Наталья Александрова - Три мужа и ротвейлер
— Какой еще препарат? — удивилась я. — Понятия не имею ни о каком препарате.
Как видно, бандит был человеком дела, не зря выбился в главные. Я даже не успела ничего сообразить как он шагнул ко мне и залепил такую оплеуху, что у меня клацнули зубы. Было очень больно и унизительно. Но усилием воли я взяла себя в руки. В моем положении нужно было сохранять абсолютное спокойствие, только так я могла выбраться из той передряги, в которую влипла по собственному легкомыслию.
— Не хочешь по-хорошему, крикну сейчас своих мальчиков, они тобой займутся, — добавил бандит спокойно.
— Вроде бы я для таких забав не в том возрасте, — протянула я, — твоим мальчикам небось молоденьких подавай. А у меня сердце слабое, могу и не выдержать в силу своего преклонного возраста.
Он опять шагнул было ко мне, чтобы ударить, но я была начеку и успела плеснуть ему в лицо оставшейся водой из стакана.
Пока он отплевывался, я решила вступить!!? в разговор, чтобы потянуть время:
— Может, ты все же объяснишь толком, что от меня требуется? Как-то я в толк не возьму, кто вы такие и зачем меня сюда привезли.
— Твой старик, — начал Корень, обтерев лицо, — уже не знаю, кем он тебе приходится, тот еще был жук.
Я хотела сказать, чтобы он не смел говорить гадости про Валентина Сергеевича, но пока промолчала, а бандит довольно связно изложил мне историю препарата, то есть как он ее понимал. А понимал он ее так, что старик, то есть Валентин Сергеевич, изобрел что-то такое, что помогает читать чужие мысли, и даже можно внушить, например, простому обывателю, чтобы он, допустим, сам отдал тебе свой кошелек. То есть именно так все понимал тот самый амбал, который принес мне стакан сырой воды. А главный бровастый бандит был, конечно, тоже весьма недалеким человеком, но мыслил шире, то есть он понимал, что препарат можно выгодно продать. И даже, я думаю, уже принял на этот счет кое-какие меры, то есть договорился кое с кем. Я все это знала из записок Валентина Сергеевича, но сделала вид, что впервые слышу о существовании препарата.
— И вы, стало быть, послали ко мне эту старую дуру Луизу, чтобы она рыскала по углам? — я сделала вид, что догадалась. — И потом ее убили?
— Мы ее не трогали, — поморщился Корень, — черт ее знает, что с ней случилось.
— Так с чего вы взяли, что я что-то знаю про препарат? — напомнила я. — В квартире его нет, кроме Луизы ваш.., этот, с телефонной станции, искал, и еще по поводу обмена приходили какие-то козлы…
— Вот, насчет Еремеева, — оживился бровастый, — как раз все сходится. Ты его пришила, больше некому. Еремеев следил за тобой, потом сказал, что нашел тайник старика, а потом — все.
— Раз уж у нас пошел такой откровенный разговор, то не буду отрицать. Только это не я, а Гораций, он спихнул его в подвал. Еремеев сам виноват: не надо женщине пистолетом угрожать. Гораций все-таки служебная собака, вот и среагировал.
Я нарочно была с бандитом так откровенна, потому что в голове у меня созрел определенный план — как спастись из этой конуры.
— Так где то, что ты забрала из тайника? — наступал на меня Корень.
— Во-первых, с чего ты взял, что там, в тайнике, был именно препарат? — кротко спросила я. — Насколько я знаю, покойный профессор был серьезный ученый, и не мог спрятать лекарство чуть ли не на помойке.
Дом старый, заброшенный, может рухнуть, или вода в подвал попадет. Опять же бомжи придут, найдут.
На самом деле Валентин Сергеевич выбрал очень крепкий дом, и подвал был каменный, сухой, но Корень, похоже, мне поверил.
— Так вот, — продолжала я, окрыленная успехом, — там в тайнике был ключ и маленькая такая записочка, какую дверцу это ключ открывает. Я тогда про препарат и понятия не имела, но посчитала, что раз Валентин Сергеевич так тщательно все спрятал, стало быть, ключик имеет ценность. Ну и прибрала его в укромное место. Судя по всему, этот ключ от абонентского ящика на почте, а сама почта находится где-то в центре города. Уж не знаю, почему профессор выбрал это почтовое отделение, возможно, у него там кто-то знакомый работает.
— Говори, где это все! — бровастый утомился моим многословием.
— В надежном месте! — многозначительно произнесла я:
— И не в одном, а в разных.
— Говори, а то хуже будет! — Он потерял терпение.
— Ну я тебя умоляю! — протянула я. — За полную дуру-то не надо меня держать.
Если я тебе расскажу, где это лежит, сколько я проживу? Так зачем мне это делать? А если ты станешь меня пытать, то еще раз повторяю — у меня сердце, так что как бы чего не вышло.
На самом деле сердце у меня было здоровое, но главный бандит побоялся это проверить — не хотел рисковать.
— Давай так сделаем, — продолжала я, по возможности спокойно. — Мне этот препарат и даром не нужен — одни неприятности и у меня, и у покойного Валентина Сергеевича от него были. Но мне нужны гарантии, что я отсюда выйду живой и здоровой, а также что потом вы не будете ко мне иметь претензий.
Корень усмехнулся. Я прекрасно поняла его усмешку, но сделала вид, что ничего не заметила.
— Значит, я звоню своему соседу Эрику, он в курсе моих дел. И прошу его достать эти две вещи — ключ и записку. А уже потом вы с ним договоритесь — как будет происходить обмен меня на то, что тебе нужно.
— А если мы сейчас поедем и приволочем этого Эрика сюда? — угрожающе спросил бровастый.
— Ну и что это вам даст? — подхватила я. — Эрик не знает в подробностях, где вещи.
К тому же вряд ли у вас получится с ним так же гладко, как со мной, — все же он крепкий мужчина, бизнесмен, охрана у него. А кстати, ведь утром, если не ошибаюсь, вы уже пробовали причинить Эрику неприятности…
И как здоровье того лохматого, на синем «форде», который похож на старого итальянского актера? Куда вы его отвезли: в больницу или в морг?
Корень явственно помрачнел. Не думаю, чтобы ему было жалко лохматого Волонте, но он понимал, что тот погиб не просто так, что дело вовсе не в охране Эрика, что возле препарата крутятся конкуренты.
— Кстати, не расскажешь ли — за каким чертом этому ненормальному в синем «форде» понадобилось стрелять в Эрика? Сосед, посторонний человек, ко мне, в общем-то, имеет мало отношения…
И поскольку бровастый промолчал, я утвердилась в своей утренней догадке.
— А, так значит, этот идиот, пусть ему в аду попадется горелая сковородка, целился в Горация? — вскричала я. — Имей в виду, за собаку вы мне ответите по полной программе!
— Не в твоем положении выпендриваться, — тут бандит употребил сильное выражение, которое хоть и больше подходило к случаю, но воспроизвести его я все же не решаюсь.
Я подумала немного и решила успокоиться и не злить бровастого понапрасну: он прав, в моем нынешнем положении глупо ему угрожать.
— Так что как бы вам не проколоться, — кротко продолжала я. — И еще: как только Эрик обнаружит, что меня нет дома, он сразу же обратится в милицию. Еще раз спрашиваю: тебе это надо?
Бровастый был вынужден со мной согласиться, что ему этого не надо. Но сделал он это так поспешно, что любой нормальный человек на моем месте заподозрил бы, что он собирается взять препарат, а потом прикончить нас с Эриком. Но у меня был совершенно особый план, так что я опять сделала вид, что поверила главному бандиту.
— Сколько сейчас времени? — осведомилась я, и бровастый ответил, что скоро пять.
— Ну вот, ровно в полшестого можно звонить, он вернется с работы. А теперь не могу ли я немного отдохнуть? Видишь ли, голова еще побаливает.
Он рыкнул что-то невразумительное и удалился. Я уселась на диване поудобнее и стала интенсивно размышлять. План сложился у меня в голове после того, как я прочитала мысли бровастого, вернее не мысли, а увидела мысленным взором картину того, что осталось у него в мозгу. Это, очевидно, было так: вот подходит человек к парадной и перед тем, как открыть дверь, машинально оглядывается по сторонам. И вот эту-то картину мне и удалось прочитать. Значит, бровастый стоял около парадной и с одной стороны он видел в просвете между домами зеленовато-голубую колокольню Никольского собора, а когда он оглянулся в другую сторону, то увидел опять-таки в просвете между домами старую грязно-желтую каланчу пожарной части, построенной, надо думать, еще в девятнадцатом веке. Теперь нужно было сообщить Эрику эти два ориентира, и сделать это так, чтобы он догадался обо всем. С колокольней Никольского собора было просто.
Дело в том, что Неонила, жена Артема, была художником-графиком, то есть иллюстрировала детские книжки. Работала она также немного маслом, но предпочитала акварель или темперу. На мой взгляд, неплохие были у нее картины, в основном, городские пейзажи. Но Неонила почему-то считала свою живопись занятием несерьезным и не только никогда не выставлялась, но и не показывала свои работы никому, кроме нескольких друзей. Поскольку я относилась к числу последних, то даже как-то выпросила у нее в подарок одну маленькую картиночку. Картинка эта осталась висеть в квартире Олега, как-то не предоставилось мне случая ее забрать. И изображен был на картинке Никольский собор сзади, так что как раз колокольню было очень хорошо видно. Дальше, пожарная каланча тоже была мне знакома. Когда-то давно, когда я еще была замужем за своим вторым мужем Евгением, мы были с ним в одной компании в квартире, из окон которой видна была как раз эта пожарная каланча. Помню, хозяин квартиры долго объяснял мне, что пожарная часть была построена в середине девятнадцатого века, и заодно устроил краткий экскурс в историю пожарного дела в России. Вообще, тогда был интересный вечер — уж больно много диковинных вещей было у хозяина квартиры. Мне запомнилась железная статуя рыцаря примерно в половину человеческого роста. Рыцарь был одет в настоящие доспехи, что очень впечатляло. Звали рыцаря Ромуальд.
