Татьяна Луганцева - Каша из топора палача
– Дорогая моя, Агата Анатольевна, идите домой, он не хочет никого видеть, а вас в первую очередь, – сказал ей доктор.
– Почему? Он обижен на меня? – удивилась Агата.
– Ну уж этого я не знаю, это ваши дела, но думаю, что дело в роскошной блондинке… Может, Александр Романович не хочет, чтобы вы столкнулись?..
– Все понятно, – снова закашляла Агата. – А ведь мне ничего от него не надо было, просто отблагодарить. Я ему по гроб жизни обязана.
– Я думаю, он это знает. Успокойтесь, девушка, у него не так все плохо, как может показаться. Александр Романович даже планирует в скором времени приступить к работе, а это о многом говорит.
– Значит, вы не дадите мне увидеться с ним? – уточнила Агата, покраснев от сотрясающего ее худую грудь кашля.
– Нет, – сказал Тихон Петрович и поднялся со своего кресла. – Идемте-ка со мной, дорогуша.
– Куда?
– Разговорчики в строю!
Тихон Петрович отвел Агату в диагностическое отделение больницы и сдал на руки старшей медсестре Татьяне.
– Сделай-ка этой девушке снимок грудной клетки, без фонендоскопа хрипы слышны.
– Да я… – попыталась вывернуться Агата, очень не любившая посещать врачей.
– Молчать! – снова прервал ее Тихон Петрович, уже сообразивший, как с ней надо обращаться.
Татьяна поняла своего шефа и увела Агату под локоток.
Снимок был сделан сразу же, и потом Татьяна отвела ее обратно в кабинет Тихона Петровича. Медсестра молча отдала ему снимок и удалилась.
– Присаживайтесь, – кивнул Агате заведующий и, включив свет, принялся внимательно рассматривать снимок.
Агата снова зашлась в кашле.
– Ну что там, док? Как говорят в американских фильмах, бронхит, пневмония?
Тихон Петрович снял очки и посмотрел на Агату.
– А как мы себя чувствуем в последнее время?
– Честно?
– Как священнику.
– Плохо…
– А в чем это проявляется? – Тихон Петрович сел напротив.
– Даже не знаю… слабость…
– Аппетит?
– Никакого.
– Похудела?
– Килограммов на шесть, но если учесть, что ничего не ем… – пожала плечами Агата.
– Боль в груди? – продолжал уточнять врач.
– Сердце болело, но я нервничаю…
– Дорогая Агата, не надо себя успокаивать.
– Что у меня? Пневмония? – несколько забеспокоилась Агата.
– У вас правосторонняя пневмония нижней доли и бронхит, но не это меня беспокоит, – опустил голову Тихон Петрович и начал ладонью катать ручку по поверхности стола, чем немало нервировал Агату.
– Скажите мне, наконец!
– Конечно скажу! Куда я денусь? Но я хочу, чтобы вы мои слова восприняли трезво и здраво, без истерии.
– У меня никогда не бывает истерик, – глухо сказала Агата, внезапно чувствуя легкое головокружение и озноб.
– Вот это правильно. У вас выраженное нервное истощение…
Агата непонимающе смотрела на него.
– Что?
– Невроз, ослабление иммунитета, отсюда и пневмония. И вам необходимо заняться собой как можно скорее.
– Невроз? – тупо повторила Агата. – Это опасно?
– Агата Анатольевна, вы должны лечь в больницу и подлечить нервишки.
У Агаты, смотревшей на Тихона Петровича во все глаза, не было и тени истерики. Почему-то она сразу сказала:
– У меня маленький сын, и я в разводе. – Словно это могло отвести от нее беду. – А вы меня в психушку.
Тихон Петрович пожал плечами.
– Не в психушку, а в неврологическое отделение к моему другу Юрию Васильевичу Чванову. Вот его визитка, телефоны. Идите, Агата, доставайте его! – попытался пошутить Тихон Петрович.
– Почему вы мне помогаете? – спросила Агата.
– Не знаю, раз уж столкнула нас жизнь, почему бы и не помочь? Я же врач…
– Спасибо. – Агата взяла визитку и встала. – Я могу попросить вас?
– Смотря о чем?
– Не говорите ничего обо мне Берсеньеву, – сказала Агата, ощущая во всем теле боль. – Еще подумает, что я того…
– Врачебная тайна, вам не о чем беспокоиться. От меня он ничего не узнает.
– От меня тоже. Знаете, Тихон Петрович, я не буду вешать свои проблемы на других людей, – улыбнулась Агата и вышла из кабинета доктора, кашляя и пошатываясь.
Глава 12
Юрий Васильевич Чванов был в меру циничен, как многие врачи, но настоящий профессионал, как и обещал Тихон Петрович. Агату он быстро взял в оборот. Ей за несколько дней сделали все анализы, и вот Агата явилась к нему в клинику для итогового заключения. Юрий Васильевич изъяснялся четко и ясно.
– Агата Анатольевна, пневмонию подлечим и нервишки в порядок приведем. Вот так, Крайнова! Вы же журналистка! Вы умная женщина! Я не виноват, что вы стали моей пациенткой. Вы доверяете мне? Это очень важно! – поднял на Агату усталые светлые глаза Юрий Васильевич.
– Да… полностью.
– Вот и чудно! Дети есть? – спросил врач.
– Сын, – ответила Агата.
– Отлично! Муж есть?
– В разводе.
– Тоже хорошо… для меня. Крайнова, мне сегодня везет, – потер руки Чванов.
– Радуетесь неустроенности моей личной жизни? – обиделась Агата.
– Вот тебе на! Ну ничего… психолог поработает. Я радуюсь за себя, что хоть в вашем случае избегу ненужных разговоров.
– Я приду… скоро… лечиться…
– Многие лекарства для лечения от депрессий очень дорогие, – предупредил доктор.
– Я постараюсь собрать нужную сумму, – сказала Агата и ушла из центра, полная решимости бороться за полноценную жизнь.
До последнего дня Агата не говорила своей подруге Антонине, что с ней случилось, но сегодня она решила, что момент настал. Она приехала домой вечером и сразу же спросила у Тоси:
– Виталик?
– Уже спит.
– Хорошо, пойдем на кухню, мне необходимо с тобой поговорить.
Тося в коротком махровом халатике цвета свежескошенной травы тревожно всмотрелась в лицо подруги.
– Я знала… – прошептала Антонина, прижимая руки к сердцу.
– Что? – спросила Агата.
– Что будет какой-то разговор, ты сама не своя в последнюю неделю. Где-то пропадаешь, приходишь грустная, ничего не говоришь, все свободное время не отходишь от ребенка, пытаешься взбодриться. Я – инвалид по своим физическим возможностям, но не умственным! Я вижу, что с тобой что-то происходит, и не думаю, что хорошее… Где Александр? Ты же влюблена в него, я это тоже знаю.
– Эка тебя понесло… Тогда мне легче тебе будет сказать. – Агата усадила подругу за стол и рассказала ей о своей болезни.
– Этого не может быть… – закрыла лицо руками Антонина, пряча улыбку. – Я-то думала, что случилось что-то серьезное!
– А нервы что – не серьезно?! – взвилась Агата, обиженная реакцией подруги. – Я уже и анализы все сдала, завтра ложусь в нервное отделение.
– Я даже слышать об этом не хочу! Взбодрись! Какие нервы? Какие таблетки? Ты просто сохнешь от любви, а это не лечится, вернее, лечится временем… Несправедливо…
– Это всегда несправедливо, – возразила Агата, – говори тише, разбудишь Виталика. Думаю, не надо тебе напоминать, что ребенок не должен ни о чем знать. Скажешь, что я уехала в командировку, а я буду звонить каждый день. В больницу его тоже не приводи, ни к чему ему видеть лечащуюся от депрессии маму.
– Это не может быть ошибкой?
– Нет, Тося, придется с этим смириться, я в последнее время чувствовала себя выжатым лимоном, да еще легкие застудила.
– Господи, почему? – качала головой Антонина, все еще не смирившаяся с «жестокой реальностью». – Никогда не думала, что ты можешь вот так вот сдать… На шее у тебя я, сын, а теперь кто позаботится о тебе?
– Я справлюсь, и прекрати разводить сырость, еще не хоронишь меня. Да я и на похоронах своих запрещаю плакать. Лежишь в гробу, сейчас зароют в землю, то есть и так тошно, а тут еще убиваются все просто, и умирать не хочется! – выдала Агата под кривую усмешку Антонины:
– Ты неисправима… видимо, совсем тебе тошно, раз так заговорила. Эх, Агата, мужика бы тебе хорошего, и всю бы депрессию как рукой сняло. Может, стоит примириться с Денисом?
– Ладно, позвони Денису, пусть придет, нам надо поговорить. Заранее ему не говори, будет еще нервничать, – давала ценные указания Агата.
– Ты еще о других думаешь! – ахнула Тося.
– Я только о них и думаю, – ответила Агата. – Раз уж такое случилось.
– Агата, ты знаешь… я никогда не брошу Виталика, но я очень больна и не могу обещать… что я его смогу вырастить.
– Прекрати! – прервала ее Агата и разрыдалась.
Плакали они вместе, укрывшись на кухне, долго и нудно. А утром Агата собрала в пакетик вещи – от зубной щетки до ночной рубашки – и ушла до того, как проснулся сын, будучи не в силах с ним прощаться, боясь расплакаться. Вообще, в больницу она ложилась первый раз в жизни.
Антонина, с красными и опухшими глазами от слез и бессонной ночи, перекрестила ее напоследок и, закрыв дверь, прислонилась к ней лбом. Ей до сих пор не верилось, что всегда деятельная и такая самодостаточная подруга ложится в больницу лечить нервы.
«А у кого нет нервов? У всех нервы!»
