Антон Бакунин - Убийство на дуэли
— Нет.
— Шерлок Холмс — это английский Бакунин. Сыщик, распутывающий самые сложные преступления. А доктор Ватсон его приятель, от лица которого и ведется повествование. Оба они и есть два главных героя Конан Дойла.
— А главная героиня? — с оттенком легкой игривости спросила княжна.
— Главная героиня? — на секунду я задумался. — Кажется, главной героини у него нет. Женщины есть в его книгах, но главное — это распутывание преступлений.
— То есть в его романах нет любви? Но, князь, согласитесь, это ведь неинтересно. Скажите, вы верите в судьбу?
— В судьбу? Да.
— Я имею в виду женскую судьбу. Отношения мужчины и судьбы — проще, определеннее. А отношения женщины и судьбы — всегда загадка, тайна.
— Княжна, вы спрашивали, почему я приехал сегодня сюда. Не потому ли, что… что вы утром спросили меня об этом. Я приехал… Я приехал потому, что мне хотелось просто повидать вас. А еще потому, что меня настоятельно просил об этом Бакунин. Ему кажется, что и вы, и салон Югорской окружены какой-то тайной. Он думает, что эта тайна поможет ему раскрыть убийство вашего отца.
Княжна мило склонила набок головку и, улыбнувшись, пристально посмотрела на меня.
— Ваш господин Бакунин настоящий сыщик. Он прав. Я вся словно в облаке тайны. И Югорская тоже. Но это не имеет никакого отношения к убийству моего отца. Хотя к самому князю, конечно же, имеет. Александра Югорская — моя сводная сестра. Незаконнорожденная дочь князя Голицына.
Я удивленно посмотрел на княжну.
— Вы удивлены? — улыбаясь спросила княжна.
— Удивлен.
— Что же тут удивительного. Незаконнорожденные дети есть у очень многих знатных аристократов. Даже у царей.
— Да, конечно, — смутился я. — Однако как тонко почувствовал Бакунин эту тайну! Мне бы и в голову такое не пришло.
— Господин Бакунин — сыщик. Видимо, он — талант.
— Скажите, а какие отношения были между князем и Югорской? Князь встречался с ней?
— Нет. Он даже не знал о ее существовании.
— Не знал?
— Не знал.
— А кто, кроме вас, знает это?
— Никто. Видите ли, князь, это в самом деле тайна. И не очень хорошая тайна. Югорская грозила разоблачить эту тайну. И я платила ей за молчание.
Глава тридцать четвертая
А ВЫ МОГЛИ БЫ ВЛЮБИТЬСЯ?
(Продолжение)
Я не удержался и посмотрел в другой конец зала, но Югорская внимала чтению посла и не заметила моего неосторожного взгляда.
— Вы обратили внимание, с каким интересом она слушает посла? Александра не понимает по-французски ни слова, — пояснила княжна.
Она помолчала минуту и продолжила:
— Вся эта роскошная квартира, все эти салоны, вечера последние два года — все на те деньги, которые я отдала за ее молчание. Я продала все фамильные драгоценности — свои и моей матери. Заменила их простыми стекляшками. Об этом никто не знает. Вы первый, кому я рассказываю об этом. Я должна была оградить отца — если бы он узнал… это перевернуло бы его жизнь. Я уж не говорю о том, как бы этим воспользовались его враги. Но теперь отца нет. Вам покажется странным, но я как будто и не сожалею о том, что он убит.
— Как не сожалеете?
— Видимо, раньше я была влюблена в своего отца. Как дочь. И готова была все сделать для него. А последнее время я как-то удалилась от отца. Меня словно уносит каким-то потоком. А он стоит на берегу и не видит меня. Вернее, стоял. Ведь теперь его нет. Князь, вы верите в загробную жизнь?
— Не знаю. Скорее нет. Хотя я как-то не задумывался об этом.
— И я не знаю. Тот поток, который уносит меня, в него я верю. Мне интересно. А после смерти, если и есть что-то, оно, наверное, неинтересно. Вы читали Дантовы «Ад» и «Рай»?
— Читал. И «Чистилище».
— Как скучно, правда?
— Да. Говорят, нужно читать по-итальянски.
— Думаю, по-итальянски еще скучнее.
— Скажите, княжна, а вы уверены, что Югорская — дочь князя?
— Нет никаких сомнений. Я читала письма отца, в которых он пишет об этом. Ее мать скрыла от него, что дочь жива. Мать и дочь, видимо, очень разные.
Княжна опять умолкла. Мне показалось, что она хочет говорить о чем-то другом, а я своими вопросами увожу наш разговор в сторону. Но я не мог не задать еще один. Бакунин не просил меня задавать вопросы. Но они вытекали из того, что он говорил, да и из того, о чем думал я.
— Княжна, вы сказали утром, что должны быть здесь сегодня по просьбе человека, которому не можете отказать.
— Да. Вы хотите знать, по чьей просьбе? Это вопрос господина Бакунина?
— Нет, но… — я запнулся.
— Не смущайтесь, князь. Я скажу, по чьей просьбе я пришла сюда. Это тоже касается отца. Но не имеет отношения к его убийству. Хотя и связано с убийством. Я приехала по просьбе Григория Васильевича Кондаурова.
— Кондаурова?
— Да.
— А о чем он просил вас?
— Побыть сегодня на приеме у Югорской. Григорий Васильевич ставит смерть князя себе в вину. Это не так. Отца все равно убили бы. Бросили бы бомбу. Он занял место Столыпина, а всех, кто на этом месте, убивают. Это такое место. Но Григорий Васильевич убежден: будь он рядом с отцом, князь не погиб бы. И еще он убежден, что знает, кто убил отца. То есть он не убежден, а догадывается. А убежден он в том, что этот человек связан с Югорской. Но это не так. Ведь теперь мне незачем платить Югорской. Отец был для нее источником ее дохода.
— А если за смерть князя ей заплатили или заплатят столько, что это превысит все то, что могли ей выплатить вы?
— Кто? Нищие террористы?
— А если она участвует в этом из убеждений?
— У нее только одно убеждение — деньги.
— А если ей заплатила германская разведка?
— Григорий Васильевич говорит, что если к смерти отца причастна иностранная разведка, то скорее французская, чем германская.
— Да, он так говорил.
— Вы встречались с ним?
— Вместе с Бакуниным. Если в смерти князя замешана французская разведка, это не меняет роли Югорской. Какая ей разница, от кого получать деньги. Югорская могла знать о времени и месте дуэли?
— Не знаю. Думаю, нет. Французский посол выразил мне сегодня свои соболезнования. Он даже подарил мне «Евангелие». Но Григорий Васильевич подозревает в убийстве другого человека. Его фамилия Милев. Он верный рыцарь Югорской. Правда, он не похож на рыцаря.
— А что это за человек?
— Темная личность. Я как-то спросила Александру, откуда он взялся. Знаете, что она ответила?
— Что?
— Такие люди, как Милев, сотканы из теней ада. Она ведь поэтесса. Князь, скажите мне о другом.
— О чем?
— Скажите, вы могли бы изменить свою жизнь ради женщины?
— Не знаю.
— Но вот ваша мать изменила свою жизнь ради вашего отца.
— Да.
— Князь, а вы бы могли, например, влюбиться? Ну, скажем, в меня? Выйти сейчас из дома, взять извозчика, поехать на вокзал, а потом уехать куда-нибудь, чтобы никто и никогда в этом городе не узнал и не услышал о вас и обо мне?
Признаюсь, я растерялся. Растерянность моя, видимо, отразилась на моем лице. Княжна рассмеялась. Но в ее смехе мне почудилась какая-то грусть.
— Князь, я очень рада, что вы приехали. Даже если только потому, что вас послал господин Бакунин. Ведь я все равно увидела вас. А мне так хотелось увидеть вас в последний раз.
— Я приехал не только потому, что меня попросил Бакунин. Я тоже очень хотел увидеть вас. И тоже очень рад, что мы увиделись. Но почему в последний раз?
— Такова судьба, князь. Мы с вами видимся в последний раз. Хотя нельзя быть уверенным в этом. А вдруг мы встретимся через год, пять лет спустя? Спустя двадцать лет? Князь, мне очень хочется, чтобы вы помнили обо мне. Погодите.
Княжна раскрыла маленькую сумочку и стала доставать из нее разные вещи: пудреницу, платок, еще что-то — сейчас не могу вспомнить, Акакий Акинфович запомнил бы все предметы.
— Мне очень хочется, чтобы у вас осталось что-то на память обо мне, о нашей встрече. Возьмите хотя бы это «Евангелие».
Княжна протянула мне маленькую книжицу, размером с небольшой портсигар. Я взял ее, раскрыл — это было «Евангелие» на французском языке.
— Его передал мне французский посол. Но это не подарок. Он что-то говорил мне, кажется, это редкое издание, и оно почему-то предназначалось моему отцу. Пусть оно останется у вас. Взяв его в руки, вы будете вспоминать нашу встречу. И сожалеть, что не увезли меня отсюда на извозчике неизвестно куда.
Я еще раз раскрыл книгу. На титульном листе стоял год издания 1648.
![Вероника Мелан - Чейзер [litres]](/uploads/posts/books/484/484.jpg)
