Люся Лютикова - Свекровь дальнего действия
Я грустно кивала в такт его словам. «От тюрьмы да от сумы не зарекайся» — в нашей стране эта поговорка актуальна во все времена. И если при социализме пойти с «сумой» по миру было довольно проблематично, потому что государство насильно устраивало граждан на работу и давало место в общежитии, то при демократии оказаться на улице — раз плюнуть.
— Но ваша мама… — начала я.
— Моя мама, — перебил собеседник, — своей жизнью задала нам, детям, необычайно высокую планку. Мы все: Ева, я и Альберт, — понимали, что никогда не дотянем до ее уровня. Она ведь родилась в глухой провинции, в маленьком белорусском селе. На всю школу был один учитель, а мать, когда приехала в Москву, поступила в Университет без всяких репетиторов и подготовительных курсов, представляете? Она безумно талантливый человек. И очень удачливый. Всё, за что она берется, обречено на успех. Где это видано, чтобы стихами можно было зарабатывать на жизнь, да еще содержать кучу родственников? А ей это легко удается. Конечно, у матери много врагов, ей завидуют, ее даже ненавидят. Ненависть началась еще в детстве. Односельчане видели, что она другая, что она лучше, выше их, и от бессилия, что им никогда не стать такими же, они решили ее наказать. Знаете, Танечка, ведь ваша свекровь родилась от изнасилования. Может, поэтому ей выпала такая тяжелая судьба?
— Подождите, — проговорила я в полнейшем изумлении, — Ева Ивановна родилась от изнасилования? А я слышала, что там случилась какая-то романтическая история в духе «Ромео и Джульетты».
— Да, такова была легенда, но когда я ребенком гостил у бабушки в селе, случайно узнал правду. Мать изнасиловали в шестнадцать лет, мне больно об этом говорить. Милиция почему-то не завела уголовное дело, а бабушка почему-то не настаивала. В этой истории много загадок…
Да уж какие тут загадки! Любому человеку ясно: чем дальше от Москвы, тем безнадежнее искать у местных властей защиту и справедливость. Дело не завели, потому что не захотели утруждать себя лишней работой. А бабушка не настаивала, потому что тогда колхозное руководство просто не выписало бы ей зимой дрова и она с детьми замерзла бы насмерть в своей хате.
— Все-таки я считаю, что вам надо показаться маме на глаза, — сказала я.
Рудольф Сергеевич покачал головой.
— Никогда!
Как я ни уговаривала, он был непреклонен. Устав убеждать упрямого старика, я решила, что это, в конце концов, не мое дело. В каждой избушке свои погремушки. Попрощавшись со сторожем и собачками, я поспешила в обратный путь в Москву.
Глава 23
Хотя время было позднее, я решила на минутку заглянуть к Сергею Чижову. Мне не терпелось рассказать ему, куда делись деньги Евы Ивановны. Мужчина должен знать: несмотря на то, что они были в ссоре, мать ради спасения его жизни отдала все сбережения, до последней копеечки. Возможно, это вызовет у Сергея еще большее чувство вины, зато наконец-то принесет определенность. Я твердо убеждена: человек должен знать правду, какой бы тяжелой она ни была.
Я набрала номер квартиры на домофоне и, по обыкновению, приготовилась к долгому ожиданию. Однако Чижов ответил быстро:
— Кто там?
Обрадованная, я зачастила:
— Сереж, привет, это Люся. Впусти меня, есть важная информация.
— О, боже, это ты?! — в ужасе вскричал Сергей. — Опять?
Я даже обиделась. В конце концов, я не заслужила такого тона, это просто невежливо. Но я не стала читать нотации, просто повторила:
— Есть важная информация.
Однако Чижов не торопился открывать дверь.
— Слушай, Лютикова, скажи честно — ты клинья ко мне подбиваешь?
Я не поверила своим ушам:
— Что?
— Клинья, спрашиваю, ко мне подбиваешь?
Я оскорбилась до глубины души.
— Больно много о себе воображаешь! Да если хочешь знать, ты вообще не в моем вкусе!
— Ага, так я тебе и поверил, — гнусно захихикал Чижов из переговорного устройства. — То-то я смотрю, что ты таскаешься сюда каждый день, как на работу.
Надо было просто развернуться и уйти, но я зачем-то принялась оправдываться:
— Я же уже объясняла, что веду расследование, пытаюсь вытащить Татьяну из тюрьмы.
— Бабы совсем обезумели, когда узнали, что я теперь холостяк, — заявил Чижов. — Повадились, словно лисицы на петуха. Одна какое-то идиотское расследование придумала, другая пироги каждый день печет. Поймите же, дурры, мне никто не нужен. Оставьте меня в покое, дайте насладиться одиночеством!
— Кто печет пироги? — в полнейшем изумлении спросила я.
— Да эта, как ее… рыжая такая, ваша с Танькой общая подружка. Элеонора.
— Элька Вилкина? — не поверила я.
— Ага, Вилкина. Проявляет сочувствие: как я тут один, без женской заботы и ласки, не отощал ли. То пироги с мясом занесет, то расстегай с грибами, еще горяченький, с пылу с жару, притаранит.
— Чижов, ты в своем уме? Элька и яичницу не сможет толком приготовить, не то что расстегай. Да и некогда ей, у нее защита диссертации на носу.
— Я не знаю, что у нее на носу, зато вижу, что у нее на лице. Там прямо аршинными буквами написано: «Хочу замуж!». Узнала, что объявился свободный мужик, и закусила удила. И ты такая же.
Вот правильно в народе говорят: не делай людям добра, не получишь зла. Чижов — на удивление неблагодарный тип! И хам к тому же. А я-то еще тратила время, делала крюк по Москве, чтобы заехать к нему. Теперь, даже если будет умолять меня, ничего не расскажу, пусть мучается неопределенностью!
Я в сердцах развернулась — и столкнулась нос к носу с каким-то мужчиной, который намеревался войти в подъезд.
— Извините, — пробормотала я, — не заметила вас.
— Пожалуйста, — приятным баритоном отозвался гражданин. Он увидел число «20», которое еще секунду держалось на домофоне, и поинтересовался: — Вы в двадцатую квартиру?
Я кивнула.
— Не открывают? Никого нет? — допытывался мужчина.
— Есть, но не про нашу честь, — пробормотала я.
— Простите? Не расслышал.
— Не обращайте внимания, — махнула я рукой, — это я о своем, о девичьем.
— Юмор, понимаю, — серьезно кивнул незнакомец.
У мужчины была располагающая внешность. Красавцем я бы его не назвала: около сорока лет, средний рост, щуплое телосложение, невыразительные, немного размытые черты лица, светло-русые короткие волосы, — но именно своей заурядностью он и подкупал. При взгляде на него возникало смутное ощущение: «мы где-то уже встречались…». Он выглядел как сосед, бывший коллега или приятель троюродной сестры, с которым она, кажется, давно рассталась, — то есть как старый знакомый.
— Просите за любопытство, вы иностранец? — спросила я. — Приехали из Европы?
Мужчина напрягся:
— По-вашему, я выгляжу необычно? Выделяюсь из толпы? Говорю с акцентом?
Я улыбнулась:
— Вы говорите не хуже диктора центрального телевидения. И ваши джинсы и футболка прекрасно гармонируют с окружающим пейзажем. Нет-нет, дело в другом, просто…
Я замолчала, не зная, как объяснить. Лично я в два счета могу вычислить в толпе европейца, но по каким признакам, даже для меня это остается загадкой.
Вы замечали, что европейцы — совсем другие? Как будто прилетели с соседней планеты. Взгляд у них такой безмятежный, словно самая большая проблема в их жизни — не удалось схватить трусы нужного размера на рождественской распродаже. Жители Европы выглядят значительно моложе российских сверстников. Большинство наших мужчин в пятьдесят лет — плешивые развалины, способные только лежать на диване перед телевизором, пить пиво и почесывать толстое брюхо. А европейские мужчины — подтянутые, с рюкзачком за спиной, утром — на пробежку, вечером — в спортзал… Или сравнить пенсионерок — наших и европейских, это же небо и земля! Российские женщины в день выхода на пенсию решают, что их жизнь закончилась, перестают подкрашивать седину, надевают войлочные сапоги на плоской подошве «Прощай, молодость!» и полностью посвящают себя внукам. Европейские же пенсионерки внуков видят раз в году, зато они носят шляпки, туфли на шпильках и регулярно делают эпиляцию зоны бикини.
В Европе, конечно, и экология лучше, и медицина качественней, и детей с младых когтей приучают заботиться о своем здоровье. Но, думаю, главная причина этой всеобщей моложавости заключается в другом: они не видели настоящих проблем! В Европе люди социально защищены, там нет такого криминала на улицах и чиновничьего беспредела в кабинетах, как в России. Пусть попробует какая-нибудь английская пенсионерка в шляпке пройти семь кругов ада, чтобы получить в нашем ДЭЗе перерасчет за горячую воду, которая в платежке наличествует, а по факту — шиш. А потом, когда ее во всех инстанциях отфутболят, пусть на своих шпильках пройдет по дорогам в колдобинах, сломает ногу и посетит местную больницу, где из бесплатных лекарств только йод. Я посмотрю, захочет ли после этого бабулька по эпиляциям скакать. Да и останутся ли с российской пенсии деньги на выдирание волос?
