Тьерни Макклеллан - Наследница по кривой
— Интересно, что имел в виду Эдисон Гласснер, когда сказал, что ему есть в чем обвинить вас, если вы обвините его?
Вопрос, заданный после столь долгого молчания, наверное, прозвучал более значительно, чем я бы того хотела. Матиас искоса глянул на меня, а потом пожал плечами.
— Думаю, рано или поздно вы все равно от кого-нибудь узнаете. Мы с отцом не очень ладили.
Из того, что последовало дальше, выяснилось, что "не очень ладили" было мягко сказано. Похоже, Матиас ладил с отцом не больше, чем Россия с Гитлером. Он регулярно ссорился с Эфраимом с тех пор, как вошел в подростковый возраст. Скандалы начались с того момента, когда юный Матиас отказался заняться семейным бизнесом и решил стать художником.
— Отец был в ярости, — рассказывал Матиас. — Он заявил, что карьера художника — это глупые детские мечты и что если я рассчитываю на него, то я последний дурак, потому что он лишит меня наследства. А пока ограничится малым: не станет платить за мое обучение в университете. Если я, конечно, не послушаюсь его.
Матиас почесал бороду и снова пожал плечами.
— Вот мне и пришлось платить самому. Я учился пять лет вместо четырех и за эти годы сменил шесть мест работы, но в конце концов закончил университет. — Даже сейчас в его голосе слышался вызов.
Согласитесь, нельзя не восхищаться сыном богача, который получил образование, рассчитывая только на собственные силы. Особенно если у вас такие сыновья, как Даниэль и Натан, — очаровательные, умненькие и безответственные обормоты, помоги им господи.
— Я получил звание бакалавра искусств, — продолжал Матиас, — потом магистра и вот уже почти пятнадцать лет преподаю технику эстампа. И сегодня, дожив до солидного сорокалетнего возраста, чуть ли не до старости, могу сказать, что не взял у отца ни цента.
С большим трудом мне удалось скрыть изумление. Две вещи из рассказа Матиаса особенно поразили меня. Первая: выходит, Матиас Кросс вовсе не богач, как многие думают.
Теперь понятно, почему он разъезжает в мышином отеле.
Вторая, возможно, и не была столь важна, но тем не менее…
Меня ввели в заблуждение седые волоски в его бороде. Я-то думала, что Матиас старше меня. А теперь выяснилось, что он на целый год моложе!
И он еще говорит о солидном возрасте, даже старости? Этак мне недолго и в депрессию впасть.
С десяток вопросов промелькнуло в моей голове, но, как ни странно, озвучила я только один:
— Что такое эстамп?
Не знаю, почему я спросила об этом. Возможно, потому, что из всех вопросов, крутившихся на языке, этот был самым деликатным.
Похоже, даже Матиас предполагал, что я спрошу его о чем-нибудь более существенном. Он искоса взглянул на меня, прежде чем ответить.
— Эстамп — это оттиск. Я делаю литографии, гравюры, а также работаю в смешанной технике, называемой «инталия». Работаю в мастерской в школе искусств и дома, где держу печатный станок. Многие мои работы выставлялись на вернисажах. А в прошлом году была персональная выставка в Нью-Йорке, — не без гордости закончил он.
— И это не изменило мнения вашего отца? Вы же добились успеха.
Матиас снова потряс кудлатой головой:
— Шутите? Он лишь пуще разозлился. Отец воспринял мой успех как плевок в лицо. Больше всего его раздражали мои публичные выставки. — Матиас надолго умолк, глядя прямо перед собой на шоссе. Его лицо даже в профиль выглядело бесконечно печальным. — Откровенно говоря, я был удивлен тем, что отец вообще упомянул меня в завещании. Многие годы мы почти не разговаривали. — В его голосе звучало горькое сожаление. Он откашлялся, прежде чем продолжить: — Думаю, именно на это намекал Эдисон. Ему не понять, сколь виноватым я себя чувствую. Никогда не прощу себе, что не помирился с отцом… Теперь уже поздно.
Я промолчала. Да и как я могла его утешить? Отец Матиаса мертв. И все уже действительно было поздно.
К счастью, мне не пришлось ничего говорить, потому что Матиас поторопился закончить:
— Вот почему я так хочу, чтобы убийца моего отца предстал перед судом. — Я нервно сглотнула. Уж не меня ли он имеет в виду? — Мне кажется, это мой долг — докопаться до истины. Больше я ведь ничего для папы не могу сделать.
Я понимающе кивнула. Но по-прежнему испытывала неловкость. Казалось, Матиас был предельно откровенен со мной, но, не знаю уж почему, у меня возникло такое ощущение, что он мог бы поведать куда больше.
Наверное, потому, что Матиас ни разу не встретился со мной взглядом.
Очень скоро мы добрались до поворота, и у меня не осталось времени на дальнейшие расспросы. Наша беседа свелась к тому, что я давала Матиасу инструкции, как удобнее подъехать к дому Джарвиса.
Джарвис с Арлин обитают в городке под названием Бакснер, обязательно с ударением на первом слоге. Некогда маленький захолустный городишко, Бакснер сегодня превратился в процветающий и престижный поселок. Земля здесь безумно дорогая, а строительство еще дороже.
Дом Джарвиса, построенный три года назад, определенно стоил ему больших баксов.
Современное трехэтажное строение выглядело так, словно кто-то взял четыре кедровых ящика разного размера, обрезал их сверху по диагонали и соединил вместе. Нижняя часть трех ящиков была облицована речной галькой, в четвертый вставлена широкая дверь, ведущая в гараж на три машины.
Несомненно, дом Джарвиса производил впечатление.
Но, на мой взгляд, он смотрелся бы еще эффектнее, если бы не цвет, который Джарвис и его жена выбрали для входной двери и гаражных ворот, — бирюзовый. Похоже, это был любимый цвет Андорферов, потому как в доме рябило в глазах от бирюзовых оттенков — деревянные панели в столовой, стена в гостиной, столы на кухне. Если вы захотели сбежать от приевшейся бирюзы, оставьте надежду, входя в дом Джарвиса.
В этом отношении жилище Джарвиса чем-то сходно с Дантовыми вратами ада.
Дом располагался на 7,62 акра леса — мне известна точная цифра, потому что босс не раз хвастался ею в агентстве, — и летом соседние дома не видны за деревьями. Немного странно, что человек, который каждый день с упоением общается с людьми, выбрал столь уединенное место.
Однако я давно подозреваю, что Джарвис не такое уж общественное животное, каким кажется. К концу рабочего дня он, наверное, уже видеть никого не может. Даже немного удивительно, как еще терпит под боком Арлин.
Не успел Матиас взяться за огромный бронзовый молоток, как Джарвис распахнул бирюзовую дверь. Очевидно, он только что вернулся домой. На нем все еще был синий костюм и акварельный галстук, но не тот, что вчера. На нынешнем было больше бирюзовых пятен.
Я уставилась на галстук. Не начал ли Джарвис подбирать свой гардероб в тон дому?
— О, Матиас, рад снова видеть вас! — с энтузиазмом воскликнул Джарвис. Но его глаза говорили совсем другое. Что-то вроде "Какого черта ты тут делаешь?".
Затем Джарвис перевел взгляд на меня. И прищурился. По-видимому, он все еще дулся за пострадавшую дверь в агентстве.
Я поспешила улыбнуться.
Босс тоже улыбнулся, но только Матиасу.
Ну конечно, как мило, что я заехала к тебе, Джарвис!
Глава 15
Возможно, Джарвис и сказал, что рад снова видеть Матиаса, но было очевидно, что лишь одна Арлин прочувствовала эти слова всем сердцем. Она появилась за спиной мужа и во все глаза глядела на Матиаса, торопливо поправляя каштановые волосы, подстриженные "под пажа".
— При-и-вет! — пропела Арлин. — Чудесно, что вы к нам заглянули!
Взгляд ее был прикован к Матиасу. Ко мне приветствие, по-видимому, не относилось.
Стройная, ухоженная Арлин всегда выглядела так, словно только что встала из-за туалетного столика. Она была женщиной без возраста.
То есть двадцати ей бы, конечно, никто не дал, но ей могло быть и тридцать, и сорок, и даже пятьдесят — при условии, если недавно сделала подтяжку лица. Правда, Арлин никогда бы в том не призналась. Точно так же от нее нельзя было добиться даже намека, сколько ей на самом деле лет. Более того, лучший способ избавиться от Арлин — это завести разговор о прожитых годах. Или о днях рождения. Или о том, где вы были, когда застрелили Джона Кеннеди. О чем угодно, что помогло бы установить ее возраст.
Арлин была сантиметров на пять выше мужа — что, конечно, большим достижением не назовешь, — однако всегда стремилась подчеркнуть свое превосходство в росте десятисантиметровыми шпильками. Любопытно, не надевает ли она шпильки специально, чтобы унизить Джарвиса?
Ей не терпелось представиться.
— Я — Арлин Андорфер. — Она протянула руку с малиновыми ноготками. — Зовите меня просто Арлин. Ка-ак приятно с вами познакомиться!
Мне вдруг показалось, что сейчас последует книксен.
Пока ее лицо расплывалось в широкой зубастой улыбке, Арлин, очевидно, вспомнила о недавней утрате в семье Кроссов и сообразила, что веселье, вероятно, не совсем уместно. Она попыталась загасить улыбку, в результате ее лицо исказила странная гримаса.
