось в последние месяцы беременности. Ее подруга и соседка Лиза вспоминала, что Елена Тимофеевна не упускала случая укорить дочь, да и потом, после рождения Полины, попрекала Аню деньгами, хотя внучку полюбила от души.
Впрочем, может, Елене Тимофеевне было просто стыдно за то, что Аня «принесла в подоле», и потом, педагогам свойственно постоянно воспитывать домашних. Ну неймется им, не умеют просто жить в семье, вечно всех строят, поучают. Может, то, что Лиза принимала за ругань, было привычным учительским брюзжанием? Похоже, Елена Тимофеевна была добрым человеком, вон как хорошо вспоминала о ней Зиночка. А пятиклассников трудно обмануть, они на пять метров под землей почуют фальшь.
