Галина Куликова - Не царское дело
Похоже, Даниил растерялся:
— Не знаю, я ведь объяснил тебе, что пока лишь стажируюсь, набираюсь опыта.
— Да я помню. Речь сейчас не о тебе лично. Но ты же можешь посоветовать кого-нибудь. Вот, например, твои родители. Они ведь юристы, наверняка знают хороших специалистов. Липкина-то они знали.
— При чем тут мои родители? — заволновался Даниил. — Они юристы совершенно другого профиля. С Липкиным просто много лет поддерживали отношения, вроде как дружили. Давай я сам тебе попробую помочь. Через день-другой я позвоню, хорошо?
— Не тяни, долго ждать не буду, — пригрозила Настя, которую позабавила реакция Макарова на ее просьбу. — Телефон не потеряй.
— Сейчас зафиксирую. Знаешь, я правда рад, что ты позвонила. Обязательно постараюсь помочь.
Не успела Настя закончить разговор, как явился Лев Михайлович Дремин. По обыкновению неторопливый, представительный, с умопомрачительно красивым кожаным чемоданчиком. Помня наставления Крутова, Настя проверила, не прячется ли за широкой спиной ювелира группа гангстеров с пистолетами. Но все было чисто — Дремин явился один.
— С этим саквояжем я похож на старого земского врача, — пророкотал Лев Михайлович, кивая на чемоданчик. — Только в нем не стетоскоп, не горчичники и не клизмы, а гораздо более тонкие инструменты. Что ж, давайте, Настенька, приступим к делу. Куда прикажете сесть?
Настя провела его в комнату и сделала широкий жест, предлагая выбрать место. Удобно устроившись в кресле около письменного стола, Дремин спросил:
— Вы позволите мне взглянуть на все Верочкины украшения?
— Но вас, кажется, интересовали какие-то конкретные? — уточнила Настя.
— Безусловно, я не отрицаю. Однако на всякий случай хочу взглянуть и на остальные. Память, знаете ли… Мог что-то забыть. И если не сложно, покажите мне список, перечень ее драгоценностей.
— Лев Михайлович, никакого списка нет, — сказала Настя, вставая. — Сейчас принесу шкатулки.
— Странно, — удивился Дремин. — Я отлично помню, что у нее был список на нескольких листах. Верочка шутила: «У меня столько драгоценностей, что всего не упомнишь, приходится записывать». Вы хорошо искали?
— Не знаю, ничего в ее секретере больше не было, никаких бумаг. Да и какая разница — я вам без списка все покажу.
— Конечно, конечно, — кивнул Дремин. — Я пока подготовлю рабочее место.
Когда Настя вернулась, неся шкатулки, Лев Михайлович уже расстелил на столе мягкую серую ткань, выложил инструменты и приборчики, некоторые Настя узнала, так как видела их вчера у оценщиков в ювелирном салоне.
— Только я вам сразу хочу сказать, — быстро проговорила Настя. — Несколько вещиц я оставила своим родственникам. Так что, если вы их хотели купить, то не обессудьте!
— Настенька, я уважаю ваше право распоряжаться этими вещами, — мгновенно отозвался Дремин. — Если наши интересы совпадут — замечательно, если нет — увы, что поделаешь. О каких именно украшениях идет речь?
— Подвеска, кольцо с бриллиантом в форме короны и нитка розового жемчуга.
— Кажется, понял, — пробормотал Лев Михайлович. — Прекрасный выбор, но эти вещи — не то, что меня интересует.
Настя с облегчением выдохнула, разложила перед гостем содержимое шкатулок и уселась в кресло напротив.
Примерно минут через сорок он закончил осмотр лежащих перед ним украшений, тяжело вздохнул и сказал:
— Простите, Настя, но я не нашел здесь того, что искал.
— А что искали, Лев Михайлович?
— Диадема, аграф… Впрочем, сложно будет понять, если вы не видели их. А то, что здесь лежит — это точно все драгоценности?
— Из того, что мне досталось от прабабушки — все.
— Она ничего не продавала, не дарила?
Вопросы Насте показалась неуместными.
— Не знаю, — довольно сухо ответила она. — Все перед вами. Если это не интересует — извините, больше ничем порадовать не могу.
— Настя, я не хочу показаться бестактным или навязчивым, но… Может быть, вы уже что-то продали и не хотите мне признаться? Если да, просто скажите кому, и я буду договариваться уже с тем человеком, а вас более не побеспокою.
— Ничего я не продавала. Когда мне это было делать? И зачем?
— Тогда простите, не буду больше отнимать время. У меня только большая просьба — если что-то в этой ситуации изменится — дайте, пожалуйста, знать. Обещаете?
— Конечно, — пожала плечами Настя. — Если это так для вас важно.
— Представьте себе, — улыбнулся ювелир. — Как и все собиратели, коллекционеры, я немного сумасшедший. Мне много лет, и хочется еще кое-что успеть, пока жив.
Насте вдруг стало жаль этого седого старого мужчину, и она сказала:
— Я обязательно вам позвоню. Всякое может быть, а я еще не до конца разобралась. Может, что-то отыщется. Например, список украшений, о котором вы спрашивали.
Дремин собрал свои инструменты, свернул серую материю, все аккуратно сложил в чемоданчик. Настя предложила ему кофе, но Лев Михайлович наотрез отказался.
— Сердце. Совсем недавно в больнице — помните, когда не смог попасть на оглашение завещания, — врачи сказали, что алкоголь, табак, кофе и стрессы мне категорически противопоказаны. Разве что — водички минеральной или простой. Пить хочется.
И он грустно улыбнулся.
Настя отправилась на кухню. Покопавшись в холодильнике, она нашла маленькую бутылочку минералки и перелила ее в стакан с толстыми стенками. Добавив туда пару кубиков льда, она собиралась возвращаться, когда раздался звонок телефона. Номер снова был незнакомый, и у Насти отчего-то сразу противно вспотели ладони.
— Настя? — послышался глуховатый мужской голос.
— Да, слушаю.
— Мне надо передать пакет со срочной информацией от вашего друга.
— Какого еще друга?
— Вы меня удивляете. Мне надо объяснять?
— От Крутова, что ли? — догадалась Настя.
— Естественно. Я тут внизу, сейчас поднимусь на секунду.
— Может, спуститься к вам?
— Не стоит, я сейчас.
— Дела? — усмехнулся Дремин, когда Настя забежала в комнату со станом воды. — Все, ухожу, не буду мешать.
— Вы совершенно не мешаете, мне там кое-что принесли. Я быстренько.
«Вот ведь тихушник, — думала Настя, открывая входную дверь. — Что, интересно, он там узнал, если пакеты шлет?»
Больше ничего подумать она не успела — чья-то сильная рука рванула дверь на себя, и Настя, словно выдернутая из грядки морковка, вылетела на лестничную площадку. Кто-то быстро и умело завязал ей глаза и грубо втолкнул обратно в квартиру. Уже в коридоре ей так же стремительно связали за спиной руки.
— Лев Михайлович, спасайтесь! — успела крикнуть Настя, но ей тут же залепили рот широким скотчем и швырнули на пол. Падая, она сильно ударилась головой, видимо, об угол вешалки, и потеряла сознание.
***Сначала вернулись ощущения, и Настя поняла, что уже не лежит на полу, а сидит в кресле. Пошевелила руками — свободна. Тогда Настя осторожно провела ладонью по лицу и убедилась, что повязки на глазах и скотча на губах больше нет. Приоткрыв глаза, сразу зажмурилась — слепил яркий солнечный свет. Немного похлопала ресницами, привыкая к свету, и увидела сидящего напротив Крутова.
— Что за шутки? — свистящим шепотом спросила Настя, медленно приподнимаясь с кресла. — Устраиваешь показательные командно-штабные маневры? Секретные пакеты и взятие языков. Вот как ты меня собираешься защищать!
— Ты сейчас похожа на кобру, которая выползает из кастрюльки, чтобы исполнить смертельный танец, — невозмутимо отозвался Крутов, щелкнув зажигалкой.
— Какой еще кастрюльки? — обиженно выкрикнула Настя, падая обратно в кресло.
— Хорошо, не из кастрюльки, — великодушно согласился Крутов. — Из глиняного кувшина. Я в Калькутте на базаре видел. Но это частности. Расскажи мне лучше, что опять произошло? Я же категорически запретил тебе открывать посторонним. Когда я приехал и обнаружил открытую дверь, то уже не надеялся увидеть тебя живой.
— Конечно, присылаешь всяких идиотов.
— Я никого не присылал, дурочка набитая. Давай рассказывай подробно. Я хотел выяснить хоть что-то у твоего ювелира. Но он был чуть живой, еле говорил. Сказал про каких-то двух мужчин, которые ворвались в комнату и связали его. Лиц не помнит, ему сразу стало плохо.
— Как он сейчас? — заволновалась Настя.
— Не знаю. Увезли в больницу, я «Скорую» вызвал.
— Послушай, как же это я отключилась? Неужели все время была без сознания? Мне кажется, я слышала, как по комнате двигают мебель, переговариваются. Вроде бы кричали на Льва Михайловича, угрожали.
— Он сказал, что бандиты требовали от него какие-то бумаги, но когда у него прихватило сердце, они от него отцепились.
— Я что-то припоминаю, но как-то неотчетливо, смутно.
— Еще бы, пощупай свою шишку. Тебя ударили по голове?
— Нет, бросили на пол, и я шарахнулась обо что-то.
Настя потрогала голову в том месте, где болело, и быстро отдернула руку — шишка была преогромная.
