Дарья Донцова - Третий глаз-алмаз
– Ваш брак строился не на любви?
– Союз по расчету более крепок, – запальчиво воскликнула Лиза. – Я нравилась Юре, родила ему ребенка, занималась хозяйством, помогала в работе. Думаешь, ходить по тусовкам весело? Это служба! Я пахала на Юру! А он? Стал грубым, невнимательным. И тут появился Володя, нежный, понимающий, тонкий.
– Может, вам следовало развестись?
Лиза скривилась.
– И что? Вова нищий! А у меня ребенок! Нет уж! Я не готова жить в шалаше. Мне с ним было хорошо, но на мужа Владимир не тянет. И в последнее время… Сейчас увидишь, стой, приехали.
Я послушно притормозила у бетонной девятиэтажки, которая стояла на очень шумной магистрали.
– Двора нет, – предупредила Лиза, – заезжай на тротуар.
– Пейзаж мало похож на Рублево-Успенскую дорогу, – не удержалась я, входя в вонючий подъезд, – и отчего-то мне кажется, что прихожая в твоем особняке почище!
Лиза ничего не сказала в ответ, ткнула пальцем в кнопку и констатировала:
– Лифт не работает, придется переть пешком на самый верх.
– Пусть это будет самой большой нашей неприятностью за следующие десять лет, – ответила я и начала преодолевать лестницу.
Человек, открывший дверь, показался мне похожим на Дон-Кихота: высокий, жилистый, с волосами, спадающими на плечи, он очень подходил для роли слегка сумасшедшего благородного рыцаря.
– Лиза? Ты? Вот радость! – выдохнул Володя. – И без звонка! Но я всегда тебя жду! Входи скорей! Ты не одна?
– С подругой, – нервно ответила Елизавета.
– Разрешите представиться, – поклонился писатель, – Владимир, автор бестселлеров.
– Очень приятно, – ответила я, мгновенно узнав голос. Абсолютно точно, этот человек звонил мне по телефону.
– Хватит, – оборвала его Лиза, – где Барба?
Прозаик отступил в глубь прихожей. Лиза втянула меня в квартиру, захлопнула дверь и вцепилась в бывшего любовника.
– Верни девочку!
– Кого? – очень искренне разыграл изумление детективщик.
– Мою дочь! – еле сдерживая гнев, выпалила Лиза.
– Но ее тут нет!
– Сейчас проверю, – Гинзбург перешла на крик и кинулась в комнату, я ринулась за ней.
Лиза, как безумная, металась по крохотному помещению, которое служило графоману и гостиной, и спальней, и кабинетом одновременно. Она распахнула шкаф, заглянула под письменный стол, на котором громоздилась допотопная пишущая машинка, сбросила на пол пачку дешевой серовато-желтой бумаги, попыталась отодвинуть диван от стены, потом помчалась на кухню. Я, как нитка за иголкой, моталась за женой продюсера.
Елизавета пошарила по шкафчикам, засунула нос в духовку, открыла зачем-то хлебницу и, сев на табуретку, заплакала.
– Милая, солнышко, любовь моя, – бестолково повторял Владимир, – что случилось? Чем я могу тебе помочь? Как?
– Сволочь, – сквозь рыдания сказала Лиза, – вот ты что задумал!
– Я? – попятился писатель. – Что? Где? Кто? У меня голова заболела! Прямо ремнем виски стянуло! Давление подскочило! Надо срочно себя поддержать.
Мерзкий, забыв про нежданных гостей, подошел к шкафчику, висевшему над мойкой, и распахнул его. Я, ожидая увидеть тарелки с чашками, поразилась. Полки были забиты лекарствами. Я сразу различила хорошо знакомые упаковки валокордина, но-шпы и спрея от ангины, потом заметила тубу с сильным снотворным, такое принимает одна из моих подруг, темные бутылочки с настойкой валерьяны, пустырника, пиона, гомеопатические таблетки «Успокойся», остальные снадобья были мне неизвестны.
Владимир вытащил темно-вишневую коробку, выудил из нее блистер, выщелкнул пару капсул, положил их на стол, взял стакан, повернулся спиной, открутил кран…
– Что это? – завизжала Лиза. – Что? Что?
Мерзкий уронил стакан в мойку, я посмотрела на Гинзбург. Елизавета тыкала пальцем в сторону хлебницы, стоявшей на подоконнике.
– Что? Что! Что! – на одной ноте кричала она.
Владимир бросился к любовнице.
– Дорогая, успокойся! Хочешь, я накапаю тебе изумительного средства? Гомеопатическое, абсолютно натуральное, я внимательно изучил все показания перед покупкой и…
– Что? Что? Что? – орала Лиза. – Там! Блестящее! Даша! Посмотри!
Я прищурилась.
– Не вижу!
– Подойди поближе, – почти нормальным голосом приказала Лиза.
Я покорно приблизилась к окну и удивилась.
– Сережка! Бриллиантовая, весьма необычная, в виде цветка! Лепестки, похоже, разноцветные бриллиантики, очень красивые, лимонные и коньячные! Ну и зрение у тебя! Прямо орлиное!
– Луч солнца на подоконник упал, – прошептала Лиза, – серьга заискрила! СВОЛОЧЬ!
Я не успела охнуть, как Елизавета, схватив со стола алюминиевую вилку, кинулась на писателя и попыталась вонзить ему в грудь столовый прибор. Ясное дело, зубцы согнулись, не нанеся Владимиру ни малейшего ущерба, но графоман посерел, схватился за шею и рухнул на табурет.
– Воды, – прошептал он.
Я кинулась было к мойке, а Лиза тем временем вцепилась в Мерзкого и стала его трясти.
– Где моя дочь? Где? Где?
Мне пришлось схватить ее за плечи и с силой рвануть на себя. Неожиданно Лиза отпустила насмерть перепуганного писателя.
– Сядь, – приказала я ей. – А ты пей, – велела я Владимиру.
Он послушно опустошил поданную мной чашку.
– Если будешь орать, ничего не узнаешь, – сказала я Лизе. – Почему ты уверена, что Варя здесь была?
– Серьги, – прошептала Гинзбург, – мы подарили их Барбе в комплекте с браслетом на десятилетие, полгода назад.
– Ты уверена? – спросила я.
Елизавета стиснула кулаки.
– Да. Юра считает, что лучшие камни – смоленские бриллианты, поэтому мы поехали в фирменный магазин и купили Барбе украшения, она с ними не расставалась.
Я повернулась к писателю.
– Это улика. Девочка тут была?
– Нет, нет, – затряс длинными волосами писатель, – с какой стати ребенку сюда приезжать? Я ее никогда не видел!
– Мне хоть в глаза не ври! – подскочила Лиза. – Кто с нами в зоопарк ходил?
– Правда! Я вспомнил, – изменил показания Мерзкий, – ты предложила совместное увеселение. Я был против, девочка, кстати, плохо воспитана, очень избалована и…
– Сукин кот! – завизжала Лиза. – Кто меня спрашивал: «Скажи, Лизонька, если у тебя украдут дочь, как ты отреагируешь?»
Мерзкий замахал руками.
– Я собирал материал для книги, хотел узнать о реакции матери на такое известие! Мы же вместе обсуждали сюжет, мечтали о премии, знали, что я получу Нобелевскую по литературе! Моя книга гениальна!
– А кто говорил про деньги, – зашипела Лиза, – кто заявил: «Если за девочку назначат выкуп в два миллиона долларов, ты сможешь их заплатить?»
– Но… но… это для романа, – глупо оправдывался писатель, – я получу «Оскара» за сценарий! Уже приготовил рукопись к отправке.
Лиза вскочила и убежала в комнату, Владимир умоляюще посмотрел на меня.
– Что с ней?
С трудом сдерживая желание отхлестать его по морде, я процедила:
– Тебе лучше вернуть Варю. Прямо сейчас признавайся, где держишь девочку. Иначе сядешь за решетку не на один год.
– Я впервые слышу о ребенке! – заявил писатель. – Никогда не встречался с малышкой.
– Вы же ходили с ней и с Лизой в зоопарк! – напомнила я.
– Да, верно, я забыл. Понимаете, я весь в работе. Моя великая книга… «Десять негритят»… она получила первую премию, мне ее дали при огромном скоплении народа, будет снят фильм, он уже заявлен на «Оскара», – нес пургу Владимир.
– «Десять негритят»? – прищурилась я. – О конкурсе писали газеты.
– Да, да!
– И вы победили?
– Да.
– Получили первое место?
– Точно. Моя великая книга, вернее, сценарий.
– Так сценарий или роман? – уточнила я.
– И то, и другое, – впал в ажиотаж Мерзкий, – есть два варианта, но сюжет один. Молодой человек путешествует по свету, находит философский камень и…
– По-моему, ты окончательно заврался, – рявкнула я, – наличие сережки – доказательство пребывания Вари в твоей квартире!
– Я не знаю девочку!
– Ты ходил с ней в зоопарк, – обозлилась я, – или считаешь меня беспамятной идиоткой, которая мигом забывает услышанное?
– Да, ходил, но ее не знаю! Понимаете? Можно прожить с человеком полжизни и не узнать его.
– Не умничай, – топнула я ногой, – серьга лежала у хлебницы. Как она туда попала?
– Понятия не имею.
– Лгун и подлец!
Владимир стал раскачиваться на табуретке.
– Абсурд! Театр теней! Кафка! Я тут ни при чем!
– Откуда у тебя украшение?
– Его там не было! Вам показалось, – выпалил писатель.
Я вытащила из сумки сигареты и, забыв о правилах приличия, закурила. Дегтярев говорил мне, что порой подозреваемые бывают необычайно наглыми.
– Покажешь ему бумаги, продемонстрируешь заключение экспертов, остается лишь признать свое поражение, – удивлялся полковник, – а этот фрукт спокойно твердит: «МЕНЯ там не было. Откуда отпечатки МОИХ пальцев, не знаю, МОЙ волос там очутился случайно, и следы от МОИХ ботинок – мистика».
