Наталья Александрова - Мамочка в законе
— Куда уж лучше! — буркнул Вася.
Как уже говорилось, все пережитое наложило отпечаток на его манеры, он стал с мамочкой суров, если не груб. Мамочка успела уже переодеться в свой синенький скромный халатик и выглядела как обычно.
— Должна тебе сказать, — заметила мамочка, — что выглядишь ты просто ужасно. Да-да, — она повысила голос, — и не спорь, пожалуйста! — хотя Вася и не думал с ней спорить.
Он вдруг очнулся и стал шарить в подвесном шкафчике в поисках мамочкиной косметики.
— Василий! — изумленно воскликнула она, видя, что ее сын пытается замазать синяк тональным кремом. — Что это ты делаешь?
— Не задавай дурацких вопросов! — огрызнулся Вася. — Лучше помоги мне!
— Тебе уже ничего не поможет, — заметила мамочка, и Вася не мог с ней не согласиться, потому что синяк от его усилий стал гораздо заметнее.
— Мама! — воскликнул он в полном отчаянии. — Мне очень нужно сегодня на работу! Но я не могу идти в таком виде, меня уволят! Если же я не приду, меня точно уволят!
Что за порядки в твоей организации? — холодно удивилась мамочка. — Ведь у тебя производственная травма, тебе положен больничный! И вообще, при таком отношении нужно подавать в суд!
— На кого? — хмуро спросил Вася. — На маламута?
Неожиданно мамочка с ним согласилась, что подавать в суд на маламута не имеет смысла.
— Ты должен молиться на свою мать! — патетически воскликнула она. — Что бы ты делал без меня?
Василий повесил голову, мамочка же, наоборот, чрезвычайно оживилась и развила бурную деятельность. Она кинулась на поиски своей старой, потрепанной записной книжки, на удивление быстро ее отыскала в ящике комода и набрала номер. Там ответили только после двенадцатого гудка. Другой бы человек на месте мамочки давно плюнул и отключился, но Васина мамочка была крепкой породы, никогда не сдавалась и всегда добивалась, чего хотела. По телефону мамочка говорила недолго, после чего явилась в комнату к Василию и повторила, что он должен денно и нощно благодарить Бога за то, что ему досталась такая заботливая мамочка.
— Через полчаса, — веско начала мамочка, — к нам придет одна женщина, которая мигом решит все твои проблемы в смысле внешности. После нее тебе уже не нужно будет ни о чем беспокоиться. Она работает…
— В морге, что ли? — лениво поинтересовался Вася. — Покойников гримирует? Это мне сейчас как раз подходит…
— Типун тебе, на язык! — рассердилась мамочка. — Аделаида Семеновна всю жизнь на «Ленфильме» проработала, гримершей. Таких людей гримировала — ты не поверишь! Для нее ничего невозможного нет!
Вася заразился восторгом, услышанным в голосе мамочки, и с надеждой стал ждать Аделаиду Семеновну, а пока согласился на предложенные мамочкой большую чашку кофе с молоком и бутерброд с сыром рокфор. Правда, бутерброд пришлось порезать на мелкие кусочки, потому что после вчерашнего сильно болела челюсть.
Через полчаса раздался звонок в дверь, и на пороге квартиры появилось странное создание. На первый взгляд создание напоминало мальчика в возрасте приблизительно двенадцати лет, не старше. «Мальчик» скинул курточку с капюшоном и оказалось, что коротко стриженные волосы абсолютно седые. Когда Вася подошел ближе и заглянул гостье в глаза, даже он сообразил, что ей не меньше семидесяти. Она, со своей стороны, времени даром не теряла и тоже внимательно рассматривала Васино лицо.
— Что, безнадежно? — упавшим голосом спросил Вася.
— Молодой человек, — хриплым голосом сказала Аделаида Семеновна, — зарубите на своем подбитом носу: ничего безнадежного не бывает, когда за дело берусь я!
Выпалив эту фразу, Аделаида бодро обежала всю квартиру и выбрала кухню, как самое светлое место. Васю усадили на табурет, Аделаида раскрыла принесенный с собой саквояж, и началась работа.
— Вы, молодой человек, не беспокойтесь, — приговаривала гримерша, для чего-то заклеив Васе рот липкой лентой, — вы попали в очень хорошие руки. Да-да, говорю это без ложной скромности. Я работала на «Ленфильме» без малого сорок пять лет, и всегда в самых сложных случаях звали меня. Я, конечно, понимаю, нужно идти в ногу со временем, эти модные визажисты используют новейшие приемы макияжа, но когда заслуженный артист Карапузов в пьяном виде упал на беременную кошку, к кому обратились? К Аделаиде они обратились! Можете себе представить, что кошка сделала с его лицом? А от меня он ушел свеженький, как молодой огурчик! Или когда артистка Кикиморова, поссорившись с любовником, метнула в него горячий утюг, а он отскочил и рикошетом попал ей по лбу, кого вызвали срочно? Аделаиду они вызвали! Кикиморовой, видите ли, утром нужно было сниматься в роли невесты, и никак нельзя отложить, режиссер уже просто кипел. Хорошо, что утюг, пока летал туда-сюда, малость остыл, и ожог получился только первой степени.
Она расклеила Васе рот и намазала лицо белой мазью.
— Будет щипать! — предупредила она. — Но нужно терпеть.
Вася поглядел на нее с ненавистью — еще одна инквизиторша на его голову, но ничего не сказал. Мамочка в это время быстро сервировала на кухонном столе чай с бутербродами и печеньем. Аделаида откусила бутерброд с копченой рыбкой и отложила его в сторону.
— Вы, молодой человек, — мой профиль. То есть моя специальность — гримировать лицо после травмы. Конечно, всякое приходилось делать. Вот, например, вдова дирижера Семицветова, слыхали?
Вася мотнул головой.
— Очень был известный дирижер в пятидесятые годы, но он давно умер. А вдова его жила долго, когда-то в молодости она была певицей, но потом оставила сценическую карьеру, но бывала на «Ленфильме», и вообще сталкивались мы с ней у общих знакомых. А была она ровесницей века и, сами понимаете, в одна тысяча девятьсот девяностом году решила отметить свой девяностолетний юбилей. Что необходимо женщине для юбилея прежде всего? Женщине для юбилея необходимо красивое платье.
— И драгоценности, — подала голос мамочка.
— Верно, — обрадовалась Аделаида, взмахнув бутербродом, — драгоценности у нее были — очень приличное бриллиантовое колье старинной работы, подарок мужа на свадьбу. Оставалось платье. Она берет отрез импортного шелка и идет в ателье на Невском. Там она говорит девушке-закройщице, что ей нужно из этого отреза вечернее платье. Та согласно кивает — дорогое ателье, клиент всегда прав — и говорит, что сделает бабуле вот тут карманчики, а вот тут — фестончики.
«Деточка, вы не поняли, — отвечает юбилярша, — мне нужно вечернее платье».
«Хорошо, — отвечает закройщица, — тогда я вам вот тут снизу еще сделаю рюшечки».
Вдова Семицветова теряет терпение и требует длинное платье с вырезом, чтобы надеть бриллиантовое колье. Девица уверяется, что бабуля в маразме, и не знает, куда звонить — родственникам или сразу в психушку. Начинается скандал. Хорошо, что заведующий ателье оказался меломаном, он вспомнил дирижера Семицветова, и все встало на свои места. Сшили вечернее платье, и кому кинулась звонить юбилярша? Разумеется, Аделаиде! Нужно было загримировать декольте. И я сделала ей декольте юной девушки!
Аделаида залпом выпила чашку чая и набросилась на Василия. Она смыла жгучую маску и намазала лицо еще какой-то вязкой субстанцией, заявив, что первая маска лицо разогрела, а эта уберет отеки. Вася покорился судьбе и сидел смирно.
— А то вот еще был случай, — продолжала Аделаида свои волнующие воспоминания. — Году этак в… точно не помню, приезжает вдруг к нам на «Ленфильм» Жан Габен.
— Помню! — оживилась мамочка. — «Набережная туманов» и еще фильм, где они банк неудачно ограбили…
— Точно, — подтвердила Аделаида. — Но дело не в этом. Значит, погостил Жан Габен немножко, принимало его начальство разное, а потом он и говорит, что хочет посмотреть, как живут у нас простые актеры. Натурально, начальство всполошилось — не вести же его в коммуналку какую-нибудь зачуханную. И тут кто-то с перепугу вспомнил, что у артиста Андрея Тарабанько — слышали такого? — совершенно случайно квартира из трех комнат на Мойке, да еще и ремонт он недавно сделал. А дело было в воскресенье, Габену завтра уезжать.
А Тарабанько этот, оказалось, неделю уже в запое, за компанию с соседом-скульптором. У скульптора запой творческий, а у артиста обычный, внеплановый. И до того они допились, что жена этого Тарабанько взяла детей и уехала к маме, на время, конечно. Эти с утра встали — выпить нечего, даже на пиво денег нету. Ну, маются, конечно, стонут, ходят по дому в неприличном виде — в длинных, до колен, сатиновых трусах.
Аделаида смыла маску, от которой все лицо у Василия стянуло, как резинкой, и нанесла крем.
— Значит, маются они дурью, а тут вдруг Тарабанько, как творческой личности, самоутвердиться захотелось. Он своего соседа и спрашивает: «Как ты считаешь? я великий актер?»
Скульптор спорить не стал: великий, говорит, великий!
