Дарья Донцова - Шекспир курит в сторонке
– О чем беседуете? – осведомился Федор, входя в комнату.
– О превратностях семейной жизни, – ответил Коробок. – Федя, что лучше: жить в браке или вне его?
– Не мне быть экспертом в столь сложном вопросе, у меня нет опыта совместного, оформленного по закону проживания с женщиной, – признался Приходько, – не до женитьбы мне пока.
Вот вам еще один противник штампа в паспорте!
– Отвратительно, – не выдержала я, – какая вам разница, есть печать в паспорте или нет? Поставьте ее и живите дальше спокойно.
– Не получится, – возразил шеф, – регистрация отношений удивительно влияет на женщину, могу привести массу примеров, и все плохие. Жили себе мои приятели Гена и Лена десять лет, не ссорились, потом ей захотелось праздника, Гена согласился. Расписались, и началось! Елену словно подменили. Начала деньги требовать, твердит безостановочно: «Муж обязан», «Супруг должен жену обеспечивать». А до этого много лет всем довольной казалась.
Коробок издал протяжный стон. Шеф отечески похлопал его по спине:
– Ну-ну, вдруг у тебя обойдется и ты станешь счастливым исключением из правил?
Димон принялся нервно чесать шею.
– Давайте вернемся к рабочим вопросам, – предложила я. – Зинаида Тряпкина, похоже, в этой истории ни при чем.
– Докладывай, – велел шеф.
Когда мой рассказ иссяк, Приходько побарабанил пальцами по столу.
– На светлом облике Бориса Олеговича появилось черное пятно.
– Вероятно, их много, таких пятен, – подхватил Димон. – Я не верю, что человек может совершить одноразовую подлость. Либо он делает гадости, либо нет. Зинаида боялась адвоката, ее опыт общения с российскими следственными и судебными органами и исправительной системой велит ей сидеть тихо. Тряпкина не верит в торжество справедливости и давно ее не ищет. Но нашелся другой, более смелый человек, обиженный до печенок Борисом.
– Мужчина, – подсказала я, – женщина не рискнет приблизиться к арлекину.
Димон закатил глаза:
– Знал я когда-то даму-змеелова, ни кобры, ни эфы она не боялась. Видел охотниц на медведей, и укротительница тигров была, Ирина Бугримова[6]. Я цирк люблю, раньше часто в тот, что на Цветном бульваре, забегал.
– Ладно, – сдалась я, – готова признать, что существует девушка, которая умеет и любит общаться со смертельно ядовитыми насекомыми, спит в обнимку со скорпионами, завтракает со сколопендрой. Значит, мы ищем человека, глубоко оскорбленного Борисом, знающего о его страсти к паукам. С большой долей вероятности он вхож в дом Ветошь. Круг сужается. Необходимо еще раз поговорить с Зоей Владимировной. Кстати, она здесь жаловалась на нищету, но кое-какие дорогие вещи у них имелись. В Интернете выставлен список на продажу, думаю, не полный. Димон, у нас есть фото, которые сделала эксперт Анна Павлова в день смерти Бориса? Давай же посмотрим, что там хорошего?
Коробок постучал пальцами по клавиатуре:
– Вот. С чего начать? Гостиная.
– Огромная люстра, бронза с цветным стеклом, – начала я, – недешевая штука.
– Скорее всего она принадлежит владельцу особняка, – осадил мой пыл Федор.
– Картины! – указал на экран Димон. – Так не определишь, подлинники это или нет, но если настоящие, то целое состояние.
– Дом достался Ветошь в пользование со всем содержимым, – стоял на своем Приходько, – а это что за ерундовина? Карета?
– Интерьерное украшение, – пояснила я, – было модно лет десять назад. В любом крупном торговом центре стояли Тадж-Махалы, Лувры, Эйфелевы башни высотой с метр и вот такие кареты, куда при большом желании мог поместиться ребенок, еще фарфоровые собаки в натуральную величину.
– Я видел на одном участке в поселке быка, – подхватил Коробок, – сначала испугался, затем сообразил: он пластиковый.
– Карета не выглядит дешевой, – отметил Федор.
– Так она и не халабуду на шести сотках украшает, – сказал Димон.
– Я проверила, – раздался голос Фатимы.
Я обернулась. Манера нашего криминалиста ходить бесшумнее кошки иногда пугает.
– Проверила, – повторила Фатя.
– Что? – спросила я.
Шеф оторвался от компьютера:
– Я попросил Фатиму поработать с уликами, которые собрала и изучала Павлова, занимавшаяся суицидом адвоката.
– Аккуратная сотрудница, – скупо похвалила незнакомую коллегу Фатя, – претензий особых нет. Отпечаток на стеклянном столике – это часть детской ладони. Идентифицировать ее невозможно. Думаю, ребенку лет семь-восемь. Хотя, может, и пять, сейчас дети крупные пошли. Еще есть пуговица, маленькая, темно-синяя, похоже, от рубашки того же ребенка. Четыре дырочки, названия фирмы нет. Я запустила ее по базам, вероятно, выпадет производитель, с фурнитурой сейчас не просто. Возьмем молнии «YKK», раньше они…
– Небольшая пуговичка могла оторваться и от мужской рубашки. – Коробок не дал Фате оседлать любимого конька.
Она сдвинула идеально ровные черные брови:
– Я тебе с компьютером советы даю? Сомневаюсь в твоих выводах? Вот и не лезь на мое футбольное поле.
– Ладно, ладно, – забубнил Коробок, – не злись!
Фатима повысила голос:
– Пуговицы не одинаковые!
– Мы знаем, – пискнула я, – бывают с разным количеством дырочек.
Фатя вперила взгляд в меня:
– Или их вообще нет! Тебе тоже лучше не болтать. У детей маленькие пальцы, мелкая моторика плохо развита, поэтому ответственный производитель делает для малышей толстые пуговицы с небольшим валиком по внешнему краю. Для мужчин, наоборот, чем тоньше, тем элегантнее. Могу дать вам предварительное заключение: застежка оторвалась с одежды ребенка не старше восьми лет и не выше метра двадцати.
– Фатя, а как ты его рост вычислила? – поразилась я. – Знаю, что по размеру берцовой кости определяют высоту человека, но чтоб по пуговице!..
Фатима расплылась в довольной улыбке.
– Просто я работаю волшебником. Толстые пуговицы делают для совсем крохотулек; когда ребенок вытягивается за метр двадцать, его начинают считать вполне самостоятельным, застежки становятся, как у взрослых. В паучьей комнате найдена малышовая пуговичка. Я доступно объяснила?
– Замечательно! Ты гений, – на все лады начали мы нахваливать Фатю, а та очень это любит, сразу подобрела и затараторила:
– Надеюсь определить производителя, выяснить, какая фирма закупила эту партию, куда их нашили, кому отправили, выйдем на бутик, там, вероятно, вспомнят покупателя.
– Молодец! – сказал Приходько.
– Обращайтесь, я на месте, – кивнула Фатима и удалилась.
– Зачем нам восьмилетка? – с недоумением спросил Димон. – Он никак не может быть человеком, которого крепко обидел Ветошь. Мальчонку просто привели посмотреть на пауков!
– Ты осмелишься повторить сию речь в присутствии Фатимы? – без тени улыбки спросил Федор.
– Нет, – признался Коробок, – она очень нервная.
– Отпечаток ладони и пуговицу отбрасываем, – принял решение босс. – Ваши предложения, вопросы?
– Как убийца вошел? И как незаметно вышел? – поинтересовалась я. – В доме работает прислуга, окна и двери под сигнализацией, везде датчики, если посторонний попытается взломать раму или замок, на пульт охраны поселка немедленно пойдет сигнал.
Коробок подвигал мышкой.
– В день смерти Бориса Олеговича не было никакой тревоги из его особняка. Тишь да гладь.
– В ночь, – поправила я, – давайте восстановим события. Ветошь приехал домой, пошел в пауковую, а жена легла спать. Он предварительно сам проверил, заперты ли обе двери в дом и окна на первом этаже.
Димон поднял руку:
– Алло, гараж, с чего бы хозяину самому этим заниматься? Куда подевались специально обученные люди?
– Экономка Аня была отпущена на несколько дней в связи с неожиданной кончиной матери, – напомнила я. – Горничные приезжают по утрам. Это был редкий случай, когда Борис и Зоя остались в особняке на ночь вдвоем.
– Вот тут и зарыта собака! – оповестил шеф. – Кто знал, что прислуги нет в доме?
Мы с Димоном переглянулись.
– Прислуга, – сказал Коробок.
Я встала, подошла к доске и начала чертить схему.
– Супруги спят в разных комнатах. Труп Бориса обнаружили горничные, которых после долгого стука в дверь впустила Зоя. Хозяйка открыла им, ушла в свою спальню, ей удалось заснуть, но вскоре раздался крик. Экспертиза считает, что смерть Бориса наступила в промежутке между часом и тремя ночи. В организме покойного найдено незначительное количество снотворного, равное примерно двум таблеткам дормизола. Доза несмертельная. Некоторые люди, в особенности те, кто давно и постоянно принимает это лекарство, склонны пить по паре пилюль. Значит, Борис спит, и тут некто приносит паука, не Павлика, как мы думали ранее, а Эдди, питомца Козихина. Преступник не знает про гравировку, он путает колпаки.
– Но сначала нашему фигуранту пришлось взять Павлика, запустить его в аквариум Эдди, а последнего принести к Борису, – перебил меня Федор, – убийца знает об отсутствии экономки и о том, что Козихин за рубежом. Послушайте! Можно установить, открывались ли ночью двери в особняки?