Людмила Ситникова - Не откладывай убийство на завтра
Пожав плечами, Катка продолжила поиски. Похоже, старуху местные жители не очень-то жалуют, впрочем, ничего удивительного, как-никак ведьма. Чувство страха усилилось. Навстречу бежали мальчишка лет десяти и такого же возраста девочка. Дети громко смеялись, бросая друг в друга бумажные самолетики.
– Ребята, можно вас на минутку?
– Чего, тетенька?
– Вы ведь здешние, так?
– Ага, – мальчишка кивнул головой, – я вон в том доме живу.
– А я в этом, – подхватила девочка.
– Скажите, а где дом тридцать семь?
Дети переглянулись.
– А зачем он вам нужен?
– По делу.
– Лучше туда не ходите, там ведьма живет! Старая-престарая, сто девять лет бабке.
– Ага, – закивала девчонка, – самая настоящая, она может превращать людей в животных.
– И наоборот!
Копейкина засмеялась.
– Так уж и в животных?
– Да. Вы не смейтесь, это правда, – я сам слышал, как моя бабушка рассказывала, что ведьма очень давно превратила одну тетеньку в свинью, и она бегала по всей деревне, пугая прохожих.
– Кто бегала, ведьма? – Девочка покосилась на пацана.
– Да нет же, тетенька эта, которая стала свиньей.
– Она сбивала всех с ног. – с этими словами девчонка толкнула парня в бок и, засмеявшись, побежала по дороге.
– Ах, ты так, ну сейчас у меня получишь, только чтоб потом не орала!
– Сначала догони!
Мальчишка бросился бежать.
– Эй, вы так и не сказали, где она живет?
– Там, – мальчик махнул рукой, – идите прямо, у нее самый крайний дом, такой старый-престарый, как она сама.
Катка потопала в указанном направлении.
«Сто десять лет… это ты загнул, дружочек».
Действительно, нужный дом оказался последним на улице. Вернее сказать, это была хибара, потому что домом полуразвалившуюся, почерневшую от времени постройку назвать было нельзя. Ветхий забор держался за счет подпиравших с обеих сторон вбитых в землю кольев, но это не мешало ему постепенно накреняться набок. Собравшись с духом, Катарина толкнула хлипкую калитку. Во дворе стояла будка, в которой похрапывала огромная собака. Заметив на территории посторонних, пес вышел из своего укрытия. Копейкина хотела было удариться в бега, но дворняга была настроена дружелюбно. Подойдя к Катке, псина, виляя хвостом, повалилась на пыльную дорожку.
– Хорошая собачка… хорошая, – Ката обошла пса и уперлась носом в дверь.
Постучала. Внутри послышался шорох, скрип досок, а через пару минут дверь распахнулась. Катарина приготовилась к самому ужасному зрелищу, но, взглянув на пожилую женщину, почувствовала, что страхи ее мгновенно улетучились. Старушка более всего походила на обычных бабушек, любящих коротать время на скамейке у подъезда, не забывая перемывать косточки шагающим мимо соседям. Маленькая, худенькая, в стареньком застиранном платье, а не в обносках, как почему-то представляла ее Ката, бабка смотрела на незнакомку зелеными глазами. Если бы перед ней стояла не пожилая женщина, Катка решила бы, что у той вставлены линзы. Ну не может человек в столь преклонном возрасте иметь настолько яркие глаза! Судя по всему, мальчуган не соврал, бабушка явно разменяла одиннадцатый десяток, чему было свидетельством и испещренное морщинами лицо, и высохшие, прямо как у скелета, кисти рук.
Склонив набок седую голову, хозяйка развалюхи заговорила на удивление приятным голосом:
– Вы ко мне? – И, не дав Катарине ответить, засмеялась: – Конечно же, ко мне, что за глупости я спрашиваю! Проходите.
Копейкина очутилась в небольшом помещении, где витал запах полыни.
– Проходите в комнату, – бабушка указала на дверь и для чего-то два раза топнула ногой.
Комната оказалась большой и достаточно хорошо освещенной. Как и в салоне у Изабеллы, Катарина увидела несметное количество всевозможных бутылочек, выстроившихся в ряд на хлипких полках. Глаза ее постоянно натыкались на изобилие высушенных растений, висевших на гвоздях, источавших горьковато-сладкий аромат. Но больше всего Катку удивила… нет, вернее сказать, напугала висевшая на гвозде засушенная кисть. Не та, с помощью которой художники создают свои шедевры, а самая настоящая человеческая кисть! С пятью пальцами и…
– Не трясись, девка, не человеческая она, – сказала бабулька.
– А чья?
– Хочешь узнать?
– Нет.
– Вот и славно.
Катка встала в нерешительности посреди комнаты.
– Полина Тихоновна, я приехала по делу.
Старуха улыбнулась:
– Знамо, по делу, просто так ко мне никто не захаживает.
– Совсем никто?
– Представьте себе, меня в деревне сторонятся… боятся, – она тихо засмеялась, – а чего, спрашивается, сторонятся? Непонятно.
– Ну, наверное, это связано с вашей… – Катарина не могла подобрать нужного слова, – с вашей деятельностью.
Полина Тихоновна закивала:
– Возможно, только я ничего плохого людям не делаю, лишь оказываю некоторые услуги.
– А разве о плохом никто не просит?
Старуха прищурилась:
– Так ведь для кого оно плохое, а для кого и хорошее. По-другому не бывает.
Катка молчала.
– Ты вот сама зачем пожаловала?
– Я…
– Знаю, знаю, не от хорошей жизни прибегла, да ты садись. От кого обо мне узнала?
– Я была в салоне у Изабеллы.
– А-а… от Беллочки, значит, понятно. Ну и чего же ты хочешь, плохого или хорошего? – От взгляда бабки Ката чувствовала неловкость, казалось, та видит ее насквозь.
Ката смутилась.
– Почему молчишь?
– Не знаю, как сказать, вот, к примеру, приворожить мужчину – это, по-вашему, плохое дело?
Полина Тихоновна положила руки на стол и произнесла:
– Смотря кем ты ему приходишься, ежели супружницей, то одно, а если девкой сбоку, тогда…
– Вы привораживаете мужчин только к законным женам?
Бабка опять засмеялась.
– Почему только к женам, разное бывает. Я ведь почти одним приворотом и занимаюсь и не считаю его чем-то ужасным. Конечно, с другой стороны, это большой грех, но мне и так ясно, что после смерти я буду гореть в аду. Одним грехом больше, одним меньше… суть не изменится. А люди-то все равно идут, и просят, и умоляют помочь: то мужа приворожить, то жену беспутную в семью вернуть, я и помогаю, чем же это плохо?
– Но ведь, как говорится, насильно мил не будешь.
– Так-то оно так, только ты вспомни… хотя ты молода слишком, но все-таки, как в советские времена было? Если кто из супругов заводил на стороне любовников, куда люди бежали?
– Куда?
– В райком, в партком… ты, конечно, не помнишь…
Полина Тихоновна заблуждалась. Катка отлично знала, что такое райком, более того, она до жути боялась этого невидимого монстра. Лет с пяти Катку на все лето отправляли в деревню к бабушке, которая, к слову сказать, являлась заядлой коммунисткой. Как правило, перед сном бабуля рассказывала внучке сказки, но имелось одно «но». Сказки были переделаны до неузнаваемости. Например, всем известная история про Красную Шапочку заканчивается, когда дровосеки распарывают брюхо волку, вызволяя на свободу съеденных им бабушку и внучку. Так вот, в пересказе Катарининой родственницы сказка заканчивалась примерно так:
– Почему у тебя такие большие зубы?
– Потому, что я хочу съесть тебя, дитя мое!
– Нет-нет, – кричала Красная Шапочка. – Не смей! Я пойду в райком, тебя там пропесочат!
После этих слов волк вскакивал и бежал без оглядки от явно странной девочки.
Райкомом волка пугала не только Красная Шапочка, но и семеро козлят.
А самое неизгладимое впечатление на Катку произвела сказка «Три поросенка» в бабушкиной интерпретации. Оказывается, когда серый хищник разломал домик Ниф-Нифа, его братцы Наф-Наф и Нуф-Нуф не растерялись и позвонили в райком. В итоге случилось страшное! У серого разбойника отобрали партбилет. Как известно, в советские времена данная процедура была смерти подобна.
Вернувшись к реальности, Ката продолжила слушать старуху.
– В этих комитетах изменников обрабатывали по полной программе, а толку? Ну, прочитают нудную лекцию, ну, скажут, что советский человек обязан чтить моральный кодекс, а дальше? Люди жили вместе, порой ненавидели друг друга, а продолжали жить.
– К чему вы это говорите?
– К тому, что я ничем не хуже бывших комитетов. Напротив, у меня все чуточку по-другому, я-то делаю так, что человек не чувствует дискомфорта. Скажем, муж резко бросает любовницу и воспылает любовью к законной супруге. Он не будет думать, почему так произошло, просто станет все по-старому.
– А его жизнь?
– Что – жизнь?
– Это правда, что привороженный человек долго не живет?
Полина Тихоновна ничего не ответила. Потупив взор, она сидела молча минуты две, затем резко сказала:
– Ты ко мне явилась по делу, вот давай им и займемся.
– Хорошо, – Катка крутила пальцами, – я пришла не от своего имени, а… в общем, меня попросила сестра.
Бабка смотрела на Копейкину, и по ее лицу трудно было понять, о чем она думает.
