Фредерик Дар - Княжеские трапезы
Банан не ответил.
— Ты слышишь меня, Обманувший Смерть?
— Да, да. Значит, теперь ты интересуешься мотоциклами?
— Что ты там плетешь?
— Ты сам сказал мне, что едешь в Швейцарию посмотреть мотоциклы.
— Не пришлось увидеть, — сказал Бланвен.
В замке он напрочь забыл о мотоциклах князя. Банан включил электрическую кофеварку. Эдуар уже успел раздеться до трусов и искал в шкафу синюю хлопчатобумажную рубашку. Подмастерье достал две щербатые чашки, сахарницу и две ложечки, сделанные из такого легкого сплава, что они не тонули.
— А таксист, — продолжал Эдуар, — это не тот хмурый парень в кожаной куртке?
— Думаю, что да.
— Тогда, значит, именно он отвозил Розину в Париж, когда она отправилась за маленькой сучкой?
Банан буквально рухнул на стул.
— Эдуар! — слабо позвал он.
Бланвену почудилось, будто его молодому другу стало дурно.
— Что с тобой, Селим? Не собираешься ли ты хлопнуться в обморок, как слабонервная дамочка?
И он похлопал паренька по щекам.
— Хочешь глоток рома, чтобы прийти в себя?
— Нет-нет, все в порядке. Послушай-ка, великан, я должен тебе кое-что сказать. Нечто ужасное.
Бланвен присел на краешек стола.
— Можно подумать, что ты находишься при смерти, мой бедный зайчик. Ну, говори!
Паренек вздрогнул.
— Этого таксиста убила Мари-Шарлотт!
— Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросил Эдуар.
— Она сама сказала.
— Она просто приняла тебя за дурачка и решила произвести на тебя впечатление.
— Когда она сказала мне об этом, никто ведь и не знал, что тот парень пропал, — возразил Банан.
Это замечание заставило Эдуара примолкнуть.
— Твою мать! — вздохнул он. — Ох! В какое же дерьмо мы вляпались!
— Однажды утром она увидела таксиста на стройке, он фотографировал «источник», и Мари-Шарлотт вырвала у него из рук фотоаппарат. Парень хотел отобрать его, но девчонка принялась размахивать им и угодила таксисту прямо по голове. Он умер.
— Она уверена в этом?
— Во всяком случае, она зарыла его в землю на стройке с помощью бульдозера, а потом спрятала его машину на территории цементного завода. Вот ведь стерва!
— Она взяла и просто так созналась тебе в убийстве?
— Даже с гордостью! Чтобы у меня душа ушла в пятки, чтобы я перепугался. Ее этот рассказ как будто пьянил. Но она ничем не рисковала.
— Почему?
— Потому что она решила убить меня! Тот случай на мосту Пуасси — вовсе не какой-то там порыв со стороны девчонки, у которой не все дома.
Эдуар подул на чашку с кофе.
— Нужно что-то делать, — сказал он, отхлебнув огненно-горячего напитка.
— Если предупредить полицию, представляешь, в какой жопе окажешься и ты с Розиной, и я сам! Девчонка будет утверждать, что убийство лежит на тебе или на мне! Раз уж мы так разоткровенничались, я пойду до конца, Эдуар. Худшего я тебе еще не сказал.
— Неужели после всего, что ты сказал, может быть «худшее»?
— Предупреждаю, тебе станет плохо.
Банан на мгновение заколебался; он мог избавить своего друга от нового удара, но все же лучше было признаться во всем — хватит играть в недомолвки, тем более такого рода.
— Она убила ба! — выпалил Селим.
И как будто с его плеч свалился тяжелый груз, давивший на него уже несколько дней.
Эдуар откинул голову назад; потолок его комнаты был похож на громадный лист белой бумаги, даже на киноэкран, благодаря специальной краске. Бланвен думал о мерзкой девчонке, для которой причинить вред ближнему стало настоящим ремеслом. То, что она убила Рашель, уже не удивляло его: от Мари-Шарлотт всего можно было ожидать. Эдуар с трудом представил себе узкое лицо, казавшееся еще более узким из-за косоглазия, злую усмешку, выражавшую бешеную ненависть ко всему человечеству.
— По ее словам, все произошло примерно так, — продолжал Банан. — Пока я менял колесо, Мари-Шарлотт побежала в вагончик. По дороге она наступила на собаку, та принялась визжать. Ба наорала на девчонку, и она взбеленилась: схватив болонку за задние лапки и размахивая ею, она ринулась на несчастную старуху — точь-в-точь как с фотоаппаратом таксиста.
Затем изо всех сил ударила ба в грудь и потом колотила до тех пор, пока ба и собачонка не умерли. Мари-Шарлотт утверждает, что все длилось не более десяти секунд. Затем она забросила Мики как можно дальше. Болван доктор так ничего и не понял. Конечно, в том, что несчастная, практически беспомощная из-за инсульта старуха внезапно умирает, нет ничего удивительного.
Эдуар все глядел в потолок. Он никак не мог понять, почему убийство Рашели потрясло его меньше, чем убийство таксиста. А главное — почему он не испытывал никакой ненависти к дочери Нины. Ведь нельзя же ненавидеть раковую опухоль: она до смерти пугает, вот и все. Хорошо было бы, если бы эта девчонка исчезла, но Бланвен не мог заставить себя пожелать ей смерти. Однажды возможно, весьма скоро — она совершит какое-нибудь преступление, и ее отправят в исправительный дом. Но и это не изменит ее судьбы. Мари-Шарлотт так же опасна, как и неизлечимый вирус. В отношениях с ней Эдуар уже прошел стадию ярости. Он даже жалел о том, что ему было приятно, когда он надавал девчонке по заднице.
— Что ты собираешься предпринять? — спросил Селим. Видя Бланвена в таком состоянии, он взволновался: ведь Эдуар всегда так хорошо владел собой.
Эдуар выпрямился и покачал головой.
— Ничего! — ответил он.
Удивившись собственному примиренчеству, Бланвен подумал: «Раньше бы я поднял хай, а теперь реагирую, как князь!»
От его улыбки Банану стало страшно.
* * *Наступили смутные времена. Банану и Эдуару приходилось много работать, потому что люди — бараны. Специализация Бланвена в области переднеприводных автомобилей, тот факт, что старыми машинами увлекались многие уважаемые люди, вызывал своего рода соревнование, и многие юнцы увлеклись древними «ситроенами» из соображений снобизма.
Мужчины работали по двенадцать часов в день. Ни разу они не заговорили о Мари-Шарлотт и о ее преотуплениях. Только иногда обменивались смущенными взглядами. И Эдуар, и Банан будто решили забыть о существовании маленького чудовища. После того как обнаружили такси, в окрестностях были организованы поиски тела шофера, но через несколько дней их прекратили; неумолимое, «черное» забвение, о котором говорил Виктор Гюго, поглотило и этот случай.
С тех пор как Бланвен «зарыл топор войны» в отношениях с Фаусто Коппи, велосипедист начал приходить на стройку практически каждый день. Эдуар был этому рад, ведь мать жила теперь в полном одиночестве. Компания по водоснабжению починила разорванные канализационные сети, и папаша Монготье продолжал разъезжать по стройке на своем огромном бульдозере, не забывая и о красном вине, которое он поглощал в неимоверных количествах.
Хотя Наджиба и поправилась, она по-прежнему отказывалась возобновить учебу. Эдуар и представить себе не мог, что травма может настолько изменить человека. Девушка частенько приходила в гараж-мастерскую, причем внезапно, под предлогом того, что для полного выздоровления ей необходимы прогулки, но было ясно, что Наджиба пытается соблазнить Эдуара, ласкаясь к нему, впрочем, весьма неловко и неумело. Бланвен же ощущал лишь досаду: малышка нравилась ему, но он не хотел получать то, что было ему недоступно до несчастного случая.
Эдуар все реже виделся с Эдит, считая, что к ней подступает дряхлость: она быстро старела. Когда он украдкой наблюдал за ней, ему казалось, что сквозь ее морщины проступают первые симптомы болезни.
Бланвена ни на секунду не отпускала глубокая тоска. Он пытался заглушить ее работой, но внутренне колебался между предчувствием непоправимого провала и гнетущей опасностью.
Несмотря на усталость, Эдуар мало спал, борясь с бессонницей с помощью книг, которые ему приносила Наджиба. Она выбирала для Бланвена книги, способные обогатить его культуру: романы, биографии великих людей, исторические произведения; там были и философские трактаты, достаточно небольшие по объему, чтобы не оттолкнуть Эдуара.
Бланвен ощутил вкус к литературе; он всегда испытывал тягу к «чтиву», как он выражался. Вольтера он полюбил самой возвышенной любовью, и его роман «Задиг» всегда валялся на ковре из рафии, покрывающем его кровать. Сартр нравился Бланвену больше, чем Камю, которого он считал слишком холодным. Он с трудом разобрался в Селине, но, вчитавшись, был покорен очарованием его книг. О своих впечатлениях Эдуар рассказывал сестре Банана и, бывало, разбирая картер или меняя выхлопную трубу, с энтузиазмом вел с Наджибой беседы о литературе.
Но случалось, что и литература не приносила покоя душе Эдуара, и тогда он прибегал к алкоголю, щедро наливая себе вина «Драмбюи», потому что любил крепленые напитки. С трудом Бланвену удавалось заснуть, с еще большим трудом — встать. Холодный душ и крепкий кофе кое-как ставили его на ноги, но тоскливая пропасть, которая образовалась в жизни молодого человека, становилась все глубже и глубже. Анализируя свою непреходящую тоску, Бланвен пришел к выводу, что у него развивается депрессия. Он испугался, потому что всегда считал себя отменно здоровым и уравновешенным человеком.
