Юлия Климова - Как понравиться маньяку
В душе у Леськи порхали бабочки, и хотя она была напугана телефонным звонком, но присутствие рядом Кочкина отодвигало сию неприятность на задний план. Она была уверена, что он ее в обиду не даст.
– Что все это значит? Я не понимаю, – вмешалась Ника.
– Человек, которого мы задержали, – Брагин Матвей Андреевич, действительно является маньяком-Телефонистом. В этом сомневаться не приходится, – делая глоток горячего кофе, сказал Максим Григорьевич. – Вам же, Олеся Владимировна, звонит кто-то другой. Мои предположения таковы: вас хотят убить, а чтобы замести следы, ваш недоброжелатель делает все так, чтобы подумали на Телефониста. Скорее всего, речь идет о близком, хорошо знакомом вам человеке.
– Этого не может быть, голоса родственников и друзей я знаю.
– Убийце вовсе не обязательно звонить самому, он мог попросить кого-нибудь другого выполнить эту миссию. Ему бы даже не пришлось что-либо объяснять, всегда можно сослаться на шутку, – ответил Кочкин. – Я уверен, что человека, задумавшего убийство, вы знаете. Он очень боится, что подумают именно на него, поэтому так и хитрит.
– Это не я, – замотала головой Ника, – честное слово, это не я! Мне, конечно, Леську раз сто хотелось убить, но это все мечты.
– Ай-яй-яй, – погрозила пальцем Леська и вздохнула. – А я-то обрадовалась, что все закончилось, прическу вот сделала. – Она посмотрела на Кочкина в ожидании комплимента.
– Очень вам идет, – тут же среагировал он и почувствовал, как вновь краснеет. Нет, так нельзя! Необходимо собраться и спасать Лисичкину. Максим Григорьевич кашлянул и спросил: – Как вы сами считаете, за что вас могут убить? Вспомните последние месяцы, вы с кем-нибудь ссорились?
– Я очень хороший человек, – важно ответила Леська, – зла никому не делала.
– Может ли вас кто-нибудь ревновать?
– Нет, я недавно развелась, у меня депрессия, и ни до каких глупостей мне нет дела.
Она тут же заерзала, вспомнив вчерашние смотрины.
– А как обстоят дела на работе?
– Я там просто винтик в большом механизме, ни с кем особо отношения не поддерживаю.
– Олеся Владимировна, подумайте: кто может желать вашей смерти?
– Все мужчины, с которыми у нее были хоть какие-нибудь отношения, и все матери этих мужчин, – усмехнулась Ника.
– Да не знаю я, – заныла Леська. Она искренне не понимала, кому может быть выгодна ее смерть.
Максим Григорьевич достал блокнот, ручку и приготовился записывать.
– Подумайте и назовите мне имена тех людей, с которыми вы часто общаетесь, и тех, с кем достаточно длительное время общались ранее.
– С Эдиком иногда болтаем… – задумчиво начала Леся, и Кочкин с удивлением отметил, что ревнует. – Потом… Два бывших мужа и две бывшие свекрови.
– Точно! – воскликнула Ника. – Лично я подозреваю их всех. Жили себе, жили, а тут засуетились!
– Что вы имеете в виду? – заинтересовался Максим Григорьевич.
Леська с Никой наперебой стали рассказывать о недавней активности Вени и Николая, а также о мелькании во всем этом бывших свекровей. Кочкин слушал очень внимательно.
– Значит, Лапушкин потребовал обратно машину? Так, так…
– Ну да, – подтвердила Ника, – будто его маман обратно ее захотела. Сначала он просто требовал «Форд», а уходя, предложил за него деньги. Наверняка бы он пожелал отделаться незначительной суммой, машина и так бешеных денег не стоит, старая очень.
– А с Николаем я просто так встретилась, посидели, поболтали. Потом позвонила его мама и спросила, не знаю ли я, где он? Кстати, что-то я волнуюсь, – сказала Леська. – Надеюсь, он нашелся.
Максим Григорьевич опять почувствовал, что ревнует.
– А почему вы разошлись с Николаем, а затем с Вениамином? – спросил он и торопливо добавил: – Это я не из праздного любопытства интересуюсь. Хочу понять, кто может испытывать к вам сильные отрицательные чувства.
– С Николаем мы расстались по молодости, по глупости. Вернее, ругались очень сильно, а мириться никто не хотел. Может быть, любовь просто прошла, не знаю, – Леська пожала плечами. – Мамаша у него к тому же – не подарок, она просто мечтала, чтобы мы расстались, мы ругаемся, а она из-за угла подзуживает. Сплошной бардак был, а не семья. А Вениамин – скучный и какой-то дохлый.
– В каком смысле? – не понял Кочкин.
– Типичный маменькин сынок… – Леська осеклась, вспомнив, что Максим Григорьевич на смотрины пришел вместе с матерью, осторожно посмотрела на него и, не заметив на его лице обиды, продолжила: – Ничего не сделает, пока не получит ее одобрения. К тому же нуден и считает себя чуть ли не королем. Если честно, то я его не любила, даже не знаю, как так получилось, что вышла за него замуж. Одиночество, наверное, замучило. Вела я себя плохо, вот они меня и прогнали, – засмеялась Леська, вспомнив, как Инесса Павловна, обмотав голову мокрым полотенцем, постанывая, голосила: «Господи, спаси и избавь нас от этого чудовища!»
– Олеся Владимировна, я хочу познакомиться с вашими бывшими мужьями и свекровями, – сказал Максим Григорьевич, прикидывая, как сейчас лучше поступить. Информацию, о том, что маньяк-Телефонист пойман, необходимо попридержать, пусть Олесин враг гнет свою линию и иных способов убийства не изобретает. – Они не должны знать, что я следователь. Подумайте, как это можно организовать?
– Завтра суббота, – задумчиво протянула Леся, – есть приличный шанс застать их всех дома.
Глава 16
Если вам необходимо ознакомить горячо любимого следователя со своим прошлым, делайте это осторожно и постепенно, пожалейте его нервную систему.
Квартира семьи Митрохиных находилась на шестом этаже. Первый лифт вообще никак не отреагировал на вызов, а второй дернулся и замер, показывая полную солидарность со своим собратом.
– Безобразие, – сказала Леська и поплелась к двери, ведущей на лестницу. – Максим Григорьевич, не отставайте.
– Подожди, кажется, там кто-то застрял. – Кочкин приложил уху к дверцам второго лифта и кивнул. – Так и есть. Надо позвонить в диспетчерскую.
Он достал мобильник и стал внимательно изучать металлическую табличку, привинченную к стене, на которой в столбик была размещена информация о правилах эксплуатации лифта.
– Может, мы займемся спасательными работами на обратном пути? – предложила Леська.
Максим Григорьевич покачал головой и стал набирать нужный номер.
– Только не думайте, что я черствая, – пустилась в объяснения Олеся. – Я просто к таким ситуациям отношусь философски. Если человек застрял, значит, это ему было необходимо. Лифт – это идеальное место для осмысления жизни и самого себя. Сидишь там и думаешь: а что я делал не так, а может, я вообще умру и больше никогда не увижу своих близких, и как же я, дурак, неправильно жил, и так далее. Переоценка ценностей, так сказать. Судьба нарочно устраивает короткое замыкание, давая человеку возможность начать все сначала. А потом дверцы открываются, и… И жизнь продолжается.
Кочкин с интересом посмотрел на Олесю.
– Хорошая теория, – одобрил он. – А ты когда-нибудь застревала в лифте?
– Это вы к тому, что мне не помешало бы переосмыслить свои поступки?
– Нет, просто любопытно, я вот ни разу не застревал.
– Вообще-то я тоже, – хихикнула Леська.
Сегодняшний день было решено посвятить знакомству Максима Григорьевича с семейством Митрохиных и с семейством Лапушкиных. Делая некоторую ставку на эффект неожиданности, Леся не стала предупреждать о предстоящих визитах ни тех, ни других. Нырять в прошлую жизнь не хотелось, бывшие родственнички наверняка наговорят такого, что Кочкин разочаруется в ней и надежда на завоевание его сердца погаснет раз и навсегда. Но выбора не было, не умирать же в двадцать семь лет, когда кругом столько интересного, а в сердце уже постукивает любовь. В присутствии Ники необходимости не было, и она, пожелав Леське удачи на всех фронтах, отправилась мучить знаниями нерадивых учеников.
– Эй, вы там как?! – крикнул Максим Григорьевич в узкую щель дверей лифта.
Сверху донесся мужской голос, слышно было не очень хорошо, но все же Леся и Кочкин смогли разобрать утешающее слово «нормально».
– Вы там хорошенько подумайте о своем поведении! – крикнула Леська. – Может быть, вам стоит начать новую жизнь! Одумайтесь, пока не поздно!
– Ты что кричишь, – одернул ее Кочкин, – и так бедняга напуган.
– Я его старательно развлекаю, чтобы не падал духом.
Дверь подъезда хлопнула, и по ступенькам зашаркали стоптанные ботинки мастера. Мужчина невысокого росточка, в помятом темно-коричневом пиджаке и черных джинсах, поставил на пол металлический чемоданчик, поправил кепку и сказал:
