Пьер Сувестр - Любовные похождения князя
– Тем лучше!
– Почему?
– В ярости он способен такое отколоть!..
– Ваша правда! Формальную проверку они провели и дело закрыли. Они все убеждены, что это Оливье; полицейское расследование установило, что действовал сумасшедший, маньяк, какой-то чокнутый…
Мира выдержал паузу, затем спросил:
– Ну что, Пантелу, ведь кое-что я узнал? И всего за полтора часа!
– Не убивайтесь, Мира! В общем что-то у вас есть, мнение полиции… Но вы дали выставить себя с улицы Гран-Дегре и не видели трупа!.. Не слишком здорово, старина!
Журналисты рассмеялись; ответственный секретарь не хуже своего репортера знал, что в данных обстоятельствах самому ловкому корреспонденту не под силу обойти запреты полиции.
Кроме того, аудиенция была закончена. Позади репортера появился молодой человек, бросающийся в глаза своей высотой, худобой, бледным и воспаленным лицом. Это был «светский» корреспондент «Столицы». Над ним иногда подшучивали, но уважали за внутреннюю силу, притягивавшую людей, которые от бульвара Мадлен до Опера снимают шляпу перед личностями.
Он тоже в восемь утра получил записку господина Пантелу. И тоже принес сведения. Но, в отличие от Мира, настроение у него было далеко не радужное. Далеко ему было до второго репортера и в умении давать краткие и точные репортажи, которые вылетали из-под пера Мира.
– Вы ждали меня, господин Пантелу? Ничего не попишешь, дорогой мой, такое уж несносное ремесло! Если вы по поводу преступлений, я немедленно увольняюсь!..
Последнее замечание господин Пантелу пропустил мимо ушей.
– Хорошо! Хорошо! – сказал он. – Потом будете плакаться, де Фондрей; сейчас надо думать об экстренном номере; кроме того, не понимаю, на что вы обижаетесь. Преступление совершено в великосветских кругах, тут уже ваша сфера. У вас есть что-нибудь новенькое? Где вы побывали?
– Дорогой мой, я следовал вашему плану… Проинтервьюировал светских особ, то есть своих друзей, до кого смог добраться в этот утренний час, и расспросил их, что они думают по поводу убийства…
Немного насмешливо господин Пантелу поинтересовался:
– Ну и что думают ваши друзья?
– Первым делом я отправился к графине…
Но господин Пантелу поднял руку:
– Нет! Нет! Надеюсь, вы не собираетесь мне пересказывать все интервью? Набросайте внизу материал, я прочту… если будет время!.. А вас я попрошу изложить вкратце, что говорят в свете… Вы же, старина де Фондрей – «господин, опрашивающий светских персон»…
Репортер перед зеркалом поправлял узел галстука:
– Так вот, дорогой мой, мнение света гласит, что преступление чудовищное…
– Разумеется!
– В высшей степени возмутительное!
– Разумеется!
– Оно оденет в траур всю французскую словесность!
– Полноте!..
– Посеет растерянность среди артистов и писателей!..
– Фу! Что ни говори, одним конкурентом меньше!
– И наконец, все рыдают, исходят слезами и соплями при мысли об ужасной кончине несчастного Оливье, еще вчера явившегося в зените славы, чтобы ночью кануть в пучину смерти!
Пантелу от души рассмеялся:
– Замечательно, Фондрей! Отлично сказано!.. Но этого не пишите. Знаете, «зенит славы» звучит немного напыщенно… Ладно, пойдем дальше. Так что, ваши светские персоны? Кого они считают убийцей?
– У всех на языке одно имя.
– Чье же?
– Имя ужасное, повергающее в трепет…
– Черт!
– Но так оно и есть на самом деле!
– Ладно, назовите ваше имя…
– Дорогой Пантелу… все сливки общества в один голос кричат, что убийцей Оливье не может быть никто, кроме Фантомаса!..
На сей раз господину Пантелу было не до смеха.
Переваривая заявление репортера, секретарь «Столицы» покачал головой.
– Ну и ну! – выговорил он наконец. – В свете опять заговорили о Фантомасе?.. Черт! Это важно. Серьезно! И весьма неприятно! Даже не знаю… Честно говоря, нам на это плевать! Если эти разговоры неприятны господину Авару, тем хуже для него!.. Не будет дураком! Обходись он повежливее с журналистами, в частности, с нашими, не выпроводи Мира с улицы Гран-Дегре, я не пропустил бы эту утку… Что ж, я не прочь его проучить. Итак, де Фондрей, решено, мы подкидываем Авару Фантомаса?.. Сколько у вас интервью?
– Четыре…
– Хорошо… Подбавьте воды и сделайте мне шесть, и чтобы во всех был Фантомас!.. Все-таки досадно, если опять пойдут разговоры о Фантомасе! Три месяца было так спокойно!
Господин Пантелу оборвал себя: у него под боком зазвонил телефон. Схватив трубку, он прокричал:
– Алло! Да. Это я. Как поживаете, дорогой патрон? Алло! Спасибо. Хорошо!.. Не бойтесь!.. Тут порядок!.. У меня уже есть кое-что… А! И вы тоже?.. Хорошо! Договорились! Алло! Да! Я постараюсь к двум. Алло! К пятичасовому выпуску у меня точно все будет! До скорого!
Господин Пантелу положил трубку.
– Патрон, – сказал он де Фондрею, – только что принимал сенатора Ардена… Забавно, этот малый тоже сказал про разговоры о Фантомасе!.. Ну ладно, де Фондрей, идите… готовьте очерк, он тут же пойдет в набор…
Едва светский репортер удалился, как в кабинет ответственного секретаря вошел низкорослый молодой человек неприметной, заурядной, но добродушной внешности. Одет он был в клетчатый фрак, пальцы унизаны кольцами, на груди висела массивная дорогая цепь с многочисленными брелоками.
– Ба! А вот и скандальная хроника! – приветствовал его Пантелу. – Что у тебя, старина?
Это был еще один сотрудник «Столицы» – Манивон; в его обязанности входило ежевечерне наведываться в комиссариат, чтобы узнавать о различных происшествиях за день, от взорвавшейся у нерасторопной кухарки спиртовки до раздавленной трамваем шавки, откуда и произошло его прозвище.
Раздавленная Шавка рухнул в кресло и звонко шлепнул себя по ляжкам.
– Слыхали? – произнес он. – Вот потеха! Нет! Правда! Даже если это шутка!.. Вы, конечно, знаете, кто этот мертвец?..
– Да, – отвечал Пантелу, – поэт Оливье? И что же?
– Я как только обо всем узнал, причем почти сразу, у квартального комиссара, к которому поскакал после вашего звонка и который любезно согласился связаться с комиссариатом на набережной Монтебелло, решил прошвырнуться в Пегр. Фондрей обрабатывал «сливки»?
– Да.
– Чудненько! Мой материал будет ему для контраста.
– С кем же вы виделись?
– С кучей всякого люда!.. Перво-наперво я полетел в кабак «Чудесный улов». Это в Гренеле… гнусное местечко, десять су за трамвай, старина, зафиксируйте, пожалуйста, стоило бы взять, конечно, фиакр, но…
Пантелу заерзал:
– Уймитесь, болтун! Зачем вы пошли в «Чудесный улов»?
Малый вновь наподдал себя по ляжкам, показывая, насколько нелеп вопрос шефа.
– Зачем я был в «Чудесном улове»? Полноте! Но, дорогой мой, вы забываете, что убитый ночью Оливье был прежде Морисом, который считался убитым на набережной Отей?
– Ну?
– Морис иногда наведывался в «Чудесный улов» выпить стаканчик!
– Что же это за заведение?
– Впечатляющая забегаловка! Кругом цинк! Но блестит, точно серебро! Бывает, угощают бесплатно…
– К делу, болтун!.. К делу…
– Вот, патрон… Туда я попадаю в четверть десятого. Там уже полно пьяни… Представляете, как я там выглядел?.. Мой приход произвел фурор!..
Хитро улыбаясь, Пантелу поинтересовался:
– А почему?
– Черт побери! – отозвался наивный толстяк. – В «Чудесном улове» нечасто видят красиво одетых людей!..
– Ваша правда. И что дальше?
– Никто про это дело и слыхом не слыхал!.. Я обо всем рассказываю, угощаю направо и налево, сорок шесть су, отметьте, пожалуйста!..
– И что дальше?
– Даю разъяснения по поводу скандала в «Литерарии», затем упоминаю, что нашли Оливье, что он был задушен… что голова исчезла… Вот бедолага, все время его находят по частям!.. В конце концов я расчувствовался… пустил слезу… стал своим в доску… Был там один старик с лицом честного прохвоста по имени Бузотер, и я моментально попал к нему в приятели. Так вот! Натрепавшись вволю, я стал слушать других!..
Пантелу покачал головой:
– Неужели мы наконец услышим и про других!..
– Уверяю, вы будете огорошены!
– Почему?
– Потому что это невероятно!
– Неужели?
– Судите сами! Знаете, кого они обвиняют в убийстве Оливье? Знаете, кого эти мужики, у каждого из которых на совести два-три убийства, приплетают к преступлению?
Господин Пантелу не колебался.
– Фантомаса, – сказал он.
– Да, Фантомаса! Ну, вы меня просто ошарашили! Выходит, я зря трудился. А вы-то до этого как додумались, вы, Пантелу?
Ответственный секретарь «Столицы» перегнулся через стол и окликнул человека, приоткрывшего было дверь, но скромно отступившего:
– Входите! Это вы, Арнольд?
Затем повернулся:
– Ладно, дорогая моя Раздавленная Шавка, я сказал о Фантомасе потому, что сливки думают точно так же, как завсегдатаи «Чудесного улова».
