Наталья Александрова - Проделки небожительницы
– Так, значит, это коллекцию украли? А квартира твоя цела? – обрадовалась Надежда.
– Ну, разумеется, цела, с чего тебе вообще пришло в голову, что нас ограбили? – отмахнулась мать.
Надежда с облегчением перевела дух и почесала Бейсика за ухом. Она так обрадовалась, что решила не делать матери ехидного замечания о том, что, если бы некоторые люди научились толково излагать информацию, не возникло бы никакой неразберихи.
– И главное, я зачем-то телевизор с утра включила, прогноз погоды хотела посмотреть, – сокрушалась мать, – а там с утра пораньше такие новости! Даже позавтракать не успели… А теперь она заперлась, и я не знаю, что делать.
– Понаблюдай за ней потихоньку, а я приеду, – сказала Надежда и бросила трубку.
Мать открыла дверь сразу же, Надежда даже не успела донести руку до звонка – она высмотрела Надежду из окна.
– Ну, как там? – прошептала Надежда, кивая на дверь комнаты, отведенной тете Васе.
– Все так же, – вздохнула мать, – не знаю, что и думать. Но говорить сама с собой она перестала.
Надежда на цыпочках приблизилась к двери и заглянула в замочную скважину. Тетя Вася сидела на диване и внимательно читала какие-то свои записи, время от времени сверяясь с табличками.
– Тетя Вася! – Надежда решилась постучать в дверь. – Васса Иринарховна, откройте, пожалуйста.
Старуха удивленно вскинула голову и поднялась с дивана.
– В чем дело? – спокойно спросила она, возникнув на пороге.
– Как вы себя чувствуете? – пролепетала Надежда, оробев под суровым взглядом старухи.
– Абсолютно нормально, – отчеканила та, – я работаю. А вы думали, что я выжила из ума?
Надежда с матерью выразительно переглянулись и дружно пожали плечами.
– Вот, кстати, хорошо, что ты пришла, Надежда. Потому что твоя мать никуда не пускает меня одну, думает, что я заблужусь в городе, где я родилась и выросла!
– Но вы же не были в нем больше пятидесяти лет! – вскрикнула мать.
– Это неважно, – последовал решительный ответ, – хотя маршруты общественного транспорта действительно изменились. И люди стали какие-то невежливые, никто ничего тебе не объяснит.
– Просто всем некогда! – вступилась за сограждан Надежда. – Вы видели, что в метро в час пик делается?
– Так вот, я прошу тебя проводить меня в Эрмитаж, – гнула свое тетя Вася. – Я должна узнать в подробностях, какие таблички были украдены.
– А там еще статуэтка, – начала было Надежда, но старуха махнула рукой:
– Статуэтка львиноголовой Ламашту меня не интересует. То есть, разумеется, это очень ценная вещь – конец второго тысячелетия до нашей эры, она прекрасно сохранилась, но таблички!.. Идем, Надя, скорее!
– Вряд ли сейчас кто-то будет с вами беседовать в Эрмитаже, – осторожно начала Надежда, – сами посудите, тетя Вася, до вас ли там кому-нибудь, когда у них такой кошмар! Украли часть коллекции, да еще и у немца! Теперь международный скандал будет!
– Надя. – Тетка посмотрела на нее как-то очень грустно. – Мне ведь ждать некогда. Успеть бы! – Она отвернулась, и Надежда устыдилась.
Действительно, может ли тетя Вася ждать, ведь ей уже восемьдесят шесть лет! Тут надо ковать железо, пока горячо!
В отделе искусства Древнего Востока внешне было тихо. Надежда снова дипломатично оставила тетю Васю там и ретировалась в залы. Этак она станет в музее завсегдатаем! А что, не самое плохое времяпрепровождение. Муж всегда упрекал Надежду, что она мало занимается самообразованием и совершенно в последнее время перестала повышать свой культурный уровень. Вместо этого она, видите ли, предпочитает искать на свою голову всевозможные криминальные приключения. Ну что ж, когда муж спросит, чем она занималась всю неделю в его отсутствие, Надежда с гордостью расскажет ему, что посещала Эрмитаж.
Она присела на бархатный диванчик, чтобы дать отдых ногам. Вспомнив, как сердится ее муж на то обстоятельство, что она все время помогает своим знакомым выпутаться из трудных криминальных ситуаций, Надежда вздохнула. Уже несколько месяцев ни с кем из ее знакомых не случалось ничего интересного.
«Если не считать того, – мысленно посмеиваясь, добавила она, – что у тети Васи украли дело всей ее жизни».
Тут Надежда по-настоящему расстроилась. Тетя Вася, хоть и имела скверный характер, все же вызывала к себе уважение своей целеустремленностью и волей. Надежда искренне желала ей расшифровать эти несчастные таблички. Но как это сделать?
«А вот интересно, – закралась в ее голову мысль, – кто украл часть немецкой коллекции? И зачем? То есть зачем – понятно. Чтобы продать ценности и получить деньги. Но если золотую статуэтку и можно будет продать какому-нибудь сумасшедшему частному коллекционеру, то кому нужны глиняные таблички, кроме специалистов? То есть они, разумеется, тоже очень ценные, раз такие старые, но вот куда их можно девать здесь, в России?
Появилась тетя Вася, присела рядом с Надей на диванчик и перевела дух.
– Они там радуются, что кража произошла не в Эрмитаже, – заговорила она, – хоть не на них ее повесят.
– Я бы на их месте тоже радовалась, – вставила Надежда.
– А мне что прикажешь делать? – рассердилась тетя Вася. – Полиция уже тут была, немцы, к коллекции приставленные, были в полном шоке. Никто ничего не знает, оказывается, бронированную машину еще в аэропорту подменили!
– Ну, сильны, ворюги! – восхитилась Надежда.
– Вот ты скажи, Надежда, может полиция что-то сделать против таких умных преступников? – грустно спросила тетя Вася.
– А вы сами как думаете?
– У меня, Надя, еще с молодости к органам отношение известное, и ты знаешь почему. Стало быть, надеяться не на что.
– Вам они очень нужны? – посочувствовала Надежда.
– Очень. Вот, – тетка развернула на коленях бумажку, – список того, что украдено. Пять клинописных табличек и девять глиняных оттисков с ассирийских печатей.
– Они ценные?
– Бесценные! Но, знаешь, думается мне, что охотились-то за золотой статуэткой. А таблички эти взяли, ну… по ошибке, что ли. То есть было два почти одинаковых маленьких ящика, они оба и прихватили, на всякий случай. Разбираться-то им некогда было.
– Логично, – протянула Надежда.
– Потому что, – продолжала тетя Вася, – продавать таблички никакого смысла нет. Коллекция барона Гагенау – очень известная. Если где-то эти оттиски проявятся – сразу же многие об этом узнают. Так что пропадут, боюсь, таблички эти теперь без следа.
– Выбросят их воры за ненадобностью! – подхватила Надежда. – Была же история, когда в Америке пятьдесят статуэток «Оскара» на помойке нашли! Так то – «Оскар», его каждый американец «в лицо» знает. А у нас – ну, заметит кто-нибудь эти таблички – черепки и черепки, никто не распознает, народ-то серый…
– Не дай господи! – тетя Вася прижала руку к сердцу.
Они побрели домой. Всю дорогу тетя Вася была очень задумчива, и Надежде ужасно было ее жалко.
По Литейному, где жила мать, нужно было идти от остановки троллейбуса два квартала пешком. Тетя Вася утомленно опиралась на руку Надежды, так что Надежда подумывала, не вызвать ли старухе платного врача, пусть сердце ей послушает, давление измерит и уколы назначит, витаминные какие-нибудь. А то как бы… тьфу, тьфу, чтоб не сглазить…
Внезапно старуха встрепенулась и даже перестала опираться на Надеждину руку.
– Что? – начала было Надежда, но тетя Вася шикнула на нее, чтобы она замолчала.
Она стояла посреди тротуара и поворачивала туда-сюда голову, как старый боевой конь, услышавший звук трубы. Надежда оглянулась. Шагах в пяти от них, сбоку, на тротуаре приткнулась к стене дома будка холодного сапожника. Сам сапожник, вернее, сапожница – полная немолодая тетка, смугло-южного вида, высунула голову и быстро переговаривалась с молодым парнем на своем языке. Парень был тоже смуглый и черноволосый, глаза его сердито блестели под насупленными густыми бровями. Он не был похож на обиженного клиента. И на заглянувшего просто так поболтать земляка сапожницы он тоже не был похож.
Надежда почувствовала, что тетя Вася незаметно подталкивает ее ближе к будке.
– Что-то мне нехорошо, постоим тут немножко. – Она прислонилась к стене и утомленно откинула голову, но Надежда-то прекрасно видела, что старуха вполне сносно себя чувствует, глаза у нее блестят и голос твердый, просто ее чем-то заинтересовала будка холодной сапожницы.
Те двое не обратили на них никакого внимания – они ругались. Да, Надежда поняла это по их жестикуляции и повышенному голосу тетки. Она гортанно что-то выговаривала парню, а тот хмуро отвечал ей, набычившись. Первая мысль, пришедшая Надежде в голову, была о том, что парень – рэкетир, то есть он собирает деньги с таких будочников. Но парень, как ни странно, не был похож на бандита. Волосы у него хорошие, густые, вьющиеся, одет он чисто и вполне прилично. Никакого яркого спортивного костюма – обычные джинсы и куртка. Никаких золотых цепей на шее и «гаек» на пальцах. Выражение лица сердитое, но не тупое и не злобное.
